«Шеффилд» и эсминцы. Дополнительных крейсеров, увы, не было. Больше мы не беспокоились о возможной встрече с итальянцами.
Мы должны были встретить линкор «Малайя», идущий с востока. Вместе с линкором шли 3 эсминца и пара транспортов. Ничего не произошло. Нас даже не бомбили, если я правильно помню. Это путешествие запомнилось только затянувшимся бездельем. Если проводить параллели, то это выглядело бы, как если бы немцы отправили линкор в сопровождении 3 эсминцев через Ла-Манш, в то время как мощный британский флот стоит в Портсмуте.
Мы пришли в Гибралтар в сочельник, и тот же день прибыла депеша: «Капитан-лейтенант Стефен Норрис награжден Орденом за выдающиеся заслуги, суб-лейтенант Хоул награжден Крестом за выдающиеся заслуги». Двое матросов получили Медали за выдающиеся заслуги. Ночью пролилось все, что могло литься. Для начала пошел дождь, но только для начала.
Рождество тоже получилось мокрым. Шквалистый ветер с дождем налетел с запада. Службу мы провели в матросском кубрике. Устраивать ее наверху было бы неразумно.
После недолгой службы командир, двое суб-лейтенан-тов и я отправились в собор. Есть определенная красота в этих чисто мужских церковных службах в Гибралтаре. Тот день был полон странной грусти. Старые рождественские гимны, услышанные во время войны далеко от дома, трогают самые потаенные струны в сердце.
Но в разгар песнопений адмирал сэр Дадли Норт, командующий Северо-Атлантической станцией, внезапно покинул собор. Немедленно кто-то произнес: «Не к добру». Но пение продолжалось.
К концу службы атмосфера стала откровенно напряженной. Но никто не отзывал нас на корабли. Когда все закончилось, мы отправились в «Бристоль», посидели на рождественском обеде, опрокинули по стаканчику шерри и пошли обратно на эсминец. Пока все было тихо.
Кто-то некстати вспомнил, что на прошлое Рождество нас выгнали в море. Командир мрачно заметил: «Это мы еще успеем». И тут корабли в гавани действительно получили приказ поднимать пары. Из труб эсминцев повалил дым. Мы припустили бегом, перескочили через корабль, стоящий у причала, и попали на «Файрдрейк». Его машинные вентиляторы уже рычали, подавая воздух к топкам котлов.
Вахтенный офицер коротко сказал: «Быть готовыми к выходу через час». Мы отправились по местам. Стряслось какая-то гадость, в этом никто не сомневался.
В кают-компании в это время пировали.
На «Файрдрейке» существовал обычай: в день Рождества приглашать унтер-офицеров выпить вместе с офицерами. Старший помощник строил свои собственные теории относительно того, что означает слово «выпить». Означало ли это порцию для грудного ребенка? Или наоборот, порцию, которая свалит с ног верблюда? Поэтому он, как истый англичанин, сумел найти компромисс. Он пригласил унтер-офицеров на корму в 10.30. А сейчас часы показывали 12.45.
Я полагаю, что никто из унтер-офицеров не позволил себе ничего лишнего. Да, я видел, как один из них, вынув вставные челюсти, попытался укусить ими соседа, но, думаю, это было просто веселое рождественское настроение.
Они начали, как и положено, с песни «Какой он славный парень». Что последовало бы дальше, можно только гадать, потому что прибежал вахтенный сигнальщик и сунул командиру под нос бланк. Приказ был кратким и недвусмысленным. «В 13.00 отдать швартовы и выйти в море». То есть нам на все дали целых 10 минут.
Машины находились в 4-часовой готовности, что означает — в котлах нет пара. Электричество нам подавали с берега по кабелям. В 12.30 машинная команда получила приказ перейти на часовую готовность, но чтобы только разжечь котлы требуется 20 минут.
Празднование немедленно прекратилось, причем, должен сказать, достаточно организованно. Те самые вставная челюсти были использованы, чтобы подгонять отстающего, замешкавшегося на крутом трапе кают-компании, но это нельзя назвать беспорядком. Правда, в последний момент мелькнула странная фигура, облаченная в килт и игравшая на волынке, изготовленной из спасательного жилета. Но, полагаю, это был человек из экипажа стоявшего рядом «Форчюна».
Мы подняли моторный катер. Его экипаж спрыгнул на палубу, когда мы уже отходили от «Форчюна». Там раздавались крики, смех и пение, что не вполне соответствует морским традициям. Мы отправлялись в море навстречу шторму, не дотянув 10 минут до начала рождественского обеда.
Кубрики были украшены сигнальными флажками и зеленью, которую матросы неведомо где нашли на Скале. Чувствовался праздничный настрой. Я подумал, что мы таким образом сэкономили несколько бутылок вина, но не посмел сказать об этом вслух.
