Ужин с мертвецом
Шутить с мертвецами – опасное дело. Илько, который жил на Лычакове и торговал крупами, поздно вечером возвращался из кабака, немало выпив. А идя мимо кладбища, заметил возле дерева какого-то человека, который стоял неподвижно.
– И охота тебе вот так стоять? – спросил Илько. – Айда лучше ко мне на ужин. Ещё настойки шарахнем.
Человек молча побрёл за Ильком. В доме уже все спали. Илько провёл гостя на кухню, поставил на стол миску фасоли со шкварками, налил по пять капель.
– Пей, брат, ешь, не стесняйся.
Но гость молчал и лишь смотрел, как Илько уплетает фасоль. Наконец отозвался:
– Отведи меня обратно на то место, откуда забрал.
Илько пожал плечами и послушно оправил гостя на кладбище. На прощание тот сказал:
– Завтра в то же самое время и на том же месте мы встретимся. Теперь твоя очередь прийти ко мне на ужин.
Илько на следующий день на трезвую голову всё рассудил, и его охватил страх. Теперь он уже догадывался, кто у него гостил. В тот вечер он уже никуда не шел и рано лёг спать. Но вскоре после полуночи раздался стук в окно, и глухой тоскливый голос позвал:
– Илько! Илько! Ужин стынет!
Жена толкнула Илька:
– Кто-то тебя зовёт! Кто это может быть?
Мороз пошёл у него по коже:
– Цыц. Не откликайся.
А тем временем кто-то шкряб, шкряб, шкряб:
– Илько! Илько! Я у тебя был, и ты ко мне приходи!
Наконец Илько встал с кровати, оделся и сказал жене:
– Не даст нам этот призрак спокойно спать. Я должен идти.
– Глупый, не иди! – перепугалась женщина. – Поскребётся и пойдёт себе.
– Ой, не думаю, что он так просто уйдёт. Ну, Господи, благослови, – перекрестился Илько и вышел из дома.
Вчерашний гость сразу направился в сторону кладбища, и Илько уже мысленно простился с жизнью. На кладбище они прошли немного по тропе и оказались перед высоким склепом. Дух отодвинул большую каменную плиту, и перед ними появился вход. Илько ступил за духом в черноту. Там стоял тяжёлый запах влаги, смешанный с дымом свечей.
В глубине склепа слабо мигало несколько тоненьких восковых свечек, а вокруг полуистлевшего, обросшего мхами гроба сидели две молодые панны, одна женщина постарше и ещё какой-то пан.
– Это моя семья, – сказал дух. – Я привёл к нам на ужин того человека, который меня вчера у себя угощал.
Все закивали.
– Садись с нами, – велел дух Ильку, и тот сел на камень.
Их ужин состоял из того, что они вдыхали запахи гниющего гроба, сырого мха, сырой земли и тошнотворного разложения тел.
Илько сидел в страшном напряжении, и несчастные полчаса превратились для него в бесконечное мучение. Но вот наконец духи встали и медленно двинулись куда-то под землю. Остался лишь вчерашний гость Илька.
– А теперь я тебя отведу туда, откуда забрал.
Назад Илько возвращался, будто на крыльях. Возле дома они остановились, и дух сказал:
– Впредь никогда не связывайся с духами.
И дал Ильку такую сильную пощёчину, что несколько дней было видно пять пальцев на щеке.
Жил себе когда-то за Яновской рогаткой очень невежливый мальчик. Каждое утро он выгонял коз на лужайку неподалеку от кладбища и оставлял там на целый день, а вечером забирал. Родители его не раз учили, чтобы к кладбищу и к умершим относился с уважением, ничего с кладбища не брал и ничего на могилы не бросал. Но, как я уже говорил, мальчик тот был очень непослушным и никогда не упускал возможности нарвать с могил земляники, малины или щавеля.
А однажды вечером прибежал он на кладбище и стал громко петь:
Эй, умерший, вставай,
будем клёцки жрать!
А потом лёг на чью-то гробницу и запихал палочкой в щель несколько клёцек.
Вдруг в гробнице послышалось шуршание, что-то крякнуло, и низкий скрежещущий голос отозвался:
– Иди-иди себе, принесёшь мне клёцки в полночь!
Мальчик очень испугался и убежал домой. Весь вечер ходил он печальный, грустный, ни слова никому не говоря. Но ночь минула спокойно. Однако на следующую ночь ровно в полночь кто-то начал стучать у окна и кричать:
– Где мои клёцки?! Неси мои клёцки! Клёцки неси!
В доме все всполошились и не знали, что делать. А мальчик боялся признаться, что сам разбудил мертвеца. Когда же и на третью ночь какой-то призрак стал стучать в окна и требовать клёцек, родители пошли к священнику и рассказали, что у них стряслось.
