Все же общий вывод доклада навевал оптимизм: если отличительными чертами гостиницы должны быть ясность, рациональность и жизнерадостность, то образ нового здания авторами гостиницы «Москва» найден правильно, и характер гостиницы выражен вполне отчетливо.
Гостиница Моссовета. Вариант фасада по площади Свердлова. Арх. А.В. Щусев. 1934 г.
От имени авторского коллектива выступал А.В. Щусев, рассказавший, какими сложными путями пришел он к новому образу гостиницы – центрального большого здания в Москве, в котором люди пребывают временно, куда они приезжают по делам из других городов. Для придания жизнерадостности железобетонному зданию в одиннадцать – шестнадцать этажей использовались мотивы архитектуры французского и итальянского Ренессанса, и на их основе была выработана «новая архитектура».
А.В. Щусев отмел обвинение в эклектизме деталей, признав лишь, что имела место плохая увязка деталей между собой. Основную вину за это он возложил на свою бригаду, которая «была очень слаба», и маэстро «приходилось учить ее на ходу и прорабатывать все детали с очень слабыми силами, применяя чрезвычайно быстрые темпы».
В качестве удачного решения А.В. Щусев привел колоннаду по улице Горького, функционально оправданную тем, что она держала ресторан. Для оформления квадратных колонн, превышавших по высоте колонны Большого театра, были использованы мотивы раннего Ренессанса. В целом затея удалась, и вообще весь силуэт с улицы Горького оказался хорош.
Довольно подробно обрисовал Щусев перспективы доводки оформления – тщательную прорисовку ажурных балюстрад и башен. Завершать и обогатить главный фасад предполагалось установкой на нем скульптуры В.И. Мухиной. Особые надежды возлагались и на еще не построенную башню у площади Свердлова. Новые части здания должны были «растворить» недостатки отдельных деталей.
В развернувшейся после основных докладов дискуссии преобладали выступления, носившие явно критический характер. Один из ведущих советских архитекторов того времени М.В. Крюков указывал на отсутствие цельности в облике здания: детали невыразительны, пестры и эклектичны, да еще и разномасштабны. В качестве примера приводились устои (назвать колоннами критик их не решился) главного фасада по улице Горького, которые совершенно не соответствовали мелким членениям фасада по Охотному Ряду. Хотя последний нравился Крюкову в большей степени, но и там находились детали, словно изготовленные в разных мастерских по различным заказам. Именно в отсутствии цельности стиля критик видел не просто ошибку А.В. Щусева, за ней ему виделось более важное – «Москва» как типичное произведение академика символизировала беспринципность его творчества, целую систему его взглядов, получившую неофициальное, но меткое прозвище «щусизм».
Еще более неудачными показались критикам интерьеры. Оговорившись, что А.В. Щусеву досталась неблагодарная задача исправления уже начатого здания, предрешенной системы столбов и основных конструкций, критик отмечал существование живописности элементов и пестроты в трактовке архитектуры интерьера. Более того, для всего здания была характерна некоторая грубость трактовки как снаружи, так и внутри.
Таким образом, по мнению М.В. Крюкова, гостиницу нельзя было считать удавшимся архитектурным произведением. Но сам А.В. Щусев удостоился горячих похвал за веру в свои силы и храбрость, с какой он взялся за это сложнейшее задание, а также за «мастерское руководство», которое позволило выправить много недостатков.
Следующий выступающий, профессор А.В. Кузнецов, не опускался до мелких деталей. Основной недостаток гостиницы он видел в противоречии между ее конструктивной основой – железобетонным каркасом – и надетой на него оболочкой, имитирующей обычное кирпичное сооружение. Обращаясь к опыту лучших западных гостиниц, он считал, что нижний этаж можно было обильно застеклить, сделав его совершенно прозрачным – ведь каркас вполне позволял осуществить эту мысль. Найденное Щусевым решение – обогатить конструктивизм классическими деталями, причем теми, что наиболее вяжутся с каркасом, – Кузнецов счел верным. Несмотря на эклектизм, здание радовало глаз, образ гостиницы был найден правильно.
Архитектор А.Г. Цирес остановился на общей композиции, отметив в качестве большого достижения раскрытость здания по всем направлениям. Зато в оценке деталей он вполне согласился с суровой критикой М.В. Крюкова и А.И. Некрасова[92].
Об уровне развития архитектурной мысли выступивших на совещании (а все они принадлежали к архитектурной элите) говорит тот факт, что высказанные ими замечания касались только фасадных решений. Проблемы плана, конструкции, интерьера, наконец, просто удобства пользования новой гостиницей были попросту обойдены.
В прошедшем обсуждении архитектуры гостиницы обращало на себя внимание то, что все выступавшие явно или неявно перекладывали вину за недостатки нового здания на его первоначальных авторов, в то же время отмечая заслуги Щусева в исправлении допущенных ранее ошибок. Создатели проекта, по которому была выстроена гостиница, Савельев и Стапран, вообще не упоминались в ходе обсуждения.
Да и сам Щусев не стеснялся везде и всюду подчеркивать свою роль в качестве единственного настоящего автора гостиницы «Москва». Об этом говорят его статьи и выступления, где очень часто употреблялось местоимение «я» и очень редко «мы».
Гостиница «…должна послужить первым опытом, который выявит и образ, и экономику, и план, и функции советской гостиницы. Поэтому это строительство было очень трудным делом. Прежде всего передо мной встал вопрос, каков должен быть образ центрального большого здания гостиницы в Москве, то есть здания, в котором люди пребывают временно и куда они приезжают по делам из других городов».
«Я нахожу, что обилие окон придает зданию характер жилого дома, но не обычного жилого дома, а несколько принаряженного, несколько более парадного».
«Нужно было создать образцовую гостиницу, чтобы она была не Эрмитажем, не музеем, а именно гостиницей, комфортабельной, но лишенной той роскоши, которая несвойственна нашему социалистическому строительству. Я стремился найти образ этой архитектуры, учитывая те конструктивные возможности, которыми мы в настоящее время располагаем»[93].
Подобное поведение академика и нескрываемая его поддержка сообществом архитектурных светил не могли способствовать сплочению авторского коллектива и его дружной работе. Возникший разлад сильно осложнил процесс проектирования и строительства.
Первопричиной конфликта послужило, конечно, стремление А.В. Щусева стать единоличным автором выдающегося здания и полное отсутствие у маститого архитектора навыков работы в коллективе. В самом деле, Щусев сделался главным архитектором строительства, а первоначальные авторы – его заместителями. Но дальше академик решил вовсе отделаться от соавторов.
Согласно отдельным свидетельствам (которые, впрочем, не могут считаться вполне достоверными) Щусев не разрешил Савельеву и Стапрану подписать вместе с ним чертежи нового варианта фасада гостиницы, представляемые на утверждение. Молодые зодчие все-таки поставили свои подписи, тайно проникнув в запертое помещение, куда были спрятаны чертежи. Узнав об этом, Щусев распорядился счистить «нелегальные» подписи[94].
Предшествующая деятельность Щусева доказывала правдоподобность этих рассказов. Дело в том, что подобные истории происходили со знаменитым зодчим и раньше. В 1935 году в «Архитектурной газете» появилось письмо молодых архитекторов М. Бархина и С. Вахтангова, которые с 1930 года работали над проектом Театра имени Мейерхольда. Пользуясь консультациями режиссера, они разработали принципиальную схему зала – без сценического портала, с вынесенной вперед сценой, крутым амфитеатром, спроектировали главный фасад – с колоннадой и высокой «творческой башней». К 1933 году были готовы чертежи, однако по каким-то причинам к доработке проекта пригласили Щусева. Его принципы не согласовывались с идеями молодых зодчих, и последним пришлось оставить свою работу. Через некоторое время их проект с небольшими изменениями был опубликован с подписями Щусева и Чечулина. Это и заставило их обратиться в редакцию с просьбой о восстановлении своего авторства.
В этом случае Щусев повел себя корректно, предложив следующую формулировку: «Композиционный прием театра был проведен в проекте Мейерхольдом, Бархиным и Вахтанговым и принят в осуществляемом проекте Щусева в отношении планировки сценической и зрительной части. Интерьеры разработал Чечулин». Видимо, предложенная формула удовлетворила Вахтангова и Бархина, поскольку дальнейшего продолжения история не имела. Правда, Театр Мейерхольда вскоре закрылся, а недостроенное здание, не годившееся ни для одного нормального театра, переделали под Концертный зал имени П.И. Чайковского – уже без «творческой башни»[95].
