Покончив с делами, Авдеев провел по лицу ладонью и вспомнил, что уже несколько дней не брился. Не до этого было! Постоянные тревоги, экстренные совещания. В поселке участились убийства из-за угла, поджоги. Авдеев направился в соседнюю комнату за бритвой и по пути еще несколько раз провел пальцами по курчавой бородке. Остановился.
— Да ведь борода-то кстати, — вслух сказал Авдеев. — Указание полпреда об установлении связи с Бредихиным надо выполнять. Пройдет еще несколько дней, и во мне трудно будет узнать всегда чисто выбритого чекиста. Как я сразу не догадался об этом?!
…У здания, где размещались чекисты, несмотря на трескучий мороз, суетились мальчишки, помогающие бойцам грузить железные ящики, мешки, другое имущество. Прохожие украдкой поглядывали на отъезжающих. С наступлением сумерек колонна саней, сопровождаемая всадниками, тронулась в путь. Тяжело вздыхали женщины, всхлипывали мальчишки, неразлучные друзья и активные помощники бойцов-чоновцев. Лишь из-под навеса над тесовыми воротами неслась отборная брань. Это местный старожил, сыновья которого были осуждены за бандитизм, слал проклятия вслед уходящим чекистам. Легкая поземка заметала следы саней. Отряд затерялся в сумерках.
А на другой день после короткого боя Уил был занят серовцами.
…Стояла темная ветреная ночь. Рваные облака закрыли пытавшуюся прорваться сквозь них луну, а резкие порывы ветра поднимали снежную пыль, надежно маскируя следы идущих по целине людей. Ноги то и дело проваливались в глубокий снег, сугробы мешали движению. Через несколько верст путники спустились в неглубокий овраг и по нему подошли к окраине степного поселка. Остановились. Какая-то гнетущая и таинственная тишина обступила отряд со всех сторон. Где-то далеко, на северо-западной окраине села лаяла одинокая собака. Было за полночь.
Посовещавшись, путники по одному направились в поселок. Старший отряда в задумчивости постоял у глинобитного сарая и, прихрамывая, свернул в переулок, что вел к ближайшему дому. Послышался легкий стук. Дверь отворилась.
— Авдеич? Проходи! — пробасил человек в наброшенном на плечи полушубке. — Небось, замерз?
— Замерзнуть не замерз, а вот нога снова подвела. То ли оступился, то ли старую рану разбередил, когда шли. Бандитская пуля дает себя знать.
— Проходи. Ложись, коли так. Постель приготовлена в горнице.
— А как в поселке? — спросил Авдеев.
— Пока все спокойно. Серовцы не беспокоят…
* * *
…После захвата Уила бандой прошло две недели. Разгульная жизнь и пьянство захватили все лихое серовское воинство. Слышались выстрелы, крики, стоны. «Командующий» чуть ли не каждый день устраивал скачки. Пьяные бандиты носились наперегонки по улицам, орали песни. Затем наступило похмелье. Тогда-то и родился приказ по «Атаманской дивизии», в котором говорилось:
«Отмечаю полный упадок дисциплины. Солдаты до сих пор не перестают бесчинствовать, для чего приказываю: комсоставу подтянуться и подтянуть своих подчиненных, прекратить пьянство и разные гулянья, катанья на скачках. Несмотря на занимаемые должности, буду расстреливать без суда».
Припоминая отрывки из приказа, Семен Бредихин вышел на людную центральную улицу, зашагал вдоль заборов. Через несколько десятков метров его догнал мужчина, тихо спросил:
— Мы с вами где-то раньше встречались?
Семен несколько замедлил шаг.
— Не припоминаю. Может быть, в Саратове?
— В Оренбурге, — был ответ.
Человек обогнал Бредихина, свернул за угол дома. Стараясь не отставать, Семен последовал за незнакомцем. «Кто бы это мог быть? — думал он, переступая через порог калитки. — Ни на кого из наших не похож. Может, провокация?»
Бредихин, не вынимая руки из кармана, осторожно вошел во двор и увидел стоящего у двери дома человека. Он очень удивился, когда узнал в незнакомце Авдеева. Того самого Авдеева, что руководил облавой при поиске грабителей железнодорожных вагонов на станции Оренбург. В одежде крестьянина чекист был неузнаваем. На давно не бритом подбородке красовалась густая курчавая огненно-рыжая борода. Только проницательные глаза да сросшиеся над переносицей брови выдавали прежнего Степана Авдеева.
— Здравствуй, Семен, — шагнув навстречу Бредихину, сказал Авдеев.
Обнялись. Зашли в просторную теплую горницу. Сели на лавку. Помолчали. Первым заговорил Авдеев.
