Но не отказались.
Как и предполагал Понизовский, программа «Впрок» после этого стала стремительно маргинализироваться, и сейчас, может быть, и выходит где-нибудь, да никому до этого нет дела. По всем телеканалам теперь во множестве выходят потребительские программы, но и до них никому нет дела, ибо у каждой из них есть «список неприкасаемых».
Еще некоторое время Понизовский и Аузан пытались издавать журнал «Впрок», запаянный в одном пакете с журналом «Спрос». «Спрос», как и положено потребительскому журналу, рекламы не содержал. Во «Впрок» предполагалось собирать рекламу и тем покрывать убытки «Спроса». Однако товары, рекламировавшиеся в журнале «Впрок», предполагалось подвергать конфоповской экспертизе и сертифицировать особым образом. На таких условиях никто не покупал рекламу в журнале «Впрок», особенно когда узнавал, что реклама не выйдет на телевидении.
Вскоре журнал «Впрок» закрылся. «Спрос» остался выходить один, каждый год обнаруживая в бюджете у себя изрядную дыру. Подписчики журнала все больше превращались в профессионалов, ворующих из «Спроса» результаты экспертиз, перепечатывающих в других изданиях вперемежку с заказными материалами. Наконец интернетовские форумы все больше и больше стали заменять людям конфоповских экспертов, хотя ни один посетитель форума не скажет наверное, как отличить независимый (и уж тем более экспертный) отзыв от заказного, проплаченного и рекламного.
«Спрос» умирает. Ирина Виноградова говорит, что каждый год думает о закрытии «Спроса». Но каждый год случается нечто, благодаря чему банкротство откладывается еще на год. Однажды удалось найти финансирование в нотариальной палате на том основании, что нотариусы кровно заинтересованы в развитии потребительской культуры. В другой раз бывший ученик Аузана, топ-менеджер транснациональной компании, просто достал из кармана денег и покрыл бюджетный дефицит. В третий раз, к слову, пришлось Аузану договориться с одной из крупных табачных компаний, что та поддержит издание потребительского журнала. Договор был деликатный, ибо вообще не принято брать благотворительные деньги у табачных компаний. А когда годы спустя в прессе появилась информации о том, что табачные компании финансируют в России потребительский журнал и покупают мнение потребителей, Аузан разозлился и от злости бросил курить.
В 1992 году, когда выпускник экономического факультета МГУ Сергей Трухачев пришел к Александру Аузану и заявил, что будет его помощником, денег не было. То есть их совсем не было, ни у кого. Денег не было ни у двадцатилетнего Трухачева, ни у сорокалетнего Аузана. Денег не было ни у физических лиц, ни у юридических. Ни у государственных банков, ни у промышленных предприятий. Денег не было ни у продуктовых магазинов, ни у нефтяных компаний, ни у маленьких театров, ни у огромных машиностроительных заводов.
Денег не было, а студент Трухачев хотел изучать экономику. Иными словами, он хотел изучать то, как люди принимают решения, как движется и живет это материальное воплощение человеческих решений — деньги. А денег не было.
Нельзя понять, здорова ли кровеносная система человека, если по сосудам не течет кровь. Нельзя оценить, хорошо ли устроена электрическая проводка в доме, пока не включишь электричество и не пустишь ток по проводам. Точно так же нельзя изучать экономику, если не движутся деньги. А в 92-м деньги не двигались.
Были огромная страна, богатые недра, бескрайние просторы, многомиллионные города. Но чтобы вырастить хлеб на бескрайних просторах, надо было купить семена и солярку, а денег не было. Чтобы добыть из-под земли нефть, газ, золото, железо и медь, требовались инвестиции, а денег не было. Промышленные предприятия, может быть, и хотели бы произвести для потребителей все на свете, от ночных сорочек до автомобилей, но не было денег, чтобы купить шелк или металл, и не было денег, чтобы заплатить рабочим. А многомиллионное население, может быть, и хотело бы купить что-нибудь, дабы поддержать отечественного производителя, но у него не было денег, у этого населения. И экономическая жизнь замерла.
