Сначала ему не поверили. Думали, что простоватый на вид мужчина только сбывал фальшивки, выгораживая настоящих преступников. Но когда оперативники увидели содержимое сарая и сложенные аккуратными рядками пачки денег, у них глаза полезли на лоб. Примерно такая же реакция была у экспертных групп Следственного управления МВД и Госзнака, срочно прибывших в Ставрополь. На дюжине следственных экспериментов провинциал продемонстрировал мастерам полиграфии нечто настолько потрясающее, что комиссия Госзнака незамедлительно признала: уровень фальшивомонетчика соответствует совокупному уровню группы ответственных за выпуск денег специалистов. Такой талант не признать было невозможно. Его и признали, приговорив к 12 годам заключения.
В СИЗО фальшивомонетчик № 1 написал письмо самому министру, раскрывая слабые места отечественных денежных знаков и предлагая свои знания в их устранении. Виктор и тогда не оставлял надежд оказаться полезным. Но ревностному блюстителю закона, товарищу Щелокову, подобные сделки отчего-то были противны, и откликаться на действительно заманчивое для государства предложение он не стал. Возможно, прими он предложение гения, страна поставила бы себе на службу мощнейший творческий потенциал, в несколько раз превосходящий научную посредственность многих академиков. Жаль, что история не терпит сослагательного наклонения.
…Его изобретения в печати не были забыты и по сей день активно используются в полиграфии. В тюрьме к нему, простому человеку, авторитетные уголовники обращались на Вы. Ему посвятили несколько документальных фильмов, часть из которых предназначена исключительно для служебного пользования, чтобы сотрудники компетентных органов на столь выдающемся примере познакомились с настоящим виртуозом своего дела.
Виктор Баранов – изобретатель и фальшивомонетчик № 1
Виктор Баранов освободился в 1990 году и в настоящее время живет в Ставрополе, продолжая время от времени заниматься своими изобретениями и решая задачки для частных фирм, проявляющих к таланту фальшивомонетчика № 1 значительно больший интерес, нежели в свое время государство.
Немецкий ученый Фердинанд Тённис, живший 100 лет назад, в своих трудах, касающихся государственного устройства, делил общество на две разновидности. Их трудные для славянского уха названия – «гезельшафт» (от немецкого Gesellschcift – общество) и «гемайншафт» (от немецкого Gemeinschcift — сообщество) – означали не столько формальные условности вроде типа правления или формы государственного устройства, сколько тип отношений, бытующий в соответствующем обществе. И если западное общество XX века – это холодный и рациональный «гезельшафт», то Советский Союз 1970– 1980-х годов – чистейший «гемайншафт». Эдакая большая деревня, где решающий аргумент в любом споре – связи и родство. Прямота правосудия в такой деревне подчас зависит от близости к сильным мира сего.
В 1982 году, когда всей партийной верхушке, правящей в Советском Союзе, уже было ясно, что до конца правления Леонида Ильича Брежнева остались считанные месяцы, в государстве остро встал вопрос наследования власти. Самого Леонида Ильича на этот счет спрашивать опасались, однако между собой отцы партии вели осторожные разговоры. Кандидатур было несколько, но, по сути, только две из них имели значение. Один располагал деньгами, мощью правоохранительных органов и властью над столицей. Второй имел за спиной силу одного только ведомства – КГБ.
Леонид Брежнев – Генеральный секретарь ЦК КПСС в 1966-1 982 годах: его уход предвещал сильнейшие потрясения и жесточайшую борьбу за власть
Если с позицией первого все было понятно (она была ясна и удобна сытому большинству ЦК), то поведение второго вызывало изрядные опасения.
Начиная с лета 1982 года, когда перебои с поставками продуктов в московские гастрономы достигли своего апогея, при этом перестав удивлять даже последнего инженера, глава КГБ Юрий Андропов отчего-то очень обеспокоился этим явлением. Те, кто слышал его выступление на пленуме, посвященное этой проблеме, испытывали двойственные чувства. Москвичи большей частью слушали равнодушно, воспринимая сентенции секретаря ЦК (он к тому моменту уже сменил должность, оставив в качестве председателя КГБ надежного человека) как очередную сказку для взрослых. Зато чиновники забеспокоились. За словами могли последовать действия. Учитывая, что эпоха тотального дефицита создавалась при участии сотен ответственных работников, удар мог последовать с любой стороны. Это понимали все, в том числе и самый вероятный оппонент Андропова в борьбе за власть – хозяин Москвы Виктор Гришин.
Однако никто, даже хороший друг Гришина, министр внутренних дел Щелоков, понятия не имел, что творилось за стенами Лубянки. Если бы они знали, что Андропов затеял ни много ни мало еще одну чистку, возможно, товарищ секретарь умер бы даже раньше Брежнева. Но они не знали.
Виктор Гришин – первый секретарь Московского горкома КПСС и один из претендентов на пост Генерального секретаря
Между тем начинать Юрий Андропов решил с московской торговли, находящейся под контролем Гришина. В то время данная отрасль была одним из самых перспективных направлений отечественной экономики, своеобразной денежной короной на челе первого секретаря горкома Москвы. Жемчужиной в этой короне был знаменитый гастроном «Елисеевский». Место, в котором было все и где чиновники, артисты и прочая обожающая сладко поесть «прислуга народа» могли при желании достать все, что душа пожелает. Разумеется, только они и могли. Прочие гастрономы также были очень прибыльными местами, и их руководители могли себе позволить практически любой каприз, но «Елисеевский» стоял на голову выше всех. Точно знаменоносец великой торгово-пищевой армии Москвы.
Центральный зал царства изобилия – гастронома «Елисеевского» (снимок 1 970-х годов)
Его бессменный в течение 10 лет (с января 1972 года) директор Юрий Соколов был ярчайшим представителем своего племени. В меру умный, преданный делу, изворотливый, имеющий десятки влиятельных друзей и с головой замешанный в том, что сегодня именуется коррупцией и что даже в мыслях не пытались искоренить чиновники советской эпохи. Юрий Андропов поставил перед своими подчиненными ответственную и весьма опасную задачу. Нужно было убрать Соколова – разыскать улики, найти доказательства. Никто тогда не сомневался, что таковые найдутся. С одной стороны, в те годы (равно как и сейчас), подавляющее большинство крупных чиновников были в чем-нибудь да замешаны. Это аксиома. С другой стороны, Соколов не был злейшим из худших. Никто не оспаривал его организаторские таланты. Просто он представлял собой идеальную стартовую мишень. Однако начинать с него работники КГБ не торопились. Сначала следовало получить точные данные об объекте. Для достижения этой цели комитет двигался в двух направлениях. Компетентные сотрудники установили за гастрономом и квартирой Соколова круглосуточное наблюдение. Кроме того, в здании гастронома была размещена специальная прослушивающая аппаратура, позволявшая получать информацию из первых уст.
...
Юрий Андропов поставил перед своими подчиненными ответственную и весьма опасную задачу.
Одновременно с этим до Соколова начали добираться по линии его ближайших помощников. Такую возможность предоставило задержание директора «Внешпосылторга» (более известного как «Березка») Авилова, чья жена работала заместителем Соколова. Круговая порука в виде принятых по взаимозачету на хорошую работу друзей и родственников должностных лиц сыграла чекистам на руку. Вызванная для разговора женщина запиралась недолго и, когда на нее нажали чуть сильнее, созналась в том, что директор «Елисеевского» брал взятки. Получив такое подтверждение, чекисты куда охотнее принялись за разработку Соколова, продолжая восстанавливать хитросплетения незримых связей, спаявших между собой крупные представительства торговой отрасли. В целом было вычленено порядка 7 филиалов, деливших прибыль с «Елисеевским».
В день Ч, 30 октября 1982 года, в кабинет к Юрию Соколову, не обращая внимания на его высокопоставленного посетителя, вошли незваные гости. Увидев красные корочки со знакомым вензелем «Щит и меч», Соколов удивленно поднял брови. Когда из его стола были извлечены деньги, совершенно точно полученные в результате рядовой взятки, Соколов не выказал никакого беспокойства. Только раздражение. Когда же ему предложили добровольно покинуть кабинет и пройти в машину, директор и вовсе стал возмущаться, намекая на уровень своих покровителей. Наивный, он не понимал, что в КГБ и без его подсказок о покровителях знали более чем достаточно.
