В то время назрела необходимость включить в состав Советской России Землю Франца-Иосифа, которая оказалась в пределах ее полярных владений, заявленных царской Россией еще в 1916 году и подтвержденных советской нотой спустя 10 лет. Суть вопроса заключалась в том, что все известные и неизвестные земли между меридианами Берингова пролива — на востоке и полуострова Рыбачий — на западе объявлялись русскими, а позднее — советскими владениями. Для практического «узаконивания» этих деклараций необходимо было не просто водрузить на арктических островах государственный флаг, но также приступить к их хозяйственному освоению, в частности к созданию там научных или промысловых баз. В ходе экспедиции на Землю Франца-Иосифа в 1929 году Шмидт, имевший полномочия правительственного комиссара, впервые в жизни получил полярный опыт.
Он не просто отлично справился с поставленной задачей — новое направление деятельности захватило его с головой. Спустя год Шмидт отправился на Северную Землю, высадив там зимовочную экспедицию Г.А. Ушакова — Н.Н. Урванцева. В этой работе Шмидт постоянно обращался к бесценному опыту бывалых полярников, как моряков (капитанов В.И. Воронина, М.Я. Сорокина, гидрографа Н.И. Евгенова), так и ученых (В.Ю. Визе, Р.Л. Самойловича) и многих других.
В 1932 году он, уже в качестве директора Всесоюзного арктического института Севера, на ледокольном пароходе «Сибиряков» под командованием капитана Воронина, используя составленный профессором Визе прогноз ледовой обстановки на трассе, впервые в истории одолел Северный морской путь без зимовки. И несмотря на то что «Сибиряков», потеряв во льдах Чукотского моря винт, вынужден был выйти в Тихий океан под парусами из брезента, где его взяли на буксир, это плавание явилось несомненным успехом, оцененным самим Сталиным.
Его итогом стало основание Главного управления Северного морского пути (ГУ СМП) во главе со Шмидтом, в задачу которого вменялось «проложить окончательно Северный морской путь от Белого моря до Берингова пролива, оборудовать этот путь, держать его в исправном состоянии и обеспечить безопасность плавания по этому пути». А значит, предстояло незамедлительно готовиться к новым плаваниям, необходимость которых казалась очевидной.
Запланированная импровизация
Новый поход по трассе Севмор-пути Шмидт наметил на 1933 год. С немалым трудом ему удалось добиться передачи в распоряжение ГУ СМП нового, только что построенного в Дании парохода «Лена», который был переименован в «Челюскин», обладавший довольно низкими ледовыми качествами.
Цель этого похода Шмидт объяснил так: «Надо было сменить зимовщиков на острове Врангеля и расширить станцию… Надо было укрепить и продолжить опыт «Сибирякова»… Надо было, наконец, проверить, в каких пределах возможно плавание на Севере грузовых пароходов — не ледоколов и каким образом организовать совместную работу этих пароходов и ледоколов на всем пути».
Ставка на грузовой пароход была сделана не случайно — именно они выполняют основную работу по транспортировке грузов, тогда как ледокол возит в основном уголь, обеспечивающий его работу по проводке грузовых судов. Посещение острова Врангеля также являлось необходимостью — его обитатели уже 4 года не получали снабжения с Большой земли. Ну и наконец, Шмидту как главе нового ведомства просто необходимо было обеспечить судоходство по трассе Севморпути в максимально короткие сроки.
Поскольку перед «Челюскиным» стояли куда более сложные задачи, чем когда-то перед «Сибиряковым», ему был придан бортовой самолет Ш-2 — ледовый разведчик с опытным полярным пилотом М.С. Бабушкиным, а для проводки в тяжелых льдах — ледокол «Красин». И тем не менее капитан Воронин долго не соглашался взять на себя командование слабым, неподходящим для рейса судном.
Сегодня подобная поспешность и недальновидность при подготовке столь серьезной экспедиции могут показаться странными. Но была ли у Шмидта альтернатива? Ведь доказать дееспособность новой организации на фоне происходящего в стране можно было только очередным рекордным плаванием. Поэтому все его решения и действия становились сплошной импровизацией — в зависимости от складывающихся обстоятельств. Конечно, многое в принятии решений по организации экспедиции объяснялось честолюбием Шмидта, которое его критики называли авантюризмом. Но так уж сложилось, что в 1930-е годы самые сложные задачи решали в стране зачастую без оглядки на цену, которую при этом приходилось платить.
