…Каждый из этих «анклавов» незыблемой британской традиции оригинален – как минимум в деталях. Старейший, «Уайтс», славится высокими ставками в игре, и, кроме того, в нем состоит больше членов царствующего дома, чем в каком-либо другом. Принц Чарлз накануне свадьбы с леди Дианой устраивал здесь мальчишник. Отец и вдохновитель дендизма Джордж Браммел обосновался со своим «двором» в «Будлз» и оттуда диктовал свету моды. Либерально настроенные члены «Реформ-клуба», о котором уже говорилось, подготовили в 1832 году Билль о реформе парламента. Тогда в пику им противники Билля основали «Карлтон», который и по сей день является «гнездом» консерваторов. Все премьер-министры от Консервативной партии по традиции обязаны быть его членами, поэтому нетрудно себе представить, какое затруднение вышло с Маргарет Тэтчер. В конце концов ее провозгласили Почетным Мужчиной. Иначе пришлось бы в нарушение правил допустить в клуб женщину, что немыслимо.
Дамы предпочитают розовое
Все эти клубы расположены чуть поодаль, а непосредственно на магистраль Пиккадилли выходит только «Ин энд Аут», названный так из-за двойных ворот, на каждой решетке которых имеется недвусмысленное указание: где «вход», а где «выход». И все. Кроме этих двух слов ни на этом, ни на одном другом клубном здании никаких надписей и опознавательных знаков нет. Этого требует принцип неприкосновенности частной жизни, чтимый британцами, как, наверное, ни одним другим народом на свете. Либо вы знаете, где находится клуб, либо нет. В последнем случае вы, вероятнее всего, к нему не принадлежите.
– Это в свое время затрудняло и меня. – Видно, что Элиот относится к себе с чувством юмора. – Когда я впервые приехал в Лондон из Шотландии, меня пригласили отобедать в «Tрэвеллерз». Просто сказали – приходите в «Трэвеллерз». И я, конечно, не признался, что не знаю, где он. Никому не хочется выглядеть еще большим простофилей, чем на самом деле. В общем, перед тем как найти клуб, я раз 50 прошагал мимо него.
В нескольких шагах от Сент-Джеймсской площади, напротив памятника победителям в Крымской войне (отлитого из трофейной русской пушки), перед нами вырастает большое здание в стиле неоклассицизма, где и помещается «Атенеум». Для учреждения, не склонного себя афишировать и претендующего на «незаметность», уменьшенная копия Парфенона с золотой Афиной над портиком – это немного чересчур, думаю я. Но «в чужой монастырь»…
Зато внутри клуб (где запрещено пользоваться мобильными телефонами, диктофонами и фотокамерами) полностью соответствовал моим ожиданиям: потертая темно-зеленая кожа кресел, мраморная лестница, высокие потолки, потемневшее от времени дерево – атмосфера покоя и интеллектуальных занятий пронизывает анфиладу комнат, делая их похожими на читальные залы Кембриджского университета. Справа – бар, куда (отголосок суровых времен) женщин до четырех дня не пускают. Слева – ресторан, днем вообще закрытый. Остается подниматься в библиотеку. На центральной лестнице мой взгляд рассеянно скользнул по круглым настенным часам над аркой, и Элиот вдруг хмыкнул: не замечаю ли я чего-нибудь странного. Оробев оттого, что вообще допущена в такое место, я испугалась попасть впросак. Но долго мой спутник меня не мучил: «необычность», не таясь, сияет на циферблате – в римской цифре VIII недостает палочки. Часы два раза показывают VII.
– Ошибку сначала хотели исправить, но потом решили оставить так. Если встреча назначена на семь, а ты опоздал на час, никто не сможет тебя упрекнуть.
Возможно, такие опоздания и случались, ведь великие люди, как правило, рассеянны, а их среди завсегдатаев «Атенеума» всегда было множество. На верхней площадке лестницы, на подставке, лежит массивный том в кожаном переплете. Там поименованы все члены клуба – лауреаты Нобелевской премии. Список впечатляет.
– В клуб принимают по рекомендации действующих членов, поэтому все зависит от того, кто ваши друзья. «Атенеум» всегда был известен как «уголок интеллектуалов». «Приверженцы» других клубов, если хотят вставить шпильку, говорят, что у нас тут «собрание епископов», – смеется Элиот. – Потому что епископы известны напыщенностью и страстью к бесконечным дебатам. Мы вечно что-нибудь подолгу обсуждаем. Например, никак не могли решить: посвящать или не посвящать в «сан» женщин. В конце концов решили посвящать. Одной из первых дам, разделивших наше общество, стала россиянка, моя знакомая из Москвы. Кто именно, извините, не скажу.
