Каковы были достижения Среднего царства по сравнению с Древним? В некотором смысле они были не так велики. Люди этого второго великого периода в истории Древнего Египта вскарабкались, быть может, так же высоко, как их предки, но им не пришлось начинать с самой первой ступеньки лестницы. Письменность, монументальное строительство, государственная религия, философия царской власти, социальный порядок и многие другие элементы цивилизации были заложены и развиты в Древнем царстве. Но есть и изменения. Одно из наиболее заметных – изменение в лицах царствующих особ. Взгляните на портрет Сенусерта III – глубокие линии от носа ко рту, неулыбающийся, мрачно сжатый рот, тяжелые морщины на лбу. Лицо Хафра, из IV династии, есть поистине лицо бога, черты его выражают высшую уверенность в себе самом и во Вселенной. На лицах правителей Среднего царства печать тяжелой ответственности, если не чего-то более трагического.
Мы можем видеть в этих лицах и в контрасте между эгоцентричной пирамидой и общественными ирригационными работами знак изменений в понимании роли царя. Что же, значит, теперь он скорее пастырь своего народа, чем отдаленный от него божок; primus inter pares[1] феодального государства скорее, чем существо, уникальное в своей божественности? Нет легкого ответа на этот вопрос. На любой ответ повлияет старое искушение видеть светлую (с нашей точки зрения) сторону людей, которых мы избрали объектом нашего исследования. При всем при том есть некая справедливость в утверждении, что чувство социальной и моральной ответственности развилось в этот период сильнее, чем раньше. Нигде это утверждение не поддержано сильнее, чем в литературных работах данного периода. Исследуем еще одну историю, чтобы подкрепить наше мнение.
«Повесть о красноречивом крестьянине» была, вероятно, специальным проклятием маленьких египтян. Ее переписывали и использовали как школьное упражнение. Стиль повести кажется настолько вычурным и искусственным, что неегиптолог не может читать ее перевод без множества комментариев, разъясняющих фигуры речи. Некоторые из них, позволим себе добавить, не вполне ясны даже египтологам. Как читатель может заключить, я изобретаю предлоги для оправдания отсутствия перевода этого текста. Мы ограничимся кратким его изложением, поскольку история кое-что говорит о социальной структуре египетского общства эпохи Среднего царства.
Некий крестьянин из Фаюмского оазиса на пути на рынок с караваном ослов сталкивается с мелким чиновником, принадлежащим к дому Ренси, великого эконома царя. Этот мелкий чиновник, которого зовут Тутинахт, зарится на собственность крестьянина и придумывает подлый план: он расстилает на дороге полотно, заставляя крестьянина вести ослов по краю засеянного хлебом поля. Один маленький ослик поддался искушению и сжевал колос пшеницы, в силу чего Тутинахт конфискует весь караван и гонит протестующего крестьянина прочь. После нескольких дней бесплодных призывов к бессовестному обидчику отчаявшийся крестьянин отправляется к самому великому эконому. Он обращается к этому могущественному человеку с речью, настолько красноречивой и язвительной, что вельможе не хочется отказывать себе в удовольствии послушать крестьянина еще. Поэтому он не дает ответа на жалобу. Крестьянин, который, несомненно, мог считать упорство одной из своих главных добродетелей, возвращается к притворяющемуся равнодушным эконому снова и снова и обращает к нему не менее восьми прекрасных речей. Тем временем тот сообщает о жалобе крестьянина и его красноречии самому царю, который приказывает сделать копию каждой из прекрасных речей. Он также приказывает, чтобы семью крестьянина кормили, пока он ораторствует, – симпатичная черта, удивительная для тирана. История имеет счастливый конец и даже оттенок поэтической справедливости: крестьянин получает свою собственность назад и обогащается еще более имуществом чиновника, который его ограбил.
Ораторствуя, крестьянин употребляет все средства, чтобы склонить на свою сторону бесстрастную аудиторию: угрозы, жалобы, увещевания, лесть. Среди его аргументов есть и призыв к справедливости ради справедливости. «Праведность спускается с делателем в могилу, и о нем помнят благодаря ей». Аргумент крестьянина и события повести приводят к одному заключению – справедливость одна и для богатых, и для бедных. Это заключение может нас поражать, возникая в таком месте и в такое время; ведь ни в одной другой культуре правитель не пользовался такой абсолютной властью, как в Древнем Египте, где догма провозглашала его истинным богом. Но мы встречали намеки на этот идеал в других текстах и в других областях жизни, поэтому можем понять, почему ряд ученых, говоря о некоторых аспектах данного периода, рискуют употреблять слово «демократический».