Ставшие челюскинцами 110 человек, находившихся на борту «Челюскина», делились на три категории: собственно экипаж (52 человека), экспедиция (29 человек) и столько же полярников и строительных рабочих, направлявшихся на остров Врангеля. Причем только 36 человек из всех участников были коммунистами и комсомольцами. Возраст участников колебался в пределах от 20 до 51 года. Основной костяк экипажа составляла группа «сибиряковцев» из 19 моряков и научных работников во главе с капитаном В. Ворониным и штурманом М. Марковым. Около трети перечисленного персонала уже имели полярный опыт, хотя и в разной степени. Самым опытным из них полярником, не считая капитана, был радист Э. Кренкель (пионер применения коротких волн в арктических условиях), имевший за плечами три зимовки на Новой Земле и Земле Франца-Иосифа, а также поход на «Сибирякове» и полет на дирижабле «Граф Цеппелин». На борту «Челюскина» также находились 9 женщин, включая беременную жену геодезиста В. Васильева, направлявшегося на остров Врангеля. Начальник зимовки на острове Врангеля П. Буйко также ехал с женой и маленькой дочерью.
В черно-белых тонах
А время то было, как известно, неоднозначным. Вдохновенный энтузиазм первопроходцев и липкий ужас ночных арестов, человеческое благородство и подлость доносов. Только что кончилась Первая пятилетка — страна пожинала плоды индустриализации одновременно с насильственной коллективизацией и сопровождавшим ее голодом. Тезис Сталина об обострении классовой борьбы активно проводился в жизнь, и эшелоны спецпереселенцев и зеков потянулись по Транссибирской магистрали, а с 1932 года по морю — из Владивостока на Колыму. Голод загонял людей в Арктику, которая к тому же представлялась убежищем «от всевидящего глаза и от всеслышащих ушей». Шмидт же не только гарантировал полярникам твердую «пайку» (по нормам Главсевморпути), но и добился решения правительства о красноармейском пайке для их семей, остававшихся на Большой земле. Помимо всего прочего, система Главсевморпути была структурой «наукоемкой», требовавшей специалистов высокого уровня, желательно с высшим образованием, которые получали возможность найти практическое применение своим знаниям. Именно поэтому люди охотно соглашались работать в Арктике, которая в советском обществе 1930-х годов была столь же престижной, как космонавтика спустя три десятилетия.
Впрочем, кадры полярников отнюдь не оставались без «присмотра». Необходимый контроль осуществлялся посредством организованного в ГУ СМП Политуправления во главе с политработником С.А. Бергавиновым. Несколько позже этим спецуправлением над некоторыми полярниками были проведены закрытые процессы, срежиссированные Генеральным прокурором страны А.Я. Вышинским, дабы видные специалисты «из бывших» окончательно уяснили свое место в новых условиях.
Надо сказать, арктические достижения стали блестящей находкой для советской пропаганды. Тема освоения Севера — с романтикой арктических будней и мужеством советских полярников — не сходила со страниц книг, газет и с киноэкранов, сформировав целое поколение людей, для которых работа в Заполярье стала смыслом жизни. Так что все то, что неразрывно сплелось в эпоху 1930-х — романтичное и страшное, возвышенное и прагматичное, — как раз двигало и организаторами экспедиции, и ее участниками.
Предварительные итоги
Выйдя из Ленинграда и обогнув Скандинавский полуостров, «Челюскин» 10 августа 1933 года покинул Мурманск. Переход через Карское море (с 13 августа по 2 сентября) сопровождался сразу несколькими событиями. Во-первых, в процессе движения во льдах за «Красиным» «Челюскин» получил массу мелких повреждений (вмятины в корпусе, деформацию шпангоутов и потерю многих заклепок). Во-вторых, у супругов Васильевых родилась дочь, названная Кариной. В-третьих, было скорректировано положение острова Уединения на 50 миль восточнее, что позволило внести коррективы в морские карты. В-четвертых, 21 августа «Челюскину» пришлось расстаться с «Красиным» — ледоколу предстояло сопровождать караван судов на пути к реке Лене.
С этого момента экипаж мог рассчитывать только на себя… Поначалу ледовая обстановка оставалась в целом благоприятной, но, войдя в Восточно-Сибирское море с его тяжелыми льдами, экипаж обнаружил очередные повреждения. «Как трудно идти среди льдов на слабом «Челюскине», к тому же плохо слушающемся руля…» — отметил в дневнике капитан Воронин. Однако основные испытания ждали корабль в Чукотском море, куда он вошел проливом Лонга в середине сентября. Воздушная разведка, обнаружившая тяжелые льды, сделала очевидной невозможность посещения острова Врангеля. Вскоре судно оказалось в железных тисках льда. С берега к нему на собачьих упряжках добрались чукчи, с ними Шмидт 3 октября отправил на материк 8 человек — больных и тех, кому необходимо было вернуться домой до конца года.
