Приезжий пристально смотрел ему вслед.
— Мне кажется, — сказал он, — я сегодня видел этого человека на вокзале.
— Они все одинаковые, — небрежно ответил Борис.
— Кто это «они»?
— Спекулянты.
— Откуда вы знаете, что это спекулянт?
— А у кого могут быть такие папиросы, вы заметили? Потом одежда!
Гость снова успокоился. В голове у Бориса уже шла напряженная работа. Он приехал на вокзал, Ростова не знает. Допустим, Павел встречал его на вокзале. Потом у него турецкий табак. Воронов почему-то счел необходимым появиться около нас.
Ясно, что это был очень важный связной. Скорее всего из-за кордона. Павел появился для того, чтобы дать знать мне, что они уже засекли его, чтоб я не делал лишних шагов. Дальнейшие его размышления были прерваны появлением Ухтомского. Как обычно при встрече со связными, Борис встал и отошел в сторону. На соседнюю скамейку присели подошедшие два человека из команды Новохатко. Князь и приезжий сидели лицом к реке, на некотором расстоянии друг от друга — со стороны не было заметно, что они разговаривают.
Борис занял другую скамейку поодаль. Как он ни напрягал слух, ему не удалось разобрать ни слова из разговора князя с гостем.
Разговор продолжался более получаса. Наконец приезжий встал, едва заметно поклонился князю и ушел. Тяжелый баул остался лежать на скамейке. Когда гость скрылся в ближайшей улице, Ухтомский, прихватив баул, подошел к Борису. Он был взволнован.
— Могу вас поздравить, Борис Александрович, — тихо сказал он. — Выступление назначается на 23 июля. Нам необходимо срочно известить об этом отряды.
— Этот человек от барона Врангеля? — спросил Борис.
— Да, он из Софии, — князь передал баул Бахареву. — Несите-ка вы, он что-то тяжеловат для меня.
Вечером в штабе состоялось экстренное совещание. Собрались все руководители боевых групп города и представители из отрядов. Именно это последнее обстоятельство удержало Зявкина и Николаева от попытки захватить в этот вечер весь штаб на месте. В этом случае можно было бы наверняка ожидать немедленного выступления казачьих отрядов, остановить которое потом можно было бы только силой.
На совещании Ухтомский дал распоряжение Борису огласить приказ по «Армии спасения России».
«По части строевой, — читал Борис, — в момент выступления вооруженных сил спасения России предписываю: первое — из южных и юго-восточных участков Ростовского округа и местностей, к ним прилегающих, образовать еще два мобилизационных административных округа.
Первый южный округ включает в себя всю местность от реки Дон до реки Мокрый Чобур, к востоку в направлении станиц Кущевская и Степная, до станицы Кагальницкая.
Пунктами формирования избираются Азов, слобода Кагальник, станицы Елизаветинская, Ново-Николаевка, Каял, Степная, Кузевская и другие в зависимости от условий и удобств формирования по личному выбору начальниками округов».
Далее шло перечисление других пунктов для формирования и наконец строка, которая была особенно важна для Бориса:
«Начальником южного мобилизационного административного округа назначается полковник Назаров, которому, как опытному и доблестному воину в деле спасения нашей дорогой родины, вверяю и командование всеми вооруженными силами названного округа…»
«Представляю себе, как Говорухин встретит этот приказ, — подумал Борис. — Этого хорунжий как раз и опасался. Ну, ничего, нам это как раз на руку».
На совещании было решено, что Новохатко с командой своих боевиков будет полностью отвечать за ликвидацию в городе руководящих партийных и советских работников.
— Поезжайте, Николай Маркович, к Говорухину, подберите себе еще десятка два надежных людей. Действовать будете по вашему списку. Вам, есаул, — генерал обратился к Филатову, — необходимо взять на себя выполнение особого задания, о котором я скажу позже.
Участники совещания расходились, как всегда, по одному. Последними остались Бахарев, Беленков и Филатов, которых князь попросил задержаться. В углу на правах хозяина дома сидел Новохатко.
— Все мы здесь, господа, друг другу доверяем, поэтому я хотел бы сказать вам об одной неприятности. Посланник Петра Николаевича, с которым я встречался сегодня, сообщил мне, что сведения о нашем штабе попадают в руки англичан каким-то образом без нашего ведома. Необходимо это обстоятельство устранить. Нам это крайне невыгодно, — сказал Ухтомский.
