Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №11 за 2005 год

В результате к XI—XII векам сложился монументальный свод правил, обычаев и законов, сведенный воедино несколькими поколениями. Ныне мусульмане почитают его как «вечный и неизменный». Или, если взглянуть с другой стороны, можно сказать: все в исламе, что не относится к романтике, поэзии или языкознанию (область «аль-Арабия»], а также — к философии, математике или астрономии |«аль-Хикамия»|, относится к шариату.

Он, в свою очередь, состоит из восьми скрупулезно выверенных разделов: фарза, то есть действий, предписываемых каждому верующему (а кто отвергает их, тот переходит в категорию неверных!. Важиба, за невыполнение которого будешь записан в великие грешники, но не проклят, как в первом случае. Сунната — его хорошо бы выполнять, чтобы потом иметь заступником на Страшном суде самого Пророка. Мустахаба, и вовсе не обязательного, но все же способного добавить человеку добродетелей в глазах Всевышнего. Мубаха — всего, что можно и делать, и не делать совершенно произвольно. Харама — списка грехов-преступлений. Макруха — перечня грехов поменьше. И, наконец, мустакруха, объединяющего поступки вредные и глупые, но особого вреда никому не причиняющие.

Изучение шариата является долгом каждого мусульманина согласно фарзу, а люди сторонние, «всматриваясь» в него, могут сделать множество любопытных выводов относительно самой молодой из мировых религий. Скажем, то характерное обстоятельство, что ислам — единственный из конфессий поддерживает торговлю и всячески приветствует ее как дело богоугодное, напрямую вытекает из харама, который чуть ли не большую часть из своих 170 пунктов посвящает имущественно-денежным делам. Пророк же под страхом божественного проклятия запрещает и продавать заведомо испорченные товары, и держать у себя заработок рабочего, не выплачивая его сразу, и передавать имущество, принадлежащее наследникам, другим лицам, и хранить чужое имущество, когда известен владелец, задерживать долги и даже запасаться урожаем с целью дальнейшей перепродажи по более высокой цене. Впрочем, конечно, об основополагающем Мухаммад тоже не забыл — по хараму нельзя убивать, прелюбодействовать, совершать самоубийство.

Остальные разделы шариата полны причудливых, на наш сегодняшний взгляд, предписаний, советов, рекомендаций. Кроме того, интересно нахождение того или иного «норматива» в том или ином разделе закона. Например, долг мужа содержать жену, одевать ее и кормить (то же — по отношению к детям! прописан в фарзе, а долг жены подчиняться мужу — только в важибе. Таким образом, если она не станет подчиняться, окажется меньшей грешницей, хотя, конечно, и это плохо. Просыпаться с рассветом, мыть руки перед едой, принимать правой рукой и непременно в семейном кругу пищу, причем сидя, носить старую одежду, пока не износится, стричь ногти — всего лишь рекомендуется суннатом, в то время как служить в армии, давать бедным милостыню с дохода от пчелиных ульев — это жесткие требования фарза. А вот что касается соблюдения светских законов, если они противоречат шариату, мусульманин не обязан им подчиняться.

Закят — одно из ключевых понятий в исламе. Это — доля Бога в имуществе мусульманина, иными словами — обязательная доля, отчисляемая каждым человеком, который хоть чем-то владеет, на благотворительность, исчисляющаяся 2,5% всех доходов в год.

Закят буквально означает «очищение», имеется в виду, что специальный налог очищает сердце мусульманина от жадности и эгоизма. Сердца же тех, кому он предназначен, освобождаются от зависти и ненависти к более богатым. А предназначен он, во-первых, бедным и сиротам. Во-вторых, из средств закята оснащаются снаряжением солдаты, сокрушающие неверие и устанавливающие справедливость.

Религия настаивает, что мусульманин, не платящий закят, — не просто грешник, но вероотступник. «Он будет гореть в пламени Геенны и для него будут уготовлены пластины, которыми будут прижигать его бока и лоб».

Характерно, что никогда и ни при каких обстоятельствах не мог получить доли от закята кто-либо из прямых потомков Пророка. «Милостыня не полагается роду Мухаммада, ибо это — нечистоты людей». Зато между мужчинами и женщинами из этой семьи равномерно распределялась одна пятая часть так называемого хумса, который, в свою очередь, составлял одну пятую всякой военной добычи. Впрочем, в наше время можно выдавать закят и им. Хумса больше нет.

Любовь Хоботова

Сегодня между всеми направлениями и разновидностями ислама, которых насчитывается более двухсот, сходства куда больше, чем между христианскими конфессиями и тем более сектами.

