Стремительное распространение ислама в первые века после его возникновения было подобно взрывной волне. Кочевые, не слишком многочисленные и разрозненные племена бедуинов к тому времени больше тысячи лет кочевали по своей великой пустыне из оазиса в оазис, не помышляя ни о каких завоеваниях, но великая идея Мухаммада о халифате – праведном государстве на этом свете, долженствующем объединить все народы, — словно воспламенила их. При жизни Пророка подавляющая часть Аравийского полуострова оказалась политически объединенной под властью Медины. В царствование же первых трех его наследников, так называемых «трех праведных халифов» (632-656 годы), исламская держава уже включала в себя и Багдад (вскоре этот город превратится в цветущую столицу), и Иерусалим, и Египет. На севере триумфальное шествие мусульман было задержано упорным византийским сопротивлением — с греческой империей арабы впоследствии так и не справились. Но на западе и востоке их владения неуклонно расширялись вплоть до 750 года, когда на пике своего могущества династия Омейядов господствовала одновременно над Пиренеями и Гиндукушем, знамена ее развевались на берегах Инда, Нила и Куры, армяне, корсиканцы, белуджи и берберы были ее подданнными.
Буквальному переводу с арабского языка на русский слово «ислам» не поддается. Самое близкое, что можно придумать — «смирение», «покорность Богу», «предание себя Ему». А известнейший знаток мусульманской теологии, норвежец Фритьоф Шуон, говорит так: «Ислам — это встреча Бога, как такового, и Человека, как такового». То есть Всевышний выступает вне любых имен и качеств. Его нельзя увидеть, нельзя выразить доступными нам средствами. Он «есть Вещь, но в своей вещности превосходит любую другую вещь» — так выражена эта философская идея в одном из хадисов (то есть речений, высказанных вне Корана) Пророка Мухаммада.
«Новое» начинается с мусульманского символа веры.
Точно так же, как последователи Иисуса и его апостолов верят «во единаго Бога Отца Вседержителя… Сына Божия Единороднаго… распятаго же за ны при Понтийстем Пилате… и в Духа Святаго, Господа животворящаго…», правоверные мусульмане утверждают: «Ашхаду ан ла илаха илла-л-Лах ва ашхаду анна Мухаммад расул Аллах» («Свидетельствую, что нет бога, кроме Бога, а также свидетельствую, что Мухаммад — посланник Бога»).
Эту формулу изрек сам Пророк, когда к нему явился некий незнакомец в богатой одежде (это был, надо понимать, сам архангел Джабраил, или, в западной огласовке, — Гавриил) и спросил: «Что есть Ислам?» В ответ мекканцу пришлось тут же определить четыре основные заповеди, до сих пор составляющие основу истинно мусульманского образа жизни. Это: салаат — ежедневная пятикратная молитва, закят — добровольное пожертвование в пользу бедных, пост во время священного месяца Рамадан (принимать пищу и пить разрешается только ночью, после захода солнца) и хадж, паломничество — прежде всего в Мекку. В последнем предписании допускается единственное послабление: если у кого-то не хватает средств или здоровья, посещение дальнего аравийского города можно заменить «малым хаджем» к ближайшей от дома святыне.
Ислам и авраамические религии
Религиоведение относит мусульман наряду с иудеями и христианами к последователям авраамических религий. Фактически это означает то, что в каждой из них присутствует основополагающая история (миф, представляющий идеальный образец веры) о праотце Аврааме, жившем в XIX веке до н. э., заключившем завет с Богом, в котором Бог за послушание пообещал ему, что он будет отцом множества народов.
А практически речь идет о концептуальной и генетической близости великих религий, рожденных одна за другой в Передней Азии. Действительно, их фундаментальные постулаты — взгляд на Бога как на личностное творческое начало, четкое противопоставление Добра и Зла, понятие об их непримиримой борьбе — идентичны.
В каждой из этих систем Мухаммад, Моисей и Иисус, соответственно, призывают человека к чистоте помыслов, отказу от греха и раскаянию. Награда за праведную жизнь — воскресение после Судного дня и вечное райское блаженство.
Кроме того, мусульманами признается особенно важным, что все авраамические религии родственны друг другу формой полученного ими Откровения, то есть священными писаниями (арабское выражение «ахл альКитаб», «люди Книги», объединяет представителей трех конфессий). При этом, правда, Коран принципиально отличается от Пятикнижия Моисеева и Евангелий. Он не боговдохновен, подобно Библии, где наряду со словом Божьим звучит и человеческое. Коран содержит прямую речь Всевышнего, переданную Мухаммадом.