Филатов и Новохатко, не сговариваясь, посмотрели на Беленкова. Тот сидел как ни в чем не бывало.
— Будет исполнено, ваше высокопревосходительство, — тихо, но внушительно проговорил Новохатко и снова посмотрел на Беленкова.
— Теперь о вашем задании, есаул, — сказал Ухтомский. — Вместе с корнетом Бахаревым вам поручается нападение на тюрьму. Подберите себе людей сами. Я слышал, что у корнета есть знакомства среди служащих там охранников. Мы получили некоторые ассигнования и могли бы действовать не только оружием…
Борис вспомнил о тяжелом бауле, оставленном сегодня приезжим, — значит, там были деньги, возможно, что и золото, подумал он.
— Это облегчило бы нашу задачу, — улыбаясь, ответил генералу корнет Бахарев.
* * *
В ту же ночь в здании на Большой Садовой совещались и чекисты. Сведения, сообщенные Бахаревым, полностью подтверждались другими данными, а также сообщениями из Москвы. На двадцать третье назначен мятеж. Теперь наступила пора действовать решительно и быстро. Детальный план захвата всех групп организации был уже готов. Работа Бахарева в роли адъютанта помогла составить его с таким расчетом, чтобы ни одна группа не могла узнать о захвате другой и поднять общую тревогу.
Чекисты наконец взяли в свои руки и линию связи с Врангелем. Еще несколько дней назад, когда подполковник Борисов сошел в Новороссийске с небольшого греческого судна «Апостолис», его не надо было брать под наблюдение советской контрразведки. Чекисты уже знали, куда и к кому именно явился этот курьер из Софии. Сам Борисов был сотрудником ВЧК, уже раньше побывавшим в штабе Врангеля в Крыму.
Итак, все было готово к ликвидации антисоветского подполья в Ростове. Но, как это иногда бывает, все предусмотреть было невозможно.
Поручик Милашевский этой ночью снова не спал в своей одиночной камере. Он прислушивался к тишине тюрьмы. Из окошка, закрытого сверху железным козырьком, вливался прохладный ночной воздух, и Милашевский с горечью подумал о том, что его камера сейчас, пожалуй, самое прохладное место в Ростове. Он согласился бы сидеть на раскаленной плите, только бы не здесь.
Надежд изменить обстановку не было никаких. За эти дни, прошедшие с момента рокового нападения в Балабановской роще, ему пришлось обо всем подробно рассказать чекистам. Впрочем, он понял, что те и без него знают об организации почти все. Поэтому у него не оставалось никаких сомнений в том, что в организацию проник агент красных, что у чекистов есть свой человек, вероятнее всего, это был есаул Филатов. В побеге Филатова оставалось много неясного. В долгие часы одиночества у поручика было время подумать и сопоставить факты, вспоминая случайно сказанные фразы и события последних месяцев. Вначале его подозрения распространились и на корнета Бахарева. Но затем он отверг их. Чекисты на допросах очень много расспрашивали о Бахареве, в то время как о Филатове им было все известно. Потом Милашевский вспомнил разницу в поведении Бахарева и Филатова во время проверки у Говорухина. Корнет сразу схватился за гранату, а Филатов что-то медлил. Значит, дело было так: по просьбе Галкиной Бахарев спас Филатова, а чекисты уже привлекли есаула на свою сторону.
Возникали и другие мысли: допустим, красные сейчас не расстреляют его, учтут чистосердечные признания. Ну а если произойдет переворот? Тогда вся вина за возможный провал организации падет на него. И уж врангелевская контрразведка не простит ему его показаний.
Что же делать? Эта мысль не оставляла Милашевского даже во сне. Утаив на допросе лист бумаги и карандаш, он написал записку Беленкову. В ней было всего две фразы, написанных примитивным шифром, которому научил его когда-то сам полковник: «Нахожусь в тюрьме. Есаул Филатов — предатель. Милашевский». Терять мне нечего, думал поручик, попробую-ка передать на волю. И вот уже четвертую ночь он вел осторожные переговоры с конвойным Кармановым, который, как показалось поручику, готов был выполнить его поручение.
В коридоре тихо прозвучали шаги. Милашевский бесшумно подскочил к двери. Открылся волчок, небольшое окошечко, — снаружи стоял Карманов.
— Давайте быстро, вашбродь, — зашептал он. — Зараз меняюсь. Только чтоб без обмана, золотом было уплачено.
