В конце концов нервотрепка сменилась слепой верой: мы либо изо всех сил старались не замечать того, что происходит за тонкими перегородками из металла и стекла, либо истерически молились, либо просто сидели, оцепенев от страха и нервного напряжения.
Кантхо — город малоэтажных домов в колониальном стиле. Его проектировали французы. Мы остановились в отеле «Виктория», одной из роскошных, построенных иностранцами гостиниц, которых становится все больше во Вьетнаме. Отель красивый, представительный, с просторным холлом, белыми стенами, полом из черно-белого мрамора, бассейном, лодочной станцией на берегу Меконга, комнатами, отделанными тиковым и красным деревом, удобными широкими кроватями и спутниковым телевидением. Здесь есть бизнес-центр, косметический и массажный салоны, очень приличный ресторан с баром, и… зенитная батарея неподалеку, на улице. Когда мы проезжаем окопы, Линь напоминает операторам: «Не снимать, пожалуйста».
Заселившись в гостиницу, я сразу заказываю себе манговый дайкири. Боже мой, как хорошо оказаться в хорошем отеле после того, как ты только что чудом избежал смерти, да не один раз! Я сразу же отправляю свою пропахшую страхом и потом одежду в стирку, заказываю получасовой массаж и угощаюсь традиционным вьетнамским завтраком — сэндвичи с цыпленком, беконом, салатом и помидорами. Филипп, переодевшись в махровый халат с вышитым логотипом гостиницы, отправляется в бассейн. Очень скоро я лежу на массажном столе, умащенный оливковым маслом, погруженный в полудрему, а крошечная вьетнамская девушка работает над моей спиной. Теперь я уже не так остро чувствую, насколько мне повезло, что я до сих пор жив.
А еще я размышляю о том, что в Азии, должно быть, очень нередки случаи половой дисфункции. Другого объяснения некоторым вещам я просто не нахожу. Любой пищевой продукт здесь ценится прежде всего за его способность влиять на потенцию. Если официант или приятель из местных убеждает вас съесть то, что пару недель назад вам не пришло бы в голову даже поднести ко рту, то, скорее всего, это блюдо «прибавит вам мужской силы». Только от отчаяния человек может пойти на то, на что идут, например, китайцы «в медицинских целях». Вот о чем вам следует напомнить своим друзьям, приверженцам течения «Нью эйдж», помешанным на комплексной медицине и «китайских альтернативных методах лечения». Говорят, в Китае есть солнечные медведи [36] , из которых выкачивают желчь и разливают по маленьким бутылочкам. А рог носорога? А медвежьи клыки? А ласточкины гнезда? А утиные зародыши? Надо быть очень сильно озабоченным своим пенисом, чтобы равнодушно смотреть, как мучают маленького симпатичного солнечного медведя.
Только тот, кто нежно и трепетно заботится о своей потенции, способен есть в ресторане «Ми Канх» в Кантхо. Официант приветствует нас и тут же с гордостью проводит обязательную предобеденную экскурсию по прилегающей территории. Это обширный парк с узкой цементной дорожкой, которая петляет между клетками. Обитатели этих клеток обозначены в меню. Кого угодно можете заказать на обед. Я сразу теряю аппетит, увидев солнечного медведя. Есть еще змеи, летучие мыши, ящерицы, крокодилы, журавли, восьмидесятикилограммовый питон, обезьяны и собаки. Правда, собаки, уверяет нас официант (что-то не очень верится), — не продаются. Мы проходим мимо прудов, где каждый может поймать себе на обед сома или рыбу-слона. А посередине этого концлагеря, в котором от каждой клетки веет страхом, стоят хорошенькие бунгало, куда китайские и тайваньские бизнесмены приезжают на уикенд поразвлечься со своими любовницами. Они здесь едят животных, которых большинство американцев видело разве только по каналу «Дискавери»; и еще до того, как убить и съесть этих животных, бизнесмены, я думаю, питаются их «аурой». Идея, видимо, такая: заселиться, заглотить побольше пищи, способствующей хорошей эрекции, и — скорее бежать к себе в бунгало. Официант с гордостью демонстрирует нам бассейн. Ужасный, пропитанный жестокостью парк. Я просто заболел, побывав там. Само по себе неприятно — выбирать животных, которых хочешь съесть. Но жить здесь, рядом со своими жертвами, лежать в постели с любовницей, видеть и слышать, как животные умирают, — ничего себе романтический уикенд!
Мы с Филиппом соглашаемся поймать рыбу-слона в темном, застоявшемся пруду, покрытом зеленой пленкой. Маленький мальчик предупредительно показывает нам, куда забрасывать удочку. Тридцать секунд — и еда поймана.