На протяжении долгих лет историки и богословы пытались раскрыть «загадку» природной «эластичности» ислама. Его способности все в себя вбирать и все на себя примерять, какой бы тесной одежка с виду ни казалась. Предлагались сложнейшие теософские объяснения, наверняка и в них есть свой резон. Однако о простой и очевидной причине часто забывают — об урбанистических корнях мусульманства. Странно, но оно, вызывающее у многих ассоциации с полудикими бедуинами пустыни, тяготеет в большей степени к городу. Ислам грезит городом, в нем он возник и в него же постоянно устремлен. А ведь достаточно представить себе «каменные джунгли» Востока, чтобы понять: терпимость здесь является условием выживания. Враждовать и постоянно бороться с соседями по сверхузким улочкам и лабиринтам невозможно — «человеческий улей» просто не выживет. Сама организация пространства располагает к консолидации.

Прообразом такого консолидирующего «мешка», общего котла, где варится все и вся, для мусульман поныне остается Мекка. Когда-то это святилище кубической формы («кааба» по-арабски и есть «куб») было культовым центром язычников, которые поклонялись там Эсваду — упавшему с неба черному камню, вделанному потом в одну из примыкающих стен. Согласно легенде Каабу основал сам Авраам, который шел за большой змеей до того места, где она свернулась кольцом. Поняв, что нашел место, где «небеса встречаются с землей», праотец всех семитов построил там храм.

Прошло два с половиной тысячелетия, и именно в Мекке немолодой уже купец по имени Мухаммад начал свою проповедь о едином Боге. До поры до времени будущему пророку и в голову не приходило покидать родные места, но когда земляки ополчились на него за назойливые и непонятные речи, он с немногими сподвижниками ушел на север — в Медину. А потом, вернувшись с победой домой, соорудил вокруг Каабы мечеть (прообраз всех позднейших мечетей), иначе «масджид», на родном языке Пророка — «место поклонения». Так сформируется исламский кругозор: Кааба — в Мечети, Мечеть — в середине Города, Город — в середине Мира.

Все сходится: арабскому слову «мадина» (город) соответствуют однокоренные маданийат (культура) и тамаддун (цивилизация). Уже упомянутый в этом сюжете ал-Фараби писал: «Величайшее благо и высшее совершенство могут быть достигнуты в первую очередь городом, но никак не обществом, стоящим на более низкой ступени совершенства», например кочевниками. У него же появляется философская категория «аль-мадина аль-хакика» (Истинный град), а в одном из трактатов еще IX столетия говорится и о «граде Духа» — «альмадина аль-руханийа». В общем, куда ни глянь, везде города — осознанные и «обоснованные», как средоточия всякого блага и убежища от хаоса.

Конечно, в многочисленных государственных образованиях, где люди «бог весть почему» селились буквально плечом к плечу, жили и селяне, и кочевники. И, в конце концов, эти «дикари» неизменно обнаруживали преимущества городской тесноты, и сами в нее вливались. Так вышло с тюрками, образовавшими великие империи: сельджукскую и османскую, с берберами, осевшими в благодатной Андалусии. Наконец, с самими соотечественниками Пророка, бросившими своих верблюдов и пески ради богатых домов Дамаска и Багдада. …

«Я — город Знания, а Али — врата его», — внушал Мухаммад, говоря между прочим о своем зяте, который позже стал четвертым халифом, соединившим в своем лице всякую земную власть над мусульманами: и духовную, наставническую, и светскую, политическую. С тех пор ислам не отделяет первую от второй. Толкователи вскоре добавили, что в таком случае три других праведных халифа — Абу-Бакр, Омар и Осман — являются фундаментом этого города, который, конечно же, не мог не воплотиться символически. К примеру, на порталах некоторых культовых зданий, таких как знаменитое медресе Шир-Дор в Самарканде, появляются изображения львов. Причем здесь лев? Притом, что один из хрестоматийных арабских эпитетов Али — Асад, то есть «Лев». А «Шир-Дор» на фарси означает «Львиные врата».

И можно вспомнить сотни таких историй: город-мир в исламе насыщен аллюзиями, и среди них, как нигде больше, мусульманин чувствует себя наиболее комфортно. Структура восточного людского муравейника, обычно представляющаяся европейцу хаотической, на самом деле организована по плану, который дает каждому отдельному «муравью» душевное убежище. Подчеркнуто замкнутое и плоское пространство прерывается вертикалями минаретов, создавая яркий образ города-храма. Все предсказуемо, все логично и в то же время динамично, как сама жизнь. Все — на своем месте. И здесь — самое время вернуться к изначальной сути ислама, с которой начали разговор: каждая деталь, каждый поворот, стена или камень так или иначе содержат символический образ всего, что есть под Луной. В каждой капле отражается мир.