что в сорок втором можно будет разгромить врага и закончить войну... Как обычно, прямо возразить ему никто не решался, но Шапошников и Жуков высказались за стратегическую оборону в первые полгода. Сталин же требовал наступать немедля.
5 января 1942 года Сталин провел совещание, на котором обсуждалась стратегия на новый год.
Контрнаступление под Москвой уже остановилось, потому что немцы надежно закрепились на новых позициях.
Оперативно-стратегическую обстановку доложил начальник Генштаба Шапошников. Он выглядел больным, и у него действительно побаливало сердце и мучила астма. Выступая, он часто делал паузы, чтобы передохнуть. Все понимали, как трудно ему работать со Сталиным, вспоминал Жуков, и искренне ему сочувствовали.
Сталин не дал Шапошникову договорить, сказал:
— Мы не должны ждать, пока немцы нанесут удар первыми. Надо самим нанести ряд ударов на широком фронте, измотать, обескровить противника и сорвать его наступательные планы. Жуков предлагает развернуть наступательную операцию в районе Вязьма—Ржев—Ярцево, а на остальных фронтах обороняться. Я думаю, что это полумера.
Взял слово Тимошенко:
— Я и военный совет Юго-Западного направления считаем, что мы сейчас в состоянии и должны нанести немцам на юге упреждающий удар, захватить инициативу в свои руки. Если мы не нанесем упреждающего удара, то наверняка повторится печальный опыт начала войны. Надо наступать и быстрее перемалывать немцев, чтобы они не смогли наступать весной.
Молотов и Ворошилов поддержали Тимошенко.
Засомневался только заместитель главы правительства Николай Вознесенский. Он задал Тимошенко резонный вопрос:
— В состоянии ли войска Юго-Западного направления осуществить наступление на Харьков в том случае, если Ставка не сможет сосредоточить столько сил и средств, сколько вам нужно?
Тимошенко уверенно ответил, что с поставленной задачей его войска справятся. Но Жуков тоже не верил, что Тимошенко по силам такая операция. Георгий Константинович предложил, обращаясь к вождю:
— Если вы, товарищ Сталин, считаете безусловно необходимым провести упреждающую наступательную операцию на юге, тогда я предлагаю перебросить на юг не менее десяти—двенадцати дивизий и пятьсот—шестьсот танков с других фронтов. Зато на остальных фронтах временно воздержаться от наступательных действий.
Сталин возразил:
— С московского направления ничего снимать не будем. Немцы наверняка повторят свое наступление на Москву летом.
Вождь на совещании уверенно сказал, что немцы в растерянности и надо переходить в наступление по всей линии фронта, не давать врагу передышки, заставить его израсходовать все резервы и «обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году». Возразить никто не посмел.
Когда вышли из кабинета в приемную, Шапошников вполголоса заметил Жукову:
— Вы напрасно, батенька мой, спорили. Вопросы упреждающего удара наших войск на юге, по существу, были верховным уже решены с Тимошенко и Хрущевым.
Сталинские слова были воспроизведены в директивном письме, разосланном командованию всех фронтов.
«Ставка Верховного главнокомандования, — вспоминал генерал армии Александр Горбатов, — своим письмом от 10 января 1942 года требовала не давать немцам передышки, сосредоточенными силами, с превосходством над противником в три-четыре раза, взламывать их оборону на большую глубину, обеспечивая наступление артиллерией...»
Войска получили приказ постоянными наступательными действиями изматывать врага. Но изматывали сами себя, после чего истощенные войска могли только пытаться вытолкнуть врага с одного или другого участка. При этом они сами несли ненужные потери. Стратегического замысла не было. Изматывают при отступлении, изматывать наступлениями — нелепо.
Уже в январе началось наступление сразу на девяти фронтах. Получалось, что более слабый.наступал, а более сильный оборонялся. Но для наступления не было ни сил, ни средств, не хватало боевой техники, боеприпасов, автоматического оружия. Пехота раз за разом поднималась в атаку и гибла. Командующие доносили в Ставку о больших потерях. Сталин хладнокровно отвечал:
— Нечего хныкать, на то и война.
«Невольно возникал у меня, у многих других вопрос: почему же наше Верховное Главнокомандование, Генеральный штаб, да и командование фронта продолжают бесцельные наступательные операции? — писал Рокоссовский. — Ведь было совершенно ясно, что противник, хотя и отброшен от Москвы на сто с лишним километров, еще не потерял своей боеспособности, что у него достаточно возможностей для организации прочной обороны и, чтобы решиться на «разгромный» штурм, необходимо накопить силы, оснащенные в достаточном количестве вооружением и техникой.
Всего этого у нас в январе 1942 года не было. Почему же в таком случае мы не используем отвоеванное у врага время для подготовки вооруженных сил к предстоящим на лето операциям, а продолжаем изматывать не столько врага, сколько себя в бесперспективном наступлении?..
Наши силы были уже исчерпаны до предела. Командование фронта не могло не знать этого, а раз так, то оно не имело права требовать от войск того, что те выполнить не могли. Получалось, что Ставка и генеральный штаб не хотели видеть истинного положения дел, а командование фронтов, хорошо зная состояние войск, не делало попыток доказывать несостоятельность наступательных мероприятий».
Ни один из фронтов не смог выполнить поставленные Ставкой задачи. Силы были растрачены впустую. За первые четыре месяца сорок второго года Красная армия потеряла почти два миллиона человек (Вопросы истории. 2002. № 1).
25 января маршал Тимошенко писал сыну:
«У меня новости хорошие. Мы лупим «геносов» так, как им не снилось и во сне. Пока этого не объявляют по радио, но, видимо, скоро всем сообщат. Бегут подлецы, бросают все и на морозе замерзают. Только за вчерашний день нами захвачено сто шесть орудий и пятьдесят тысяч снарядов, мин и много другого добра. Я живу и командую из одной крестьянской хатки. Пока до свидания. Передавай привет всем — маме, Оле, Кате, Наде».
Откликаясь на призыв верховного, Тимошенко предложил организовать наступление из Барвенковского выступа, чтобы для начала освободить Харьков, затем Донбасс.
Шапошников возражал: нельзя наступать, подставляя левый фланг под удар противника. Не слушая голоса скептиков, Сталин охотно подхватил идею наступления, план утвердил и даже запретил Генштабу вмешиваться в эту операцию, чтобы не мешать Тимошенко.
Сталин исходил из того, что Гитлер попытается вновь взять Москву, поэтому считал Центральное направление главным. А Гитлер главный удар наносил на юге. Сталин и Генштаб этого не поняли. Сосредоточение немецких войск на Южном направлении воспринималось в Ставке как отвлекающий маневр.
В результате главные резервы сосредоточили вокруг Москвы. Сталин не позволил снимать войска со столичного направления. Поэтому на юге у Ставки не оказалось стратегических резервов. Это был крупнейший просчет.
Причем профессиональные разведчики видели, что летом сорок второго немцы предпримут наступление именно на юге. Именно туда, а не под Москву поступали свежие части, новая техника и боеприпасы.
Генерал-лейтенант Иван Баграмян, начальник оперативной группы Юго-Западного направления, в марте сорок
