Но через миг оба рассыпались, не осталось и следа. Дома я тот камешек рассмотрел – а то чистое золото! Только, видно, долго в земле лежало.
О девочке, которая шла вечером через кладбище
Одна девочка, которая жила на верхнем Лычакове, ходила проведать свою тётушку на Погулянке. В гостях она задержалась и теперь опаздывала домой. Она знала, что в десять часов вечера все ворота города Львова закрываются, и потом придётся долго стучать, пока пани Шимонова – так называли всех консьержек – отворит двери.
Чтобы сократить дорогу, девочка решила пройти через Лычаковское кладбище. Ей конечно же было страшно, а потому она шла как можно быстрее. Вдруг она заметила впереди себя ещё одну девочку в белом платье, которая тоже куда-то торопилась. Девочка присоединилась к ней и спросила:
– Ты не против, если я пойду с тобой? А то мне страшно идти одной через кладбище.
– Ой, как я тебя понимаю, – сказала печальным голосом девочка в белом платье. – Мне тоже было страшно, когда я была живая!
Как-то ночью в церковь в Зубре прокрался вор. Сложил в сумку подсвечники, бокалы, а когда нашёл вино, которое предназначалось для причастия, то не мог себе отказать в удовольствии, чтобы не причаститься на славу. А выпив две бутылки, он свернулся калачиком и сладко уснул.
Среди ночи вор проснулся от яркого света. Он раскрыл глаза и увидел, что вся церковь сияет, все подсвечники, которые он украл, вернулись на свои места и горят. А у алтаря стоит к нему спиной священник со святыми дарами.
Вор от испуга протрезвел и собрался было бежать, как вдруг священник громко произнёс:
– Есть ли здесь кто-нибудь, кто мне послужит?!
Вор сглотнул, но не издал ни слова.
Священник повторил:
– Есть ли здесь кто-нибудь, кто мне послужит?!
Наконец вор отозвался:
– Я!
– Подойди!
Вор подошёл.
– Налей, – велел священник, не поворачивая к вору головы.
Тот взял бутылку и дрожащими руками налил вина в подставленную чашу. Когда мельком глянул на священника, то увидел голову мертвеца с запавшими глазницами и гнилыми зубами.
– Через три дня умрёшь, – сказал мертвец, и свет погас.
Вор свалился без памяти, а в себя пришёл, когда уже стало светать. Увидев возле себя сумку с краденым, быстренько все повынимал и положил на место, а потом побежал домой и всё рассказал семье. Потом исповедался у священника, а на третий день умер.
Слышали ли вы о знаменитых львовских батярах Юльке Спухляке, Юзьке Диком, Сташке Слепом, Юльке Чухрае, Юзьке Мариновском? Если нет, то что вы тогда знаете о Львове?
Говорят, что Львов основал король Лев, но батяры этому не верили. Они всегда были уверены, что пришли сюда раньше. И когда Львов уже выстроили, и король впервые прибыл сюда и остановился перед панскими воротами, то вдруг оказалось, что разбойники украли у него ключ.
Ну, не дела? Ключ, правда, потом вернули, но с условием: Львов и батяры так же неразлучны, как мамалыга со шкварками. И король согласился. А что делать было – не ночевать же под открытым небом.
Львов с течением лет превратился в исполинский котёл, в котором представители разных наций дали жизнь многим явлениям. Батяр, сладкий варьят, макабунда или андрус – это всё одно и то же – гуляка. Может, от бывших татарских пленников переняли разбойники склонность к бродяжничеству, хитрость и практичность – от армянских и греческих купцов, гордость – от немецкого мещанства, задиристость и само название своё – от мадьяр, фантазию – от польской шляхты. А весёлость, лень, любовь к песням – от украинцев. Да и до сих пор непослушных детей в Галичине называют батярами.
Що не кажіте – нема на світі,
Йой, як серце батяра.
Просте, отварте, найбільше варте,
Йой, то серце батяра.
Зробиш му кривду – то враз обірвеш.
Батяр – як лютий звір.
А зробиш му добре, то він тобі теж,
Сто разів більше, повір[3].
Когда-то львовскими батярами могли быть не только «уличники», как называли детей, которые большую часть времени проводили на улице. Батяры могли происходить и из порядочных и зажиточных семей, но головокружительный период батярства в их детстве не проходил бесследно, потому что эти люди оставалась и во взрослом возрасте батярами в душе. Ведь батярствовать мог и вполне уважаемый человек, и зелёный сопляк. Батяр – это стиль жизни, подрывающий общепринятые нормы. Батяр мог быть хулиганом, но не разбойником и не грабителем, потому что таких называли «киндерами». У батяра была своя философия и свой нрав.
