Летчики-космонавты сразу же заявили о себе в полный голос, на весь мир. У испытателей космической техники скромная судьба. Они были и остались в тени. Их не слышно и не видно — словно невидимки. Они разделили судьбу тех незримых и пока неизвестных героев, которые подняли космонавтов на орбиты, а сами остались на Земле.
Испытатели — разведчики неведомого, авангард космического наступления. Они проложили и прокладывают дорогу для взлета космонавтов. Эти люди все время в пути, держат суровые экзамены, всю тяжесть которых не передашь словами. Каждый эксперимент — это новый бой с неведомым, новое проявление мужества, упорства, воли…
Что они за люди, испытатели космической техники? Давайте познакомимся с одним из них, типичным представителем этого мужественного племени.
ОКРЫЛЕННАЯ ДУШАТипичный представитель? Откровенно говоря, вначале я был немного разочарован. По рассказам космонавтов, инженеров, врачей у меня сложилось наивыгоднейшее представление об испытателях. Мне казалось: в какой-то мере это необычные люди. Разве может обычный человек, такой же, как мы, выдержать всю тяжесть невиданных испытаний? Начальник испытателей сказал:
— Есть у нас универсалы. Все прошли. Например, Богдан. Кстати, он испытывал космические корабли «Восходы». Подолгу сидел в них, работал, приземлялся…
Это «кстати» меня заинтересовало. Какой он, испытатель кораблей? И вот представьте мое удивление — вижу невысокого, худощавого, с вихрастой шевелюрой, любопытными, по-озорному поблескивающими глазами паренька. Ничего такого в нем нет, что привлекает взгляд. Да, первое чувство — разочарование.
Я встретился с Богданом не один раз и скоро стал смотреть на него уже другими глазами. И не только на него. Понял: у меня было приблизительное представление об испытателях. Но интерес к ним не уменьшался, а, наоборот, возрос. Полезно спускаться с небес на землю. Тогда начинаешь по-иному видеть и настоящее в людях, и их многотрудные дела.
Мне хочется передать, ничего не убавляя и не прибавляя, наш первый разговор с Богданом. Вот что я записал в блокноте.
— Расскажите о своей жизни.
Богдан мнется, пожимает плечами.
— Все слишком просто, не знаю, что и рассказывать, — наконец отвечает он. — Вырос в рабочей семье. Отца у меня нет — вернулся с войны и вскоре умер. Работали мать, брат, сестра и я немного. Я больше учился и занимался спортом. Боксер первого разряда. Что еще? Мне кажется, жизнь моя началась, когда я стал испытателем. Нашел, что ли, сам себя. До самозабвения люблю свое дело. Я весь в нем. Без него вроде и не могу жить.
— А что в нем привлекает?
— Все! — воскликнул Богдан. — Наша работа — это хождение в неизвестное. Идешь на эксперимент и не знаешь, какие ждут неожиданности. В общем и целом многое представляешь. Но ведь все не предугадаешь. Бывает, что и самому надо на что-то решаться. Конечно, без партизанщины. Советуешься с врачами, инженерами. Тут сама обстановка, как нигде, заставляет собрать в кулак силу воли, быть сосредоточенным, хладнокровным. Тут романтика.
— Романтика у вас тоже в почете?
— А как же. Без нее все тускнеет. И дело наше может показаться повседневной, будничной работой. А мы идем на эксперимент, как на праздник. С окрыленной душой.
Часто весь полет в корабле проигрываешь. Нередко с запасом: космонавты летят, скажем, на сутки, как экипаж Владимира Комарова, а мы намного дольше «летали» на земле… Чтобы проверить возможности и техники, и человека.
— После вас в испытанные корабли садились космонавты?
— Я испытывал «Восходы», а «Востоки» — мой друг Сергей, — уточнил Богдан. — Он первый начал, и ему, конечно, было труднее. Первый ведь… Сами понимаете. Я перенимал у него опыт, как бы шел по готовым следам!
Тут я должен сделать маленькое отступление от разговора, передать свое отношение к этому откровенному и честному признанию Богдана. У меня всегда появляется чувство особого уважения к людям, которые не зачеркивают, а, наоборот, возвышают заслуги своих предшественников. На мой взгляд, это самый высокий признак цельности, чистоты, мужественности человека. Поднимая предшественника, он как будто снижает свои заслуги: шел, мол, по готовым следам. На самом деле ничего не теряется в его облике. В моих глазах он лишь возвысился. Теперь я знаю: Богдан и сам, испытывая «Восходы», оставался первопроходцем. Правда, несколько по-иному. Но об этом позже. Вернемся к нашему разговору. Я поинтересовался, что пригодилось Богдану из опыта своего друга.
— Прежде всего — моральный фактор, — убежденно ответил он. Видимо, сам не раз размышлял о примере товарища и пришел к этому мнению. — Тогда, перед полетом Гагарина, было много сомнений. Техника есть техника. А вдруг откажет какая-то система? Тогда космонавту придется летать уже не виток, а длительный срок. Он должен запастись и огромной волей, и силой, и выдержкой, и выносливостью… В общем, показать себя крепчайшим человеком.
Можно ли в корабле провести, скажем, с десяток суток? На этот вопрос и давал ответ Сергей. Его «полет» продолжался длительное время. Он не просто сидел там, а проиграл длительный полет. В корабле повышали и понижали температуру. Он был весь мокрый, потом белье отжимали. Потерял шесть килограммов веса. На своих плечах вынес всю тяжесть полета. И ничего, вышел оттуда с улыбкой. Все его обнимали. Ученые признали: человек способен на многое, ему открыта дорога в космос. Вот что значит моральный фактор!
ПЕРВОПРОХОДЕЦВ чем же показал себя первопроходцем Богдан, испытывая корабль «Восход»? На этот вопрос он сам не ответил — из скромности, возможно: А может, и не видел в своих экспериментах какого-то открытия. Испытал корабль — и все.
— Мое дело — проверить, как ведет себя корабль при земной работе, — сказал он. — Ну, и при посадке. Я приземлялся на «Восходе». «Контрольный эксперимент» — назывался этот полет. Конечно, важны были моя работа, мое поведение. Я был вместо космонавта. А все основное — требования к кораблю, к системам, к приборам, в том числе и мои замечания, рекомендации, — учитывали конструкторы, инженеры, врачи. Вот тут, понятно, были открытия.
Можно рассказать, как Богдан вначале один испытывал корабль, потом вместе с молодым конструктором, с которым и познакомился тут же, «в отсидке», как после трех суток, когда уже оба настроились выходить, им продлили эксперимент еще на несколько дней («сложен был психологический барьер. Требовалось его преодолеть», — говорил Богдан), можно рассказать, как они переступали другие грани… Все это далеко не просто и требовало немалого мужества. Но Богдан видит венец «полета», самое сложное испытания при посадке. Раньше человек не приземлялся в корабле. Впервые такое свершалось. И это сделал Богдан. Вот как он рассказывает о своем приземлении.
— Один я сел в корабль. На место командира. Рядом со мной — манекен, третье место — пустое. Сам привязал себя ремнями. Сижу, жду спокойно…
— Совсем не нервничал? — вырвалось у меня.
— Не поверите… Честное слово, не нервничал, — улыбнулся он. — Я ведь раньше испытал ударные перегрузки. Меня сбрасывали вместе с креслом… Десятки раз. Знаю, как земля проваливается вниз, как сдавливают перегрузки… Я уж был готов к полету. После всех тренировок выработался прочный рефлекс и на удар, и на падение, и на приземление… Отсюда и спокойствие.
— Так вот, сижу, поглядываю в открытый люк, — продолжал Богдан. — Вижу, подходят конструкторы, космонавты… Юрий Гагарин спрашивает: «Высоты не боишься?» — «Нет, — говорю, — я старый высотник. Частенько заглядывал в космос в барокамере, правда, на вашей высоте еще не был». — «Побываешь. У тебя все впереди, хотя и старый высотник». Видно, слова «старый высотник» не вязались с моим возрастом — мне двадцать один год, — они всех рассмешили. Закрыли люк. И конструкторы, и космонавты пожелали мне счастливого полета. Слетал. Подбежали космонавты. Павел Попович говорит: «У меня спина заныла, когда увидел падение вниз».
На лице Владимира Комарова удивление: «Ты улыбаешься?..» В общем, всех почему-то смутила моя улыбка. Вышел я из корабля, сел на стул. И тут посыпались вопросы от космонавтов. Расспрашивали обо всем: какие были перегрузки? Как «вели» себя ноги, руки? Открывал ли я рот при падении?.. Больше всех интересовался Комаров. Он ведь собирался лететь на первом «Восходе». Юрий Гагарин, слушая меня, признался: «Пока все, что мы делаем, не укладывается в голове». Вспомнил, что я чувствовал при его полете. Не укладывалось в голове, что в космосе летает человек. Я был потрясен… Видно, все новое, что происходит впервые, действует необычно, не сразу вырисовывается в нашем воображении.
Мы всегда на пороге чего-то нового. Всегда нас ждет неизвестность. И мы шагаем в нее. Нам надо раскрыть ее до начала полета. На это и уходит наше время, наши поиски. Как поется в песне: «У нас еще в запасе 14 минут…»