— Оренбург требует от нас более активной работы по разложению банды. Надо попытаться настроить массы против Серова. Нам помогут. Клейменов подготовил чекистов. Под видом бандитов они вольются в банду. Жди. Кто вошел в эту группу, полпред не сказал. Но, разговаривая со мной по телефону, дал понять, что ты их всех знаешь. Тебе, наверное, уже известно, что в междуречье Волги и Урала действуют 27-я Омская Краснознаменная стрелковая дивизия, 1-я Сибирская кавалерийская бригада, несколько бронепоездов. Войсками ОГПУ и ЧОН, частями Красной Армии уже разбиты многие банды. По существу остались недобитыми одни серовцы. Об этом надо распространять слухи, внушать бандитам всю безнадежность затеи Серова.
— Так-то оно так, — согласился Бредихин. — Но Серов снова взялся наводить порядок. Организовал занятия. Видно, к чему-то готовится.
— Вот и разузнай, — посоветовал Авдеев.
— Это не так легко, Степан. Раньше Матцев все мне рассказывал. А недавно его назначили командиром третьего эскадрона. Следственным отделом сейчас руководит сам Долматов, правая рука Серова. Боюсь, и меня переведут. Как-то заходит Долматов выпивши, говорит: «Ну что, писаришка, упекли мы твоего Матцева. Не будет язык распускать!»
— А за что Матцева перевели на эскадрон? — спросил Авдеев.
— Трудно сказать. Чего-то они не поделили с Долматовым. Да и Серову Матцев не очень нравился.
— Ты говоришь, Матцев к тебе относится хорошо. Делился с тобой секретами. А не использовать ли мам его против Серова?
— Очень трудно. Но попытаться можно.
— А часто ли к тебе он заходит?
— Вечерами. И всегда пьяный. Жалуется на жизнь, на Долматова, Серова.
— Нужно учесть. Но не забывай, Матцев колчаковский офицер-монархист, ярый враг Советской власти. Сколько людской крови пролито им, сколько принесено горя.
— Это я помню, — согласился Бредихин. — Об этом же говорил мне и Клейменов. Но вижу, Матцев хочет спасти свою шкуру, ищет выход из тупика. Поэтому пойдет на все.
— Нужно разобраться. И как следует, — посоветовал Авдеев.
Еще несколько часов обсуждали чекисты свой план работы. Расстались с наступлением сумерек, крепко пожав на прощанье друг другу руки. Авдеев достал из-за иконы пачку пахнущих типографской краской листков, отдал их Бредихину.
…В тот вечер Матцев не зашел в следственный отдел. Тогда Бредихин решил сам сходить к нему на квартиру. Стояла морозная ночь. Усыпанное звездами небо манило в бескрайнюю высь. Запахнув полушубок, Семен вышел за ворота и не спеша направился в третий эскадрон.
Матцев встретил своего земляка несколько необычно. Хмурый и злой, он расхаживал по комнате. Но, увидев Семена, обрадовался.
— Не ожидал, не ожидал. Спасибо, что наведался. Садись, гостем будешь.
Полез под стол, громыхнул пустыми бутылками. Крепко выругался.
— Хотел угостить, а нечем. Все вылакали, сволочи! И Пантелей ушел к соседке. Без него вряд ли чего отыщем…
— Не утруждай себя, Тихон, — сказал Бредихин и, достав из кармана бутылку самогона, поставил ее на стол. — Первач! Берег для тебя, Константиныч.
Матцев налил глиняные пиалы и, не дожидаясь Семена, выпил. Лицо его тотчас просветлело. Налив вторую пиалу, Тихон сказал: «Будем» и снова выпил.
Водка подействовала на обоих. Обнимая Бредихина, Матцев стал жаловаться на жизнь.
— Гложет меня все это, Семен. Ох, как гложет! Бессонница мучает. Как усну, родные края вижу. Стариков вспоминаю. Олечку свою. Дело наше, Сеня, пропащее. Дохлое, можно сказать. И Серов все понимает, но не хочет слушать об этом. Еще на что-то надеется. А чего ждать? Чего-о-о? Расплаты? Боится атаман Васько конца. Вот и затеял переговоры с комбригом Уваровым о сдаче. Хочет улизнуть из западни. Торгуется, время выигрывает. Троцкого на провод запросил. Но не верю я ему. Не собирается он сдаваться. Перед гибелью браваду разводит. Надоело все это. Пора кончать. Но где выход? Советская власть, Сеня, не простит нас. Да и войско наше ненадежное. Разбегаются солдаты. Вот и зверствует Серов.
Бредихин подлил первача, но Матцев резко отодвинул от себя пиалу:
— Хватит! От себя не уйдешь. Совесть в вине не утопишь.
— Ты прав, Константиныч. Водка сейчас не советчик. Но насчет выхода подумать надо, — заметил Бредихин.
— На что намекаешь, Семен? — привстал из-за стола Матцев.
— Видишь ли, Константиныч. Верные люди сказывают, будто амнистию продлили.