Принципиальные же, вероучительные расхождения между авраамическими религиями начинаются лишь на богословском этапе — с вопроса о природе Господа. Причем надо сказать, что мусульмане «через голову» христиан сближаются здесь с иудеями. И те, и другие не приемлют догмата о Триединстве Божественных Отца, Сына и Святого Духа (Троице), «подозревая» в нем элементы язычества. В то же время те, кто исповедует ислам, конечно, неодобрительно смотрят на национальные пристрастия сурового израильского Иеговы.
Кстати, мусульмане свято уверены, что их Пророк приходил на землю не для создания новой религии, а для восстановления старой, истинной веры Авраама, который, согласно Корану, и был первым мусульманином. Иудеи и христиане тоже знали поначалу свет истины, но со временем он для них померк.
Любовь Хоботова
Рожденный свободным
В отличие от христианства ислам не знает института священников. И на пути хаджа, и у домашнего очага, в час рождения и смерти, в горе и в радости мусульманин общается с Богом самостоятельно, без посредников и толкователей. Отсюда — парадокс: последователи Пророка, постоянно обвиняемые в нетерпимости, во все века имели больше свободы и возможностей судить о собственной вере, чем католики или православные.
Хотя все грамотные мусульмане формально равны в религиозной жизни, на деле эта жизнь направляется весьма четко — людьми, которых сама община («умма») призвала наставлять и помогать верующим на пути к Всевышнему. Имамы, возглавляющие храмовую службу в мечетях, и муллы, которые читают молитвы и преподают в школах, избираются самым что ни на есть демократическим образом. Правда, в шиитском Иране существует еще институт аятолл — от слова «айату-л-лах», «знамение Божье». За аятоллой признается высочайший авторитет в вопросах духовной, а со времен революции 1979 года — и светской жизни.
Итак, побеждает тот, кто кажется большинству имеющих право голоса (то есть всех проживающих в округе взрослых мужчин) самым рассудительным, красноречивым, благочестивым. Разумеется, исламскому электорату свойственно подчас ошибаться так же, как американскому или российскому… Кстати, именно в нашей стране, искони склонной ко всякого рода централизации, описанная выше практика была нарушена: еще с дореволюционных времен в России сложилась система «духовных управлений», вольных смещать и назначать мулл по своему усмотрению. Очевидно, поэтому в лексиконе отечественных журналистов прижилось выражение «мусульманский священник», что с точки зрения ортодоксального ислама звучит примерно как «военный офицер».
Итак — свобода и только личная ответственность перед Всевышним.
На этот, казалось бы, тупиковый вопрос Пророк дал ответ, очевидно, единственно возможный в свой простоте: «Не существует религии там, где нет разума». Мусульманин по определению должен стремиться к познанию, чтобы научиться выносить верные суждения. Так возникает еще одно парадоксальное недоразумение: из десятилетия в десятилетие Европа повторяет, что исламское общество отстало, темно и безграмотно. В этом, мол, его главный порок, который подлежит исправлению лишь просвещенными цивилизаторами — собственно, европейцами.
Конечно, основательное «знакомство» западного мира с исламским пришлось на ХIХ век, когда последний пребывал в некоторой стагнации. Но в эпоху расцвета ислама, в IХ—ХI веках, самый высокомерный парижанин или римлянин так бы не сказал, ведь свет передовой науки доходил тогда до христианских стран именно с Востока.
Но тем не менее и в наше время странно звучат обвинения в невежестве тех, кто уже почти полторы тысячи лет живет по таким законам Корана: «Высшее служение Богу есть приобретение знания». А также: «Отправляйся за получением знания даже в Китай» (подразумевается не то, что нужно учиться у иноверцев, хотя и в этом мусульманская доктрина не видит ничего страшного, а то, что в столь важном деле любые усилия целесообразны). Пророк запретил даже браки между необразованными людьми.
Как Господь устраивает и изменяет весь мир по своему разумению, так и мы способны на своем месте работать над миром и над собой. В наших широтах это, пожалуй, назвали бы «творческим потенциалом». А виднейший мусульманский ученый Хамид аль-Газали еще в XI веке (то есть задолго до дискуссии по аналогичному вопросу между Мартином Лютером и Эразмом Роттердамским) выражается так: «Свободная воля представляет собой особый вид воли, который возникает по сигналу разума относительно того, в чем человек не уверен».