На закуску мы выбираем относительно безобидные лягушачьи лапки, приправленные карри, змею с креветочными крекерами, арахисом, чесноком и мятой, тушеную летучую мышь (представьте себе тушеную автомобильную камеру в соусе из тормозной жидкости). Мы не едим животных с умными, живыми глазами. Нет, по крайней мере, сегодня я на это не способен. Мы с Филиппом вяло ковыряем вилками содержимое тарелок. Изрядное количество соуса ныок мам не улучшает нам аппетит.
Нет, такой отдых не для нас.
Наш официант — дружелюбный на вид парень, вежливый и внимательный, но мне никак не выбросить из головы, что если бы я заказал, например, обезьяну, он бы с готовностью и с тем же дружелюбным выражением лица перерезал ей горло.
В гораздо лучшем настроении я отправляюсь на следующее утро на плавучий рынок Каи Ранг. Мы нанимаем лодку. Вокруг очень красиво. Солнце окружает облака розовато-оранжевой каймой. Поверхность воды волшебно освещена. Мимо нас проплывают заросли бамбука, домики с соломенными крышами, высокие пальмы, оживленный берег Кантхо. На самой реке тоже кипит жизнь. Рыбаки расправляют на поверхности воды вручную сплетенные сети, похожие на крылья огромной бабочки, забрасывают и вынимают их при помощи бамбуковых палок. Проплывают семьи в сампанах. Встречаются сампаны, где женщина правит, а на корме сидит ребенок, сампаны, нагруженные шлакоблоками и другими стройматериалами. Попадаются плавучие газозаправочные станции: газовый баллон на тысячу галлонов, а на нем сидит старик и курит, дымя как паровоз. Движение по реке становится более оживленным по мере того, как мы приближаемся к Каи Ранг. Сампаны здесь так нагружены, настолько оседают в воду, что я вообще удивляюсь, как они держатся на плаву. Везут мешки с рисом, удобрениями, пальмы в горшках, клетки с домашней птицей.
С лодок торгуют и едой.
К нам подплывает утлая лодочка, и хозяин интересуется, не желаем ли мы кофе. У него на борту кофеварка прямо-таки «Старбакс». Истертой веревкой он привязывает свою лодку к нашей и немедленно начинает выполнять наш заказ, — одной рукой управляет лодкой, скользящей вниз по течению, другой — ставит воду на огонь, процеживает, разливает в высокие стеклянные стаканы потрясающий вьетнамский кофе. С другой стороны подплывает другая лодка — с нее торгуют багетами, и мы покупаем несколько штук. Они еще теплые, с хрустящей корочкой, не хуже тех, что можно найти в Париже. К нашей компании присоединяется лодочка торговца фо, и скоро мы с Филиппом жадно едим из мисок чудесный свежий суп из говядины с вермишелью, куском печенки и разноцветными приправами, придающими супу столь неповторимый вкус. Я бы мог здесь есть целый день. Просто сиди в своей лодке — и еда приплывет к тебе сама. Сэндвичи с паштетом, роллы из говядины, фаршированные блинчики, сладости — и все это на реке, среди оживленного движения. На рынке с лодок торгуют рыбой и живой птицей, фруктами и овощами, хлебом, рассадой, — с полузатопленных, старых, вряд ли вообще пригодных для плавания лодок. Хлебая очередную порцию фо, я думал, что вот это настоящая жизнь. Все улыбаются. Дети кричат: «Привет!», или «Пока!», или «С Новым годом!», — что угодно, лишь бы произнести те несколько слов на английском языке, которые знают. С «десертной» лодки торгуют засахаренными манго и бананами, ломтиками дыни, кусочками ананаса, плодами хлебного дерева, дурианами, манго, питайей, сахарными яблоками. А вот «плавучие кондитерские» оседают под тяжестью свисающих с рулевой рубки лотков с красиво загнутыми, квадратными или треугольными пирожками банх из рисового сладкого теста. Есть лодки с широким ассортиментом сигарет, содовой, пива, фруктовых соков в пакетах. Женщины варят что-то в котелках на скользящих мимо суденышках, жарят крошечных птичек, готовят лапшу и маленькие блинчики с начинкой из фарша, завернутого в листья мяты. Все чудесно пахнет. И выглядит тоже прекрасно.
На берегу — лачуги без дверей, построенные прямо над водой. В них почти нет мебели, разве что гамак. Светятся старые, много раз ремонтированные телевизоры. Над средневекового вида уборными — телевизионные антенны. Достаточно взглянуть на берег — и вам откроется вся повседневная жизнь этих людей: вот матери купают детей, хозяйки колотят вальком белье, скребут котелки в коричневой воде, раскладывают на крыше рисовую бумагу, чтобы сохла, тщательно убирают свои убогие жилища — каждый дюйм вымоют и выскоблят.
