Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №11 за 2005 год

Ладанные книги из патриаршего архива уточняют наблюдения. Впервые ладан в церковь на Сретенке поступил 22 октября 1613 года. Но только с лета 1619-го выдача ладана сопровождается указанием на «празднование» иконы, а в 1620-м образ впервые назван чудотворным. В июне 1619 года в Москву из плена вернулся Филарет, сразу избранный патриархом. Его острая неприязнь к католичеству и Речи Посполитой повлияла и на канцелярские формулы. Но пока это все. Устройство придела в храме на Сретенке в 1624 году, конечно же, прямо связано с обетным украшением образа князем Пожарским и было осуществлено, скорее всего, в основном на его средства.

Ситуация изменилась к концу 1620-х — началу 1630-х. В апреле 1632 года в Москве побывала старица Мавра — та самая Матрена, которой явилась Казанская икона Богоматери в 1579 году. В октябре 1632-го «осенняя Казанская» праздновалась в церкви Введения Богородицы «златоверхия», поблизости от старого подворья Романовых на Варварке. В ту же осень был спешно построен храм для иконы — 17 декабря состоялось его освящение. Деревянная церковь Богородицы Казанской «в Китае-городе у стены» сразу получила соборный статус. Возведение каменного собора завершилось в сентябре 1636-го. Так «ополченческая» Казанская, совершив «шествие» по храмам столицы, обретает отдельный, посвященный ей храм. Происходит это явно по инициативе царя Михаила и патриарха Филарета: соборы строились на царские деньги. Почитание иконы приобретает государственный характер.

Побудительные мотивы понятны. В августе 1632-го началась война с Речью Посполитой. Казанская Одигитрия, то есть Путеводительница, должна была «привести» русские войска к победе, к возвращению отторгнутых земель. Увы: 1 октября (по старому стилю) 1633 года умер Филарет. Плохо подготовленная, начатая с большим промедлением война кончилась полным поражением в 1634 году. Но на почитании Казанской иконы Богоматери это вряд ли сказалось. Оно еще более утвердилось с рождением у девятнадцатилетнего царя Алексея Михайловича в ночь на 22 октября 1648 года первенца, царевича Дмитрия. Это важнейшее для династии событие было воспринято как знак особого покровительства Царицы Небесной царской семье, явленного через Казанский ее образ. Собор получил большие вклады, в ноябре 1649-го в Коломенском, любимой резиденции царя под Москвой, освятили храм Казанской Богоматери с двумя приделами. Окружной грамотой от 29 сентября 1649 года устанавливалось повсеместное празднование Казанской иконы Богоматери: «во всех городех, по вся годы». При этом упоминались два события: «очищение» Московского государства «от литовских людей» и рождение наследника. Так установилось общегосударственное празднование «осенней Казанской» 22 октября, так оформилась связь этого праздника с памятью об освобождении столицы и всей страны от интервентов. Так Казанская стала семейной защитницей Романовской династии. Даже ранняя смерть царевича, который не прожил и двух лет, ничего не изменила: почитание Казанской иконы Богоматери укреплялось и ширилось. Конечно, ни в раскаленные дни восстания москвичей и дворян в 1648 году, ни в трудном 1649-м царь никому не поручал проверку подлинности и значимости даты 22 октября по старому стилю. Так было принято в царской семье (он почти наверняка участвовал в крестных ходах с Казанской), так повелось в церковной традиции (и «очищались», напомним, от «литовских людей», а не от поляков). И не ему было менять традицию.

Но действительно ли, как полагают наши законодатели, ополченцы взяли Китай-город 4 ноября по новому стилю?

Эта бессмертная сентенция все же не подрывает доверия к главному назначению календарей — последовательно вести счет дней, недель, месяцев. Но в нашем случае ошиблись не календари.

Русские источники, как документальные, так и повествовательные, не расходятся в датировке взятия Китай-города, хотя по-разному обозначают дату: иногда называют месяц и день, иногда —только день недели или день памяти святого равноапостольного Аверкия. Но речь в них всегда идет о четверге 22 октября 1612 года. Причем по юлианскому календарю: именно по нему жила Россия до февраля 1918-го. Католические же, а затем и протестантские страны Европы с конца XVI века или позднее перешли на другой, «григорианский», календарь: булла папы Григория XIII предписывала считать следующим после 4 октября 1582 года днем 15-е, а не 5 октября. Именно поэтому в дневнике одного из осажденных о сдаче Китай-города рассказывается под 1 ноября.

