Заметил, что в скором времени, по всей вероятности, придётся заняться созданием тщательно замаскированных баз, где будут храниться оружие, боеприпасы, продовольствие и разнообразная одежда. Такого рода склады он называл «бункерами».
Особое внимание Селешко обращал на важность накопления комплектов обмундирования для всех родов войск Красной Армии и Военно-Морского Флота, а также органов НКВД, милиции, прокуратуры, вплоть до формы служащих железнодорожного транспорта и особенно – лесничих.
Андрейченко заметил, что он в курсе задачи, в своё время оговоренной с Коновальцем, но конкретные сроки накопления перечисленного «реквизита» не уточнены.
Секретарь ОУН, негодуя, что такие важные вопросы остаются открытыми, доверительно сообщил Андрейченко, что подобное непростительно, хотя бы потому, что в самое ближайшее время предполагается вторжение в СССР армий ряда европейских стран.
– О, Господи, наконец-то! – с надеждой в голосе воскликнул Андрейченко. – Но когда? Серьёзно ли это? Честно говоря, мы устали от ожиданий.
– Серьёзно. Вполне. И я уверен – большая часть советского населения встретит эти армии с радостью. Преодолев колебания, к ним примкнут и остальные.
– С помощью Всевышнего, может, и в самом деле?!.
Селешко многозначительно подмигнул:
– В немецком Генштабе поняли, что без нас им не обойтись. Что прежняя их надежда, как, впрочем, и наша, оуновская, на переворот в большевистской стране – мечта неосуществимая. Сегодня мы нужны. И это чрезвычайно важно! Так что в скором времени свидимся на родной земле.
– Дай-то Господь! – произнёс Андрейченко. – Очень хочется верить, что свидимся.
Селешко снова заверил Андрейченко в абсолютной достоверности сведений о готовности вторжения. Для полной убедительности осенил себя крестом. Попросил это известие сохранить в тайне. В ответ Андрейченко молча перекрестился…
Селешко растрогался. Прослезился. Признался, что завидует Андрейченко: через несколько дней тот будет в родном краю, по которому он так истосковался.
И Андрейченко взгрустнул. Оба печалились из-за незавершённых дел. Каждый из-за своего… На прощание обнялись, как самые близкие люди. На мгновенье Андрейченко заколебался. И вдруг решился:
– Может, не стоит идти по пути наименьшего сопротивления? Делато серьёзные. Вы когда уезжаете?
– Завтра, – Селешко не понимал, что имел в виду связной подполья. Достав портмоне, извлёк оттуда билет на самолёт. – Завтра в 20.20. А что?
– Верните его. Постараюсь задержаться и я. Мотивы важные! Надеюсь, дома поймут.
Обрадованный решением Андрейченко отложить отъезд, Селешко просиял, крепко пожал ему руку:
– Вот это по-нашему! Глядите, чтоб без осложнений… там!
– Попробую. Обстановка у нас не простая, ручаться трудно. Его превосходительство надо убедить в необходимости моей задержки.
– Не беспокойтесь. Его превосходительство прекрасно понимает обстановку и будет рад вместе с вами поставить все точки над «i». Он вообще относится к вам с большим уважением. Сам слышал, как он говорил, что наконец-то нашёлся толковый связной с подпольем! Не преувеличиваю, его слова…
Андрейченко сдержанно поблагодарил Михаила за приятное сообщение. Искренне и сердечно. О лучшей информации он не мог и мечтать. Последовав примеру Селешко, крепко обнял его.
Они постояли молча, растроганные, радостные, озабоченные. Каждый своим. Сокровенным и абсолютно полярным. Но знал об этом только один из них. А как долго удастся сохранить тайну, не знал и он. Знал лишь, что от этого зависит не только его судьба.
Уходя, Селешко условился с Андрейченко встретиться на следующий день под вечер.
Ночь напролет вспоминал Андрейченко разговор с секретарём ОУН, отдельные фразы, слова, интонации, взгляд. Ничего настораживавшего не обнаружил. Вспомнив, как они обнимались, усмехнулся: такого давно с ним не случалось.
Он понял, что руководство ИНО приказало ему вернуться, основываясь на его тревожном сигнале. Возможно, имеются и другие соображения. Необходимо связаться с ИНО и попросить отсрочить отъезд, ведь рассказу Селешко цены нет!
Уснул Андрейченко под утро. Разбудил стук в дверь.
В мгновение поднлся, как до отказа сжатая мощная пружина. Неслышно подошел к двери, прислонился к косяку, спросил спокойно:
– Кто?
Из-за двери послышался знакомый голос горничной:
– Какая-то женщина принесла бутылку молока и попросила её сразу же передать вам. – И горничная просунула бутылку с молоком в чуть приоткрытую им дверь.
Андрейченко обрадовался: это был условный знак о прибытии связного из Москвы. К тому же давнего, милого его сердцу, очень близкого друга. Красивая женщина, обладавшая острым умом, редкой выдержкой и завидной даже для мужчин отвагой. Поразительное сочетание! Встречающееся, пожалуй, лишь в романах, а не в жизни. Андрей Павлович гордился, что некогда заслужил её особое внимание.
Но разведчик остаётся разведчиком. Не успел он порадоваться, как снова возникла тревога: почему вдруг её прислали? Ведь он должен уезжать? Что-то случилось? Не иначе! Такого ещё не бывало: за два дня до намеченного возвращения прислали связного. Нет, неспроста.
Спустя час они встретились. Узнав причину, побудившую начальство ИНО направить её сюда, Андрей от души рассмеялся:
– Что ни говори, люди мы испорченные. Вечно нам мерещится подвох, провокация. Нервничаем, строим самые невероятные догадки, переживаем и чуть ли ни хороним себя. Выясняется, всё и выеденного яйца не стоит.
Андрей признался: он было подумал, что приезд Зои связан с бог весть какими неприятностями. Связная рассмеялась, но не согласилась с тем, что переживания и сомнения, когда есть к тому повод, излишни:
– Не реагировать на неожиданности, Андрюшенька, нам непозволительно и преступно. – Последнее слово она произнесла по слогам, подчёркивая его значимость. – Лучше заблаговременно подумать о плохом и принять необходимые меры предосторожности, чтобы предупредить возможную неприятность, чем она внезапно обрушится на тебя и будет поздно уже что-либо сделать.
– Верно, дорогая, – согласился Андрейченко, нежно обняв её за плечи. – И я так считаю. Куда лучше жаловаться на жидкую похлёбку, держа в кармане горсть жемчуга, чем мечтать о жемчуге и хлебать похлёбку…
Она рассмеялась:
– Прекрасное сравнение, Андрюшенька!
Зоя передала Андрею Павловичу полученную ИНО копию письма Коновальца, отправленного им по тайному каналу в Польшу Его высокопреосвященству митрополиту греко-католической церкви Андрию Шептицкому, проживавшему во Львове на Святой горе Юра.
– О! – воскликнул Андрейченко. – Наш старый «друг»! Любопытно.
В письме Коновалец информировал Шептицкого о своём видении и понимании складывавшейся в мире обстановки в свете положения дел на Великой Украине, излагал некоторые соображения о деятельности Центрального провода. Он писал: «Обращаю внимание Вашего превосходительства на то, с какой точностью и обстоятельностью осуществляются планы великого фюрера. Коммунизм в Германии уничтожен. Немцы имеют хорошо вооруженную армию. Аншлюс в отношении Австрии стал фактом. Поочередно присоединены к Рейху все немецкие земли – Судеты, Верхняя Силезия, Гдыня вместе с коридором. На этом завершается создание Великого рейха. Теперь Великая Германия переходит к осуществлению величайшей миссии – уничтожению “Большевии”».
Не будем терять времени. Перед нами в эти дни стоит главная задача: подготовка, подготовка и ещё раз подготовка… Наши международные контакты развиваются… Заботы и думы у нас одни – Великая Украина! Там наши дела обстоят не лучшим образом, но наметились добрые начинания. Налажена живая связь через Финляндию, но вести грустные и тоскливые… Тем большей нетерпеливостью охвачены наши души в надежде на осуществление того, что для многих представляется делом безнадёжным…»
Андрейченко пришёл в восторг от письма. Оно было косвенным свидетельством необоснованности его подозрений. Подтверждало слова Селешко о добром к нему отношении Коновальца. Стало быть, недоверие со стороны руководства ОУН тоже исключалось. Это очевидно. По всей вероятности, так расценило это письмо и начальство ИНО и, ни на чём не настаивая, решило в срочном порядке довести его содержание до Андрейченко.
– Воистину судьба, как шкура зебры: тёмную полосу сменяет светлая… – тихо произнёс Андрейченко, словно рассуждая с самим собой. Жди следующую?
– А ты как думал?! Такова наша с тобой участь, Андрюшенька, милый. Но об этом позже. Я привезла тебе краткие установочные данные об этом самом «святом отце».
– Знаю его. Как говаривали у нас в Мелитополе, тот ещё фрукт!
– Не то слово! Хитрый, двуличный, коварный и очень мстительный… К тому же многоопытный, с дореволюционным стажем, резидент крупнейшей шпионской сети, опутавшей не только Польшу и Литву, Украину и Малороссию, но и Петербург! Сама только недавно об этом узнала.