Когда мы поднимали катер, несколько офицеров «Форчюна» следили за этим со своего квартердека, весело подкалывая нас. Мы их любили, но я думаю, что в тот момент они ощущали некое превосходство.
Мы вышли в море. Я поднялся на мостик, заглянув по пути в рулевую рубку. Рулевой стоял, закатав рукава, и курил большую сигару с золотым ободком. Откуда-то снизу доносились невнятные, но тихие голоса унтер-офицеров. Сейчас они находились в ладу со всем миром, даже с нижними палубами.
С адмиральского корабля был получен сигнал: «Количество кораблей, которые отвалили, подняв пары, показывает, что часть эскадры проявила незаурядное рвение, чтобы выйти в море. Или вы праздновали Рождество в котельном отделении?»
Мы вылетели из гавани как пробка. Люди потом говорили, что мы дали 20 узлов, но, думаю, это преувеличение.
Мы отвалили, как и было приказано, через 10 минут, а следом за нами вышло все Соединение Н. Я твердо знаю, что на кораблях уже начали праздновать Рождество, и все-таки вся эскадры вышла в пролив навстречу жестокому шторму через 45 минут после получения приказа.
Далеко на западе один из наших конвоев на рассвете был атакован тяжелым крейсером типа «Хиппер». И мы шли на помощь.
«Бервик», бедный старый «Бервик», который уже получил удар у Спартивенто, вместе с легким крейсером «Бонавенчер» принял на себя всю тяжесть нового боя.
К 14.00 жизнь на «Файрдрейке» вошла в нормальную колею. Пара человек мучилась животом, еще пара страдала с перепоя, но в остальном мы находились в полной боевой готовности. Мы шли навстречу высоким волнам, выдерживая скорость 26 узлов, хотя нас мотало и бросало. К вечеру ветер немного ослабел, но во второй половине дня на святки он задул сильнее, гораздо сильнее. Однако на западе требовалась наша помощь, и мы двигались навстречу конвою. «Арк Роял» и «Ринаун» в полночь отделились от нас и пошли дальше самостоятельно. Мы остались ждать, борясь со штормом.
В пятницу мы вместе с «Шеффилдом» развернулись строем фронта, чтобы начать поиск. Конвой рассеялся. Мы попытались найти отбившиеся суда и привести их в порт. Мы подобрали троих и вместе с ними повернули на восток. «Шеффилд» оставил нас. Во второй половине дня с северо-запада подошли авианосцы «Аргус» и «Фьюриес». Мы добавили их к своей компании и пошли дальше.
Но «Фьюриес» пожелал уйти вперед. Нам с «Фолкно-ром» пришлось его сопровождать.
Мы прибыли в Гибралтар 29 декабря утром. Но сразу после полудня нам пришлось отправляться на запад, чтобы встретить «Ринаун» и «Арк». В порту мы оказались 30 декабря.
Потом нам рассказали, что «Хиппер» атаковал конвой в предрассветных сумерках. «Бонавенчер» сразу ответил на его стрельбу из своих 133-мм орудий. Но ведь «Хиппер» был тяжелым крейсером водоизмещением 10000 тонн, вооруженным 203-мм орудиями и хорошо забронированным!
Но «Бонавенчер» с самого начала добился нескольких попаданий, а потом в бой ступил «Бервик». И почти сразу он снова получил попадание. В те дни счастье явно отвернулось от этого крейсера, однако он не прекратил бой и в свою очередь добился нескольких попаданий. «Хиппер» отвернул прочь и исчез на юго-западе. «Арк Ройял» и «Ринаун» попытались найти его, но не сумели. Конвой добрался до цели без потерь.
Глава 14.
Мальтийский конвой
I
«Бервик» вернулся во вторник, чтобы высадить раненых и залатать свои повреждения. Они были не слишком велики. Когда крейсер проходил мимо нас, мы не заметили ничего.
Это был сочельник, и я отправился на берег. Когда я вернулся в порт, «Файрдрейк» уже отходил от причала. Мне пришлось прыгать через расширяющуюся полосу воды. Нам в очередной раз приказали немедленно выходить в море.
Мы отправились на восток, 4 эсминца, выстроенные кильватерной колонной. С нами не было никаких тяжелых кораблей, так как это была операция легких сил.
Когда французские конвои проходили через Гибралтарский пролив, их торговые суда шли в марокканских территориальных водах. Корабли эскорта держались на самой границе 3-мильной зоны. Они шли в территориальных водах до мыса Трес-Форкас на территории рифов, где кончались испанские владения. Возле этого мыса суша резко уходила на юг к Мелилье, образуя глубокую бухту. Конвои пересекали ее напрямую в Оран, сразу выходя из-под прикрытия.