Итак, современники интересующего нас события датировали его 22 октября и 1 ноября — соответственно по юлианскому и григорианскому календарям. Совершенно законно: в конце XVI и на протяжении всего XVII столетия разница между юлианским и григорианским календарями составляла 10 суток. С 1918 года в нашей стране используется григорианский календарь. Так почему же Дума утвердила в качестве праздничного и нерабочего дня четвертое, а не первое ноября? Ответ до смешного прост: потому, что она полностью доверилась православному церковному календарю, в основе которого лежит годовой цикл повторяющихся на протяжении столетий праздников и дней памяти. Нетрудно догадаться, что после февраля 1918 года месяцеслов приобрел современный вид с указанием дат по старому и по новому стилям. Напомним, что переход на григорианский календарь был сделан с учетом накопившейся к XX века разницы: в прошлом столетии (как, впрочем, и в нынешнем) она равнялась 13 суткам. Русская церковь отмечала «осеннюю Казанскую» 22 октября по юлианскому календарю и в XVII, и в XVIII, и в XIX столетиях. Когда понадобилось привести параллельные даты, то она оказалась (вполне законно) сдвинутой на 4 ноября. Такие календарные подвижки неизбежны, пока Русская православная церковь следует в своей внутренней жизни юлианскому календарю. В XXII столетии, к примеру, «осенняя Казанская» переместится уже на 5 ноября по новому стилю. Сближаясь, между прочим, с отмененным праздничным днем 7 ноября.

Подчеркнем, что 22 октября (4 ноября) православные христиане празднуют не годовщину взятия ополченцами московского Китай-города — события однократного, не передвигающегося в зависимости от столетия, а чудотворения Казанской иконы Божией Матери, их символическую связь с освобождением Москвы и всей страны от интервентов. Связь, закрепившуюся, как мы видели, в сознании русских людей к середине XVII века значительно позднее интересующего нас события и окончания Смуты. Так что, с точки зрения людей Церкви и воцерковленных православных, тут нет хронологической ошибки.

Но почему законодатели государства, по Конституции отделенного от Церкви, утвердили, придав ему светскую словесную обертку, церковный по сути праздник? Или мы что-то упустили? Может быть, в 1612 году что-то важное случилось именно 4 ноября по новому стилю, или 25 октября по юлианскому календарю? Нет, русские источники дружно молчат об этом дне. В упомянутом дневнике есть под 4 ноября краткая запись о незначительной попытке отбитой атаки. Доверимся ей, хотя она и вызывает большие сомнения. Но никаких других свидетельств о воскресном дне 25 октября (4 ноября) 1612-го современники нам не оставили.

Такая вот незадача! Получается, строго говоря, что 4 ноября 2005 года мы будем праздновать годовщину 4 ноября 1612-го, дня, когда ни одного сколько-нибудь заметного события, связанного с «освобождением Москвы от польских интервентов» или с «окончанием Смутного времени», не произошло.

Вот итог наших путешествий в историю, церковные предания, календарные системы. Праздничным, нерабочим стал день, определенный с календарной ошибкой и с той мифологической оценкой событий, которая сложилась у князя Пожарского, первых царей из Романовых, в годовом праздничном цикле Церкви к середине XVII века и, меняясь стилистически, сохранилась в позднейших месяцесловах. И к слову: в императорской России «осенняя Казанская» была государственным праздником лишь в той мере, что и все остальные церковные, причитавшиеся к «неприсутственным дням» праздники (таковых в начале XX века было более 30). Собственно государственными и «неприсутственными» были дни восшествия на престол и коронации, а также дни рождения, именины императора, императрицы, в том числе вдовствующей, и наследника.

Владислав Назаров

По телевидению и радио, в кино и газетах нам по десять раз на дню так или иначе намекают: он — страшная угроза цивилизованному человечеству. В нем заключена неумолимая разрушительная сила, которую, по большому счету, можно победить лишь вместе с ним. Будь бдителен и готовься к бою, бедный человек Запада… Из другой же части земного шара с той же взвинченной страстью раздается обратное: без него — невозможно никакое благо. Душа только в нем — на верном пути. И кто этого не понимает — глупец или враг. Как тут быть, как разобраться? Как, в конце концов, приблизиться к пониманию — что такое мир ислама?