Даже из яиц, отложенных в заполненную росой крышку от пластиковой бутылки, могут вырасти несколько комаров.
В то же самое время любые комары, скорбящие о нашей кончине, будут утешены двумя посмертными дарами. Во-первых, мы прекратим их уничтожать. Люди нацелились на комаров задолго до изобретения пестицидов, распространяя масло по поверхностям прудов, дельт и луж, где те размножались. Этот ларвицид, перекрывающий личинкам комаров кислород, до сих пор часто используется, так же как и другие методы антикомариной химической войны. От гормонов, не дающих личинке развиться во взрослое насекомое, до – особенно в малярийных тропиках – распыления с воздуха дихлордифенилтрихлорэтана, запрещенного только в отдельных частях света. С уходом людей миллиарды крохотных пискунов, которые иначе бы умерли во младенчестве, будут жить, и среди вторичных получателей выгоды окажутся многие виды пресноводных рыб, в пищевых цепочках которых комариные яйца и личинки образуют крупные звенья. Еще пользу получат цветы: когда комары не сосут кровь, они пьют нектар – основную пищу всех самцов комаров, хотя самки с вампирскими наклонностями тоже им не брезгуют. А это делает их опылителями, так что мир без нас заново расцветет.
Еще одним даром комарам будет возвращение их родных земель – точнее, родных вод. Только в США с момента образования государства в 1776 году они потеряли часть лучших мест обитания и размножения – болот, по площади в два раза больших Калифорнии. Превратите земли такой площади обратно в болото, и вы поймете, в чем суть. (Рост популяции комаров должен быть приведен в соответствие с аналогичным увеличением поголовья питающихся ими рыб, жаб и лягушек – правда, в случае двух последних люди могли дать насекомым некоторую паузу: непонятно, сколько земноводных переживут хитридиомицетов, грибков, распространившихся благодаря международной торговле лабораторными лягушками. Их рост и развитие спровоцировало потепление, и эпидемия уже уничтожила сотни видов по всему миру.)
Естественная среда или нет, комары всегда находят дырочку, как знает любой, кто живет поверх бывшего болота, осушенного и застроенного, хоть в пригородах Коннектикута, хоть в трущобах Найроби. Даже из яиц, отложенных в заполненную росой крышку от пластиковой бутылки, могут вырасти несколько комаров. Пока асфальт и брусчатка не развалятся окончательно и освободившиеся болота не вступят в свои права на поверхности, комарам придется обходиться лужами и забитыми сточными канавами. И они могут быть уверенны, что одни из их любимейших рукотворных яслей просуществуют как минимум еще столетие и будут изредка встречаться еще много столетий спустя: выброшенные резиновые автомобильные покрышки.
Резина – вид полимера, именуемого эластомером. Природные виды, такие как вытяжка из молочного латекса амазонского дерева гевея, самым логичным образом разлагаются под действием микроорганизмов. Свойство природного латекса становиться липким при высоких температурах и затвердевать и даже раскалываться на морозе ограничивало его практическое применение до 1839 года, когда массачусетский торговец скобяными изделиями попытался смешать его с серой. Случайно уронив немного смеси на плиту и увидев, что она не расслоилась, Чарльз Гудьир осознал создание чего-то не существующего в природе.
По сей день природа также не сумела создать микроба, способного это съесть. Процесс Гудьира, называемый вулканизацией, связывает длинные полимерные цепочки резины короткими нитями атомов серы, превращая все вместе в гигантскую молекулу. После того как резину вулканизировали, то есть нагрели, насытили серой и залили в форму, к примеру, покрышки грузовика, полученная в результате гигантская молекула принимает ее вид и уже никогда его не теряет.
Будучи единой молекулой, покрышка не может быть расплавлена и превращена во что-то иное. Если только не разорвана физически или сношена 97 тысячами километров трения, на что в обоих случаях требуется значительная энергия, она остается круглой. Покрышки сводят с ума работников свалок, потому что при закапывании они сохраняют пузырь воздуха в форме пончика, который стремится подняться на поверхность. Большая часть мусорных свалок их теперь не принимает, но еще сотни лет старые покрышки будут проделывать свой путь на поверхность заброшенных мусорных куч, заполняться водой и снова служить местом для разведения комаров.
В США в год выбрасывается по одной покрышке на одного жителя – а это треть миллиарда, и только за один год. А есть еще и остальной мир. В настоящий момент времени используется около 700 миллионов машин, и куда больше уже выброшено, так что количество оставленных нами покрышек будет меньше триллиона, но много, много миллиардов. Как долго они будут валяться, зависит от количества попадающих на них прямых солнечных лучей. Пока не появится микроб, которому понравятся углеводороды, приправленные серой, только жгучее окисление приземного озона, загрязняющего вещества, от которого жжет в носу, или космическая мощь ультрафиолетовых лучей, проникающих через поврежденный слой стратосферного озона, может разрушить путы вулканизированной серы. Поэтому автомобильные покрышки пропитаны ингибиторами ультрафиолета и «противоозоностарителями», а также другими дополнениями вроде черных угольных наполнителей, которые придают шинам крепость и цвет.
При наