Вернулись в отель. Вдруг раздался стук в дверь. Открываю — передо мной стоят двое в военной форме, мужчина и женщина. Мужчина представился полковником вооружённых сил Чили. Женщина вежливо перевела всё это на русский язык.
В моём номере в этот момент был Хайме Кехеле. Увидев военных, он побледнел и оцепенел. Представляете, насколько глубоко засел в чилийцах страх перед военными, если после стольких лет они продолжали перед ними трепетать. А ведь Хайме совсем не был трусом. Но в его подсознании, как и у всех его соотечественников, осталось чувство тревоги — если в твой дом вошли люди в военной форме, значит, жди беды! Вот что делает с людьми диктатура.
Этот полковник — «колонель» по-испански — сообщил мне, что «дон Аугусто Пиночет Угарте готов встретиться с журналистами из России». Правда, сразу же добавил он, охлаждая охватившую меня радость от такой удачи, при этом необходимо будет выполнить два условия.
Условия оказались следующими. Пиночет снимается только в одном и том же помещении и никуда из этого помещения перемещаться не будет. И второе — снимается он всегда на одну и ту же камеру, на которую он во время своего правления записывал обращения к нации. Почему — одному Богу и Пиночету известно. Мы, конечно, возражать не стали.
На следующий день мы вышли из гостиницы, двинулись по главной улице Сантьяго, проходившей мимо президентского дворца «Ла Монеда» — того самого, где разворачивались драматические события во время сентябрьского переворота 1973 года, где был убит президент Сальвадор Альенде (по одной из версий, он покончил с собой). Позади этого дворца располагается небольшая площадь, где находится здание Генерального штаба сухопутных войск, то есть ставка генерала Пиночета. Всё это рядом, в двух шагах друг от друга.
И вот на этой площади мы увидели парад вооружённых сил Республики Чили! В глазах зарябило от ярких старинных мундиров и головных уборов, оглушила музыка военного оркестра. Мы, конечно, бегом бросились назад в гостиницу, схватили аппаратуру. Вернулись, начали с ходу снимать. Нельзя же было пропустить такой «картинки», специально для нас войска ещё раз на парад выводить не будут.
На краю площади трибуны — на них сидят почётные гости, среди них, судя по всему, несколько иностранных послов, военные атташе разных стран, аккредитованные в Сантьяго.
Перед ними проходили колонны всех родов войск. Надо сказать, что парады в странах Латинской Америки всегда проводятся с необычайной пышностью, там очень любят эффектные зрелища. Вот и чилийские военные выглядели как участники реконструкции старинных сражений, были больше похожи на артистов в театральных костюмах.
Интересно, что чилийская военно-морская форма точно копирует британскую. Ну а сухопутные войска шагали в касках и мундирах чисто немецкого образца. В этом не было ничего удивительного — ведь именно военные инструкторы из Германии в давние времена создавали вооружённые силы Чили и, конечно, делали это по образу и подобию армии своего рейха. Даже альпийские стрелки здесь маршировали, совсем как в фатерлянде.
Нам повезло — позже узнали, что такие парады проводятся лишь раз в несколько лет, отмечая юбилейные выпуски военных учебных заведений.
И вдруг видим… Пиночета! Он вышел вперёд принимать парад. Тот самый генерал, которого мы с детства видели на фотографиях в журналах и в программах теленовостей как кровавого диктатора, душителя свободы и демократии. Вот он, живой! Причём обстановка на параде была явно не диктаторская, а вполне демократичная.
К нам подошли охранники — ведь мы явились на площадь без приглашения, да ещё с аппаратурой. Я быстро показал им свою международную пресс-карту — книжечку зелёного цвета, которую в нашей телекомпании выдавали всем, кто ехал в командировку за рубеж. Этого оказалось достаточно — посмотрели, покивали, отошли. Не потребовали никаких разрешений, отношений, аккредитаций. Вот это да — полная свобода действий для прессы! У меня даже возникло ощущение, что в какой-то момент мой оператор, увлечённый съёмкой, подойдёт к самому Пиночету, похлопает его по плечу и попросит:
— Дон Аугусто, отойди, пожалуйста, в сторонку, мне с этой точки снимать удобнее…
Ну, до этого, конечно же, не дошло, но можно было вполне свободно подойти к бывшему главарю хунты и совершенно спокойно снять его со всех сторон.
Ещё через день было долгожданное интервью. Я хорошо помню свои ощущения. Всё время ловил себя на мысли — кто сидит передо мной? На вид вполне добрый дедушка, благодушный, умиротворённый, умудрённый жизненным опытом. А мне вспоминалась наша школьная линейка в первом классе, когда директор сказал о том, что в Чили происходит что-то страшное, убивают и пытают людей за их убеждения. Мы должны выразить протест против действий хунты во главе с кровавым генералом Пиночетом. Этим самым мирным старичком. И я понимал, что не могу отделаться от неприязни к нему, не могу забыть многочисленные митинги, на которых осуждались его преступления, песню «Венсеремос!» — «Мы победим!», постоянно звучавшую с телеэкранов и из радиоприёмников. Неужели всё это было связано именно с этим человеком, которого мы и человеком-то считать не могли, представляли каким-то чудовищем?
Поэтому я набрался смелости и задал не совсем дипломатичный вопрос:
— Скажите, дон Аугусто, не жалеете ли вы о том, что происходило в вашей стране и под вашим руководством в 1970-х годах?
Он ответил, что совершенно ни о чём не жалеет, считает, что всё делалось правильно и обоснованно.
— Хорошо, тогда не опасаетесь ли вы мести? — поинтересовался я. — Ведь сейчас в Чили и за её пределами очень много людей, чьи родные и близкие пострадали во время этих событий.
— Нет, я чувствую себя правым и вообще ничего не опасаюсь, — сказал в ответ дон Аугусто. — У меня даже личной охраны нет.
Последнее утверждение было явной неправдой. Наши чилийские друзья рассказывали, что Пиночет даже при перемещении на сравнительно небольшие расстояния — например во время поездок из Сантьяго в свой родной город Вальпараисо — принимал повышенные меры безопасности. Его всегда сопровождало несколько машин с охраной, более того, в кортеже обязательно было несколько абсолютно одинаковых автомобилей, чтобы нельзя было определить, в какой находится бывший теперь уже диктатор.
Основания для опасений у него были — в разные годы совершались покушения на его жизнь. Однажды в 1986 году кортеж обстреляли на горной дороге, погибло несколько охранников. Сам Пиночет чудом не пострадал. Причём в тот раз он был в машине вместе со своим девятилетним внуком.
Но в разговоре со мной дон Аугусто утверждал, что ничего не боится и считает, что выполнил свой долг перед нацией, поскольку другого варианта действий власти попросту не существовало. Только путём жёстких мер можно было превратить Чили в развитую страну, вывести её из кризиса, который начался во время правления Альенде, когда экономика полностью рухнула, а общественная жизнь была парализована — ну и много ещё что он сказал тому подобного.
За столом с живой легендой
Таким было моё первое свидание с Пиночетом. Снова к теме чилийского переворота я вернулся через шесть лет, в 2003 году, когда весь мир отмечал тридцатилетие тех драматических событий. Тогда и появился мой фильм «Сантьяго. Чили. 30 лет спустя». В него вошли как съёмки, сделанные во время первого визита на эту много пережившую землю, так и сцены, снятые заново, — среди них записи встреч с вдовой певца Виктора Хары, с дочерью президента Сальвадора Альенде — Исабель, которая к тому времени возглавляла Национальный конгресс Чили. С престарелым уже Луисом Корваланом, который на протяжении более сорока лет являлся генеральным секретарём Коммунистической партии Чили и стал символом борьбы против режима Пиночета, соратники называли его «товарищ Лучо» — под этим псевдонимом он и стал знаменит. Плакаты «Свободу Луису Корвалану» можно было увидеть на улицах больших советских городов, в заводских цехах и в университетских аудиториях.
Встреча с Корваланом происходила у него дома. Он угощал нас домашним вином, разливая его из бутылки с наклейкой: «Водка «Столичная». Его жена попросила называть ее мама чилено, то есть чилийская мама, кормила нас спагетти и вспоминала, как во время визита в Советский Союз побывала, кроме Москвы, во многих городах, в том числе в Ленинграде, в Ереване, в Киеве. Везде им оказывали необычайно тёплый приём, за что она очень благодарна советским людям. В мой фильм вошли кадры документальной хроники, зафиксировавшие эти встречи на советской земле.
Луису Корвалану на момент нашей встречи было 87 лет. Мы вспоминали, сколько ему пришлось пережить, какие страдания он выдержал во время заключения в концлагере, как советские спецслужбы негласно произвели его обмен на известного диссидента Владимира Буковского. Это произошло в Цюрихе, на нейтральной швейцарской земле. Тогда ещё была популярна частушка:
