Андрей Левкин - Из Чикаго

Текст каждого отдельного блюза — это некий условно-старый народный канон плюс индивидуальные вариации, т. е. осовременивание канона за счет самого „свежего“ сленга. Но так, чтобы канон был виден (слышен).

Перевести такое просто невозможно: песенно-народное не переводится на родное, если не придумать что-то почти — или полностью — экспериментальное.

Текст, который я попробовал переложить, именно что народный: его знает абсолютно каждый в Америке, то есть 100 % населения от 12 лет, а особенно припев „Oh sweet home Chicago“, рифмующийся по-американски с go.

Начало Come on, Baby, как и все прочие Baby, come on, здесь означает совершенно то же самое, что и цыганско-русское ну, еще раз… в эх, раз, ну еще раз, еще много, много, много, много раз… А припев sweet home Chicago значит по-американски столько, что априори надо соглашаться со всеми потерями.

Я не стал придумывать никаких ошарашивающих рифм к Чикаго, хотя „благо“ наверняка не лучшая, но лучшей — по смыслу — я просто не смог выдумать: рифма „тяга“ — литературщина, а ни „шарага“, ни „общага“ и т. п. — по смыслу ну никак. Не стал я и переводить „бэйби“ ни „крошкой“, ни „малышкой“: коннотации не те.

А самое первое, что пришло мне в голову, когда я думал об этом блюзе по-русски, было чуть переиначенное хлебниковское: Бэбибэби — пелись губы…»

Далее — перевод именно того, что приведено выше в оригинале, так что теперь Sweet home Сhicago есть и на русском.

За последние семьдесят лет Чикаго как минимум трижды оказал воздействие на развитие всего человечества. Бомбу сделали, раз. Потом у них появился Милтон Фридман, который поборол кейнсианство, устроил неолиберализм и сделал корпорации самыми главными на свете. А Обама, похоже, теперь хочет сделать с экономикой что-то другое. Не так, что, мол, сделает — вот тогда и будет третье воздействие, нет, оно уже есть, поскольку об этом задумались. То есть город определяет тренды, а на вид — сама скромность. По поводу Фридмана никаких разговоров о новой звездочке и не было. И наоборот, кстати: 1 мая, День международной солидарности трудящихся, тоже остался без звездочки, а он тоже родом из Чикаго.

Вместо этого они думали добавить звезду в честь Гарольда Вашингтона, первого афромэра Чикаго (в начале 1980-х). Но не добавили, так что по этой линии шанса нет и у Обамы, эта тема уже не считается темой. Разве что он вдруг и в самом деле произведет реформу мирового капитализма, это уже другое дело. Если, конечно (в соответствии с местным менталитетом), при этом ввергнет всех в кризис и депрессию.

Потому что да, такой менталитет: еще раз пятой звездой они хотели наградить себя по случаю Chicago Flood 1992-го. Тогда возле одного моста забивали какие то дополнительные сваи, по ходу дела пробив — если вкратце — перемычку между рекой Чикаго и подземным тоннелем, отчего вода поперла под весь город (тоннели там под всем центром — не Капоне, не метрополитена, но производственные и коммуникационные, подробности — см. Chicago Tunnel Company).

Вроде бы странно: масштаб события был все же невелик — быстро справились. Но эта история подчеркивает их склонность гордиться собой в случае чего-нибудь катастрофичного. Что-то сгорело или затоплено — заслужили звезду на флаг. Впрочем, наводнение осталось без звезды, а следующим поводом стали Олимпийские игры 2016-го. Но их отдали Рио-де-Жанейро. Конечно, тут следовало добавить звезду именно в этой связи, почему-то не сообразили.

Да, отчего на флаге шестиконечные звезды и почему они именно такие. Пятиконечные не годятся — они представлены на флаге США. А именно эти выбрали потому, что звезды такого дизайна не были найдены ни на одном флаге в мире (по состоянию на 1917 год). «Такого» — чтобы лучи исходили практически из точки. Почти как шипы, острые.

Конечно, здесь уместна история про вторую звезду. Великий чикагский пожар происходил с 8 октября по 10 октября 1871 года. Сгорело все, по крайней мере большая часть города. Считается одной из самых масштабных катастроф XIX века, но (как в случае с Москвой, пожар которой послужил ей немало к украшенью) после этого Чикаго и сделался одним из главных городов США. Про Москву здесь не лирическая натяжка. Как утверждается, тогда «местные газеты отмечали, что размеры пожара превзошли пожар Москвы во время Отечественной войны 1812 года». Вот что они об этом знали? Да, а на самом-то деле — вся эта книжка просто про фактчекинг.