Даже рай начинает выглядеть как народная республика, ибо прерогатива бессмертия узурпирована мертвыми, не принадлежащими к царской семье. Здесь нашему понятию равенства был дан причудливый оборот: все люди равны, ибо каждый человек есть царь. «Тексты пирамид» Древнего царства уверяют правителя в вечной жизни; тексты на гробах Среднего царства наделяют обычных людей такой же привилегией. Душа усопшего должна предстать перед судом, но судья больше не Ра, как в прежние времена. Теперь это Осирис, правитель Царства мертвых. Поскольку усопший был также Осирисом, имитируя статус мертвого царя, это представляет картину, мало понятную современному взгляду: Осириса-усопшего судит Осирис-бог. Но это не беспокоило египтян. Их вообще очень немногое беспокоило.
Разумеется, когда мы говорим об обычных людях, мы в действительности говорим о вельможах, крупных и мелких, и о немногих выходцах из ремесленного и торгового класса. Реальные рядовые люди – крестьяне – не имели гробов, на которых писались тексты, и усыпальниц, куда опускались гробы; все, что они имели, – это яму в земле и несколько горшков с едой. Но даже при этом рай оказался демократизирован настолько, что любой человек, который мог себе позволить расписанный гроб, мог стать Осирисом. Имя бога стало чем-то вроде эпитета, прилагаемого к имени усопшего: Осирис Хапджефа, князь, или Осирис Санахт, плотник.
Картуш Яхмоса
1. ВТОРЖЕНИЕ«Был у нас царь по имени Тутимаоис, в царствование которого, я не знаю, за что, прогневался на нас Бог и пришли неожиданно с востока люди неизвестного происхождения, имевшие довольно дерзости предпринять поход в нашу страну, и легко, без боя покорили ее. Одолев наших правителей, они беспощадно сожгли наши города и разрушили храмы богов. Обращались со всеми жителями они крайне жестоко и враждебно; одних убивали, других с женами и детьми обращали в рабство… Весь этот народ именовался гиксосы, то есть правители пастухов, ибо «гик» на священном языке означает «царь», а «сос» на народном языке означает «пастух».
Это одна из немногих уцелевших цитат из Манефона; она была скопирована Иосифом Флавием по его собственным соображениям. Может быть, я создаю впечатление, что Манефону нельзя доверять, и я действительно так думаю. В приведенном отрывке верны только три сообщения: Египет подвергся вторжению, завоеватели пришли «из восточных областей» и некоторые из них – не все – назывались гиксосами.
Раз мы можем посмеиваться над Манефоном, значит, у нас есть другие источники информации. Они почти полностью археологического характера. Некоторые египетские тексты отмечают великие унижения, принесенные гиксосами, которых они называют «ааму» или «азиаты», но все они были написаны через много лет после событий. Когда речь заходила о неприятных фактах, египтяне впадали в некую официальную амнезию; возникает чувство, что завоевание и вовсе никогда не было бы отмечено, если бы существовал убедительный способ прославить фараона за освобождение страны, не упоминая о том, от кого он ее освобождал.
Кто были эти «азиаты», которые никогда не именуются более точно? Как ухитрились племена грубых кочевников покорить могущественное Египетское царство?
Этимология Манефона, помимо всего прочего, страдает некоторой неточностью. Слово «гиксосы» означает не «правители пастухов», но образовано из двух египетских слов, которые означают «правители чужих стран». Чужие страны были, вероятно, странами Юго-Западной Азии, которые и прежде являлись для Египта источником множества неприятностей. Азиаты всегда просачивались в Египет; они воспользовались преимуществом внутренней слабости страны после падения Древнего царства, точно так, как гиксосы использовали ослабление Египта в конце Среднего царства. В Азии в этот период происходило значительное брожение и великие движения племен и этнических групп. В других областях Ближнего Востока также появляются новые лица и новые имена. Возможно, что гиксосы были частью широкого переселения народов, начавшегося, быть может, в степях Предкавказья и включавшего в себя, по мере распространения, дополнительные компоненты.