Батяры были из центра или из предместья, из-за рогаток. Центровые батяры были циничнее, им нравилось жить жизнью проходимца, вертихвоста, ловкого мошенника. Но там, где предместье превращалось в село, батяр был уже другой. Овеянный запахами картофельных пирогов, горохового супа, закопченый дымом жжёной картофельной ботвы и осенней листвы, похожий на доброго духа тёмных львовских улочек.
Что-что, а драться батяры умели и любили. Особенно с «киндерами», с которыми всегда враждовали. Батярское братство, или, как тогда говорили, батярская вера твёрдо держала позиции и гордилась своими подвигами. Уличные баллады радостно воспевали стиль батярской жизни.
Вже дванайцять б’є мені,
Йду си через Львів,
Впивсі тєжко на вині —
Радо би-м де сів.
Але мі сі ніц не стало,
Бу я гультяй, яких мало.
Бернардинський пляц минув,
Суне якийсь граф.
Каже мені: «Батяр марш!»
Я в циліндр – паф!
Аж сі денце заламало.
Бу я гультяй, яких мало.
Як трамваєм їхав я,
Баба робе крик.
Хтось туребку свиснув ї —
Та й ду мене скік!
Але ї сі так здавало,
Бо я гультяй, яких мало.
Поліцая у трамвай
Чорт якийсь приніс.
А я гіров як махнув
То го просто в ніс.
Аж му з носа закрапало,
Бенц го ше раз, бу то мало.
Скаче за мнов кумісар,
Махає ціпком.
Я наставив кулака,
А він бух! чолом.
Аж му в очах застрибало,
Бенц го ше раз, бу то мало.
В Бернардинському садку
Я сі захував
І під ружами всю ніч,
Як дитина, спав.
Ранком руж ся назбирало,
Бо я гультяй, яких мало[4].
Так уже случилось, что в уличных песнях речь шла преимущественно о потасовках и гуляньях, а вот работа батяров на благо общества осталась не воспетой. Хотя батярам, как это ни удивительно, приходилось и на хлеб зарабатывать. Работа, за которую брались батяры, не требовала особой квалификации. Нанимались они каменщиками и подручными на стройках, брались пилить колоды и рубить их на дрова, продавали газеты, краденые цветы, ворованых собачек и кошечек.
Любили батяры разводить голубей. Голубей охотно покупали. Варили бульон, пекли на вертеле. На любом львовском базаре можно было увидеть батяров, которые торговали голубями и другими птицами. Ловля певчих птиц – чижиков, грачей, дроздов, снегирей – тоже относилась к батярским занятиям.
За свой острый язык не одному батяру пришлось ответить перед законом. Так, в 1913 году один такой шутник публично заявил, что наисветлейший и наимилостивейший цесарь Франц-Иосиф сидит у него в заднице. В наше время такие смельчаки получили бы шанс стать депутатами Верховной Рады, а тогда батяра сразу забрали в «фурдыгарню», то есть в тюрьму.
На процессе судьям пришлось попотеть. Ведь для обвинения батяра надо было повторить те же самые слова, которые выпалил обвиняемый. И судья нашёл выход. Объявляя вердикт, он употребил такой перифраз: «За распространение фальшивых сведений о местопребывании Его Цесарско-Королевского Величества». Благодаря этому наказание было не слишком суровым.
Вполне возможно, что тот батяр вообще не понимал, что за персона этот Франц-Иосиф. О том, что батярам было наплевать на политику и монархию, свидетельствует ещё одно приключение, которое произошло в 1914 году, когда по всей империи объявили траур по случаю убийства в Сараево наследника трона, эрцгерцога Франца Фердинанда.
Все гуляния и зрелища были запрещены. Но один паренёк, которому удалось заработать пару монет на краденых цветах, отправился в парк аттракционов и оседлал коня на карусели. Однако она не сдвинулась с места. Батяр не выдержал и позвал хозяина:
– Пан управляющий, в чём дело! Что за холера? Я что, за свои деньги не могу поразвлечься? А ну-ка крути, пан! Гоп-ца-ца!
– Так нельзя! Разве ты не слышал, что стряслось! Эрцгерцога убили…
– А кто это такой? Почему я его не знаю?
– Франца Фердинанда прикончили. Помер, и ничего с этим не поделаешь.
– Да чёрт с ним! Помер, так помер! Что с него взять, если он уже ни на что не годен?! Давай, но!
Батяров всегда привлекали большие скопления народа. В день Святого Духа происходили пышные церемонии на могилах защитников Львова. Но само кладбище было маленькое, и не все желающие могли на нём разместиться. Поэтому пускали на его территорию только семью погибших, ещё живых защитников и официальные делегации. Члены Союза защитников Львова «держали шпалер», создавая живое заграждение, чтобы посторонние не прорвались.