Вроде бы дело началось в девять вечера 8 октября 1871 года в сарае на задах дома DeKoven Street 137. Популярная версия состояла в том, что виной всему была корова Патрика и Кэтрин О’Лири. Корова опрокинула керосиновую лампу: лягнула там что-то, ну и все. Версия появилась в виде слуха еще во время пожара и была опубликована в Chicago Tribune сразу же, как только потушили. Автор заметки про корову Майкл Эхерн вскоре признал, что корову выдумал, но это уже ничего не изменило. Нет и доказательств того, что гореть начал именно дом O’Leary, но — в среднем — О’Лири считается главной причиной.

Другие варианты. Самодеятельный историк Ричард Бейлс считает, что пожар начался, когда Дэниел Салливан (он первым сообщил о начале пожара) пытался украсть молоко из сарая и поджег там сено. Еще один журналист Chicago Tribune, Энтони ДеБартоло, полагал, что пожар произвел Луис Кон во время игры в крепс. Причем, согласно книге Алана Вайкса, опубликованной в 1964 году, Кон кому-то признался в содеянном.

Россия — раз уж с ней возникают странные связи — тоже не осталась в стороне. Некто А.Г. Степаненко утверждал, что пожар возник из-за приближения к поверхности Земли фтороводородного облака, которое образовалось при извержении некого вулкана. Последнее сближает тему пожара с экуменизмом и связи всего со всем, что в данной истории также уместно. Вот он, человеческий диапазон любых предположений: от коровы и керосинки до приблизившегося из космоса фтороводородного облака.

Ну а согласно базовой, легендарной версии, соседи тогда кинулись к сараю О’Лири, желая его потушить. Самим не удавалось, а тут и беда с пожарными: пишут, что накануне они устали на других пожарах, поэтому отреагировали не мгновенно, да еще и поехали не в ту сторону. А когда наконец доехали до сарая, поняли, что ситуация вышла из-под контроля: «The firefighters, exhausted from fighting a large fire the day before, were first sent to the wrong neighborhood. When they finally arrived at the O’Leary’s, they found the fire raging out of control» — так сейчас выглядит официальная версия. Юго-западный ветер гнал огонь к центру, пламя перекидывалось на соседние дома. К полуночи (то есть за три часа) огонь перекинулся через южный рукав реки Чикаго. Там дома были деревянные, стояли плотно, плюс еще и пришвартованные вдоль реки суда, а также деревянные тротуары, угольные склады и т. п. Раскалившийся воздух поджигал крыши уже и на расстоянии от огня. Центр выгорал, пожар ширился, горожане побежали в северную часть, за реку, но огонь добрался и туда. В итоге все сгрудились в Линкольн-парке и на берегу озера Мичиган, а закончилось все только 10 октября — потому что пошел сильный дождь.

В 1956-м остатки дома О’Лири снесли и на их месте построили (в естественном наклонении чикагского ума) Чикагскую пожарную академию. Пожар пережили лишь несколько зданий, самое логичное из них — Чикагская водонапорная башня, она стоит на прежнем месте. Сгорел весь центр — и Chicago Tribune, и Mag Mile, и район Арт-института.

После пожара обнаружили 125 погибших. Считается, что всего их было 200–300. Позже там поняли, что это еще немного: в 1903-м в пожаре театра «Ирокез» погиб 571 человек, а в 1915-м, когда в реке Чикаго затонул корабль Eastland, — 835. Последний факт ошарашивает, если учесть особенности реки, например ее ширину. Но, собственно, существует же фактчекинг. Все просто: это был круизный корабль, его арендовали для прогулки по озеру, он перевернулся на стоянке. Потому что его забили под завязку, две с половиной тысячи. Стал крениться от причала, перевернулся и ушел на дно. Да, глубина там всего 20 футов, но люди сразу заходили внутрь, поскольку — хотя и июль — утро было промозглым. Корабль потом достали, перевели в ВМС, сделали канонеркой и переименовали в Wilmette. Две войны потом еще отслужил.

Итак, Великий чикагский пожар — вторая звезда на флаге. Все сгорело в 1871-м, а через 22 года они провели Всемирную выставку. Все-таки города тогда были еще небольшими.