– Чтобы такое произошло, кто-то из вас должен был что-то натворить, – сказал священник. – Кто из вас ходил на кладбище?
– Разве что сын. Он там около кладбища коз пасёт.
Привели мальчика, и он батюшке признался в своём проступке.
– Ну, что ж, – вздохнул священник, – наварите клёцек, а ночью возьмём хоругви и крест, да и пойдем с мальчиком на кладбище!
Так они и сделали. В полночь отправились процессией на кладбище, подошли к гробнице и поставили мальчика с макитрой клёцек впереди, а священник начал службу.
Ночь была лунная, тихая, безветренная, но свечи все время гасли. Вдруг плита на гробнице заскрежетала и сдвинулась, оттуда вылезла костлявая рука, схватила мальчика и мгновенно затащила в гроб. Плита снова стала на место, затухшие свечки ярко заполыхали, сама гробница провалилась под землю, будто её здесь и не было никогда.
Напрасно родители голосили и просили им вернуть сына – гробница больше не появилась на поверхности земли.
На Лычакове любили рассказывать разные страшные истории. Мисько Бальон, который жил в 1930-х годах, побил все рекорды в общении с духами. Казалось, они твёрдо решили как-то его напугать, и караулили на каждом шагу.
Рассказывал ли я вам о той девушке? Как это – о какой? Ну хорошо, всё сначала. Иду я по улице Святого Петра и вижу, что передо мной вышагивает такая фигурная цыпочка, что у меня сердце в пятки ушло. Одна! Вечером! Что бы я был за кавалер, если бы лялечку домой не провёл? Ну вот, подбежал я к ней и говорю:
– Где это панянка так долго гуляла, что сама домой возвращается? Может, я вас проведу?
А она говорит:
– С удовольствием.
И поворачивает лицо ко мне. Боже правый! Не поверите! Лица у неё не было. Ни глаз, ни носа, ни губ – ну совсем ничего!
Я подумал было, что сошёл с ума. Застыл на месте. А чудовище помахало мне белой, как бумага, ручкой и свернуло в кладбищенские ворота.
Постоял я так с минуту и слышу, как зубы стучат. Как вдруг смотрю – едет бричка. А на бричке фирман в шляпе свесил голову и дремлет. Я к нему:
– Слушайте, пан, какое я чудо видел! Девушка без лица! Ни глаз, ни носа, ни щёк, ни ушей – ничего нет!
– Что вы такое говорите! – говорит тот извозчик и поднимает голову.
Мама дорогая! Глянул я на него и замер. У мужика не было лица. Ни глаз, ни носа, ничего. Бричка свернула в те же ворота, а я с полчаса стоял как вкопанный.
Было это в субботу. Иду я, пошатываясь, поздно вечером домой мимо кладбища и свищу фай-дули-фай, потому что хорошенько выпил и был в хорошем настроении. Когда смотрю – у ворот сидит какой-то призрак. Ближе подхожу – старичок.
– Пан дорогой, – говорит, – не отнесли бы вы меня к гробнице?
– К какой ещё гробнице?
– А я вам покажу, только возьмите на руки.
Взял я того деда на руки, а он лёгенький, как пёрышко, да и несу. Он только руководит – лево, право, прямо. Я ничего не говорю, потому что иногда нужно и хорошие дела делать, не только морды бить. Но тут он говорит:
– Стой! Это та гробница. Постучите в двери.
– Погодите, – говорю, – с чего бы мне стучать в чужую гробницу? Это же не дом.
– Стучите и не перечьте. Тогда получите награду.
– А, это другое дело.
Я постучал, а оттуда такой голос хриплый:
– Кто там?
– Это я, Конопка! – отозвался старичок и показывает на пальцах, чтобы я его спустил на землю.
– А-а, это ты! Чтоб тебя черти взяли! Чтоб ты в смоле кипел, как индюк в супе! – кричит голос из гробницы.
– Подождите, пан Бридский, не проклинайте! Выйдите на минутку сюда.
А мне старичок тихо шепчет:
– Слушайте, когда он выйдет, возьмёте его за правую руку и меня за правую и соедините. Мы при жизни были очень сварливыми соседями и теперь после смерти мучимся. А это вам жалованье, – и положил мне в руку какой-то камешек.
Еле успел я его спрятать в карман, как тут каменная плита заскрипела, открылась, а оттуда вылез чуть ли не на коленях другой старичок.
– Какого чёрта тебе не лежится, ты, Конопка несчастный? И тут ты меня нашёл? Сейчас я тебе патлы повыдираю. Сейчас я тебе морду подправлю!
Но тут я схватил их за руки, соединил вместе и держу. Боже, что тут начало твориться! Земля задрожала, а оба деда так затряслись, что аж искры полетели.
Но через миг оба рассыпались, не осталось и следа. Дома я тот камешек рассмотрел – а то чистое золото! Только, видно, долго в земле лежало.