Библиотека «Атенеума» представляет собой просторный зал с огромными окнами и стеллажами от пола до потолка по всему периметру. В специальных зажимах – свежие газеты, на буфете – чай и кофе. Мы перешли на полушепот, потому что вокруг царит атмосфера абсолютной сосредоточенности. Я понимаю, что здесь так всегда было и будет. Поистине время остановилось, и ошибка на часах уже не представляется недоразумением. Единственным знаком модернизации выглядит дамская комната. Она вся «с иголочки», сверкает чистотой и выкрашена в ярко-розовые тона – чужеродное вкрапление в этом патриархальном «логове». Очень трогательно со стороны мужчин. Наверняка они были чрезвычайно довольны своей предупредительностью, ведь всем известно: розовый цвет – это как раз то, что нужно женщине.
Лондон, дом 1, – адрес Железного герцога
Мы минуем тот самый «невидимый миру» «Трэвеллерз», который доктор Йен Элиот так мучительно искал в молодости, затем еще один клуб для руководителей частных компаний под названием «Институт директоров», оставляем позади Сент-Джеймсский (в буквальном переводе – «Святого Иакова») дворец…
– Он сохранился со времен Генриха VIII почти в первозданном состоянии. И по-прежнему считается главным местом придворных церемоний. Например, приемов в честь прибытия иностранных представителей. Все они, в том числе и господин Карасин, на представление которого Ее Величеству я приходил сюда последний раз, до сих пор считаются «послами при дворе Святого Иакова».
…и снова выходим на основную магистраль Пиккадилли у ее пересечения с Сент-Джеймс-стрит, как раз возле «Дома икры».
– С 1950 года его держит семья, которая утверждает, что хранит секрет особого приготовления копченой лососины (они называют ее на русский манер «balik»), якобы доставшийся им в наследство непосредственно от царского повара (какого именно царя – не уточняется). Это супердорогой магазин. Сто граммов белуги стоят у них от ста до четырехсот фунтов…
Повернув голову обратно к «Дому икры», словно желая оценить всю его дороговизну, я ударилась о первое из «деревьев», за которым вырос дремучий лес колонн: отель «Ритц», 1906 года постройки. Совсем недавно он навел новый блеск на свои помещения (особенно это касается чайного ресторана «Палм-корт»). Впрочем, лондонцы, хотя освоили шикарный комплекс прочно и в свойственной им иронической манере (рассказывают, что однажды Гилберт Кийт Честертон и его приятель ворвались в ритцевский вестибюль верхом на ослах и потребовали согласно средневековому английскому обычаю «обед для приезжих и фураж для животных»), но недолюбливают его. Большинство моих местных друзей из рудиментарной антипатии к французам оценивают это заведение как «недостаточно английское».
Впрочем, это не мешает «коктейлю в Ритце» считаться атрибутом сладкой жизни. Бар – произведение искусства в духе арт-нуво – сверкает калейдоскопом пышных деталей. Свет льется через витражи. Одна картинка бросилась мне в глаза: Зевс в облике Лебедя совокупляется с Ледой. Я попыталась узнать у официанта, при чем тут, на его взгляд, этот сюжет, но тот ничего вразумительно не объяснил: «Наверное, отражение времени. Декаданс, и все такое. Чего еще ожидать от французов?» Обслуживают здесь неторопливо и в высшей степени «осмысленно». Фунты стерлингов уходят килограммами, но выпить шампанского в «Ритце» – это вдохновляет, и даже как-то пьянит, несмотря на микроскопический объем жидкости… Так что до Грин-парка, бывшего некогда местом королевской охоты на оленей, мы добираемся слегка навеселе. Во всяком случае, я – для Элиота времяпрепровождение в цитаделях бомонда куда более привычно. Будь сегодня летний день, то эта часть Зеленого массива, примыкающего с севера к Пиккадилли, была бы наполнена публикой, пришедшей сюда съесть ланч или полежать под открытым небом. А в конце XIX века эти газоны служили местом массовой ночевки бродяг и проституток, тогда как на противоположной стороне улицы разодетые пары демонстрировали последние образцы европейской моды, центр которой постепенно перемещался из Парижа в Лондон.
Здесь же в 1814 году праздновали общую победу над Наполеоном Георг IV и Александр I. Российский государь остановился на Пиккадилли в ныне уже не существующем отеле «Палтни». Впрочем, там он бывал редко, а основное время проводил принимая с английским «коллегой» парады. Полки в красных и зеленых мундирах, сменяя друг друга, маршировали к площади Гайд-парк-корнер (ныне она пользуется славой самой бестолковой авторазвязки в Великобритании) и исчезали из поля зрения монархов возле того места, где позже выросла Веллингтонова арка, она же Арка Конституции – в ходу оба названия. Как можно догадаться по первому из них, ее пришлось возводить очень скоро: празднества 1814 года оказались преждевременными. Год спустя Веллингтон взял на себя труд добить «корсиканское чудовище» при Ватерлоо. Теперь «железный» (в прямом и переносном смысле слова) герцог восседает рядом с Аркой своего имени на боевом коне по кличке Копенгаген. Легенда гласит, что во время исторического сражения не знающий усталости конь носил своего седока 16 часов подряд.