Это был замкнутый круг, гордиев узел, однако в двадцать лет люди не очень-то верят в замкнутые круги и гордиевы узлы, вот и Сергей Трухачев не верил и правильно делал. Поначалу Трухачев просто работал у Аузана, организовывая хоть и амбициозные, но рассеянные профессорские дела. Трухачев свято верил, что, как бы дела ни были запутанны, всегда можно взять листок бумаги и расставить приоритеты: во-первых, надо провести семинар в университете; во-вторых — поговорить с чиновником N в правительстве; в-третьих — написать статью для газеты M. Мало-помалу таким образом все запутанные профессорские дела как-то делались.
Фокус с листочком Трухачев и в КонфОП проделывал регулярно. Это помогало решению многих проблем. Глава юридической службы Конфедерации Диана Сорк, например, не умела говорить «нет». Кто бы и с каким бы делом к Диане ни обратился, она неизменно соглашалась дело вести. И когда дел накапливалось столько, что вести их все вместе могла бы разве что крупная адвокатская контора, Диана просто пряталась дома и отключала телефон. В таких случаях Трухачев приезжал к Диане, врывался к ней в дом, пользуясь тем, что Диана никому не может сказать «нет» и, стало быть, не может не пустить в дом обрушившегося как снег на голову Трухачева, доставал листочек и говорил: «Диана, спокойно. Давай разберемся. Во-первых, надо довести до конца дело с холодильником. Во-вторых, надо подать уже наконец иск по делу с автомобилем „Волга“. В-третьих, надо передать кому-нибудь все остальные дела. А в-четвертых, Диана, надо научиться говорить людям „нет“».
Уроки отказа Трухачев преподавал Диане с завидной регулярностью. Не только у Дианы дома в моменты панических Дианиных кризисов. Но и на работе, просто профилактически. Аузан однажды зашел в крохотную конфоповскую комнатку на Солянке и застал следующую сцену. Сергей Трухачев и Диана Сорк сидели друг напротив друга, и Трухачев командовал:
«Диана, скажи „нет“!»
«Нет?» — неуверенно говорила Диана.
«Нет! — настаивал Трухачев. — Скажи громче. Просто скажи „нет“ громко и четко».
«Нет», — говорила Диана шепотом, но зато уже без вопросительной интонации.
«Нет! Еще громче!»
«Нет», — говорила Диана, и с третьего раза ее «нет» действительно более или менее звучало как отказ.
Российская экономика — да! — представляла собой гордиев узел и замкнутый круг, но и перед лицом стагнирующей экономики Трухачев вел себя так, как вел себя с профессором и юристом. Фокус с листочком работал. Сделать было ничего нельзя, но Трухачев доставал листочек и писал на нем: «Во-первых, надо помочь Аузану. Во-вторых, надо помочь Диане. В-третьих, надо устроить в КонфОП финансовую службу, потому что в сфере финансов права потребителей никак не защищены».
Фактически финансовая служба КонфОП была создана раньше, чем задвигались в России всерьез какие-то финансы, если, конечно, не считать серьезными финансами те деньги, которые стали зарабатывать с конца 80-х поставщики импортного ширпотреба. Финансовая служба появилась, когда началась приватизация, люди получили невразумительные бумажки, называвшиеся ваучерами, и понесли их в невразумительные организации, называвшиеся ваучерными фондами. Выстраивались очереди. Люди жгли костры по ночам, дожидаясь, когда начнется рабочий день и можно будет свой ваучер вложить. Куда вложить? Как вложить? Люди не понимали, а только тешили себя беспочвенной надеждой вот-вот превратиться в акционера (что бы это ни значило), в рантье (как бы это ни выглядело), жить себе спокойно и стричь купоны (хотя мало кто даже и наималейшее имел представление о том, как эти купоны выглядят и как их надо стричь).
Большая часть населения ничего про ваучерную приватизацию понять не могла, а только злилась и ругала власти. Публика поумней, более или менее экономически подкованная, представляла себе ваучерную приватизацию примерно так. Вот есть же несметные богатства, которыми, принято было думать, обладает Россия. Есть же земля, ее недра, промышленность, возведенная в сталинские времена силами заключенных ГУЛага, есть торговля, есть предприятия общепита — в советское время все это было государственным, а теперь становится частным, то есть делится поровну между всеми гражданами России. Казалось почему-то, что каждому гражданину должно достаться по внушительному куску. Теоретически на ваучер можно было купить акции какого-нибудь прекрасного предприятия, и некоторые люди даже сделали это, дождавшись конца аукционов, когда за ваучер действительно возможно стало получить немножко акций «Газпрома» или других подобных предприятий, способных дорожать.
