и похуже. Берджессу вежливо объяснили: псевдоним дан в честь известной английской писательницы Эванс, писавшей под мужским именем Джордж Элиот. Ну а Фрейзер — это в память о шотландском антропологе. Гай плевать хотел на все псевдонимы, а заодно и на литературу с антропологией. И Маклейну фамилия не понравилась, и я еще расскажу, как он от нее избавился.
Экс-дипломаты, работавшие в Вашингтоне, Париже, Лондоне, очутились в абсолютно закрытом тогда для посещения иностранцев Куйбышеве. Практически полная изоляция, неопределенность положения, оторванность от Британии и от чекистов, с ними раньше работавших. Никакого круга общения, кроме нескольких офицеров из областного управления госбезопасности. Лишь не покидавшие обоих мысли о бессмысленности такого существования. Кто мог дать ответ на их вопросы о будущем в закрытом Куйбышеве? Все решалось в Москве.
Дон в отличие от Гая не роптал. И 28 июля 1952 года на стол ректора Куйбышевского педагогического института легло заявление, подписанное «Фрейзер». Не знавший русского языка Марк Петрович просил зачислить его на работу преподавателем языка английского. В принципе, когда-то давно, еще в юности марксист Маклейн собирался учить иностранному языку русских детей. Полагал, что «мировая революция должна завершиться по-английски. Русские люди должны знать английский язык».
К сожалению, куйбышевские студенты приняли его не сразу. Нет, они только на первых занятиях с открытым ртом смотрели на невиданного преподавателя, одетого в костюм непривычного стиля, да еще с галстуком-бабочкой. Но какой еще реакции следовало ожидать в 1953 году от жителей закрытого города, куда до этого никогда не ступала нога иностранца? Главное, непонятен был язык, на котором вежливо обращался к ним товарищ Фрейзер. Он был так не похож на тот английский, которому учили их прежние наставники. Наиболее упертые даже жаловались на Фрейзера в деканат.
Но преподаватели эти недовольства быстро погасили. Они-то поняли: вот у кого надо учиться. И Фрейзер давал консультации, пытаясь взамен освоить не дававшийся ему вначале русский. С некоторыми коллегами установились нормальные отношения. Когда Маклейн уже переехал в Москву, люди из Куйбышева заходили к Фрейзерам домой, а самые бесстрашные, вспомните, какие были тогда времена и годы, даже оставались ночевать. Хорошо, что они не видели глаз Мелинды. Какие коллективные ночевки, если вся семья с тремя детьми ютилась (по мнению Мелинды) пусть в большой, но совсем немногокомнатной квартире. Понятия о комфорте и уюте у Мелинды и новых русских знакомых абсолютно не совпадали.
Не уверен, что, попав в Куйбышев тех годов, и сам Дон был по-прежнему уверен в приходе мировой революции. Смерть Сталина в 1953 году пробудила у Маклейна надежду на лучшее. Однако ничего не изменилось. Постылый Куйбышев он и позже, уже в Москве, вспоминал недобрым словом.
И все же коммунистическим убеждениям Дональд не изменил. И осенью 1956 года, уже в Москве, Марк Петрович Фрейзер вступил в Коммунистическую партию Советского Союза. Культ личности развенчан на ХХ съезде. И, как он твердо верил, должна была наступить новая жизнь.
А до этого Маклейн, потрясенный переменами в своей судьбе, поначалу пил горькую. Полагаю, что рассказчики не преувеличивали. Великий разведчик «Гомер» понимал: возвращение назад исключено.
И славу богу, что вступивший в советское гражданство Маклейн — Фрейзер довольно быстро осознал, что надо не приспосабливаться, не прогибаться, не впадать в алкогольное забытье, а жить жизнью общества, тебя окружавшего.
Хотелось бы мне знать, осознают ли люди, вступившие на труднейшую дорогу разведки и работавшие на противника своей страны, что такой исход если и не предопределен (бывают, наверное, счастливые исключения, хотя вряд ли), то весьма и весьма вероятен? Невозможно годами добывать секреты для других и при этом оставаться незамеченным своими. Расплата, неясно в какой форме, но когда-нибудь все же настигнет. Она может и задержаться, но в принципе неизбежна. Тут на помощь попавшим в сложнейшую ситуацию должна бы «прискакать» идеология. Верность юношеской мечте, понимание, что ты сделал все, что мог. Умение не оглядываться, переступить порог и идти дальше. Маклейну это удалось. Берджесс сломался и покинул мир раньше ему предназначенного. Мир его праху. Аминь…
Я попытался отыскать следы пребывания этой пары в Куйбышеве. Но столько лет пролетело, изменилось все, включая название города, которому, как выяснилось с годами, псевдоним присвоили тоже только на время, вернув прежнее имя — Самара.
Известно лишь, что Фрейзера и Элиота поселили в разных концах большого города. Кроме них никаких англичан в закрытой зоне не проживало. Общаться двум не говорящим на русском языке экспатам — не с кем. Однако виделись они редко. Было что обсудить и о чем вспомнить, но оба предпочитали держаться поодиночке.
Устали друг от друга? Возможно, и это тоже. Но ведь общая беда сближает? В их случае этого не произошло. Они столько пережили и выстрадали вместе, что это, как бы ни казалось парадоксально, невольно отталкивало друг от друга.
Маклейн преподавал английский и учил русский. Берджесс наотрез отказался изучать язык страны пребывания. Пытался отыскать себе партнеров по сексу. В те годы гомосексуализм в СССР карался законом, но Гай порой находил того, кого искал. Уже тогда ему мерещилось, что когда-нибудь он сможет вернуться в Англию.
Дональд понимал, что все это — чушь. Зубрежка, общение со студентами, которых он, впрочем, ухитрялся с присущей ему холодной сдержанностью держать на определенном расстоянии, помогали быстро осваивать немыслимо трудные азы чужого языка. В конце концов он, единственный из троицы — Филби, Берджесс, Маклейн, не только прилично заговорил по-русски, но и писал на нашенском сложные научные статьи.
В Куйбышеве не хотел общаться ни с какими визитерами из разведки. Подыскал и благовидный предлог, прося дать время на изучение языка.
И хотя никаких официальных заявлений о том, что два знаменитых перебежчика живут в СССР, так и не последовало, еще в 1954 году Гая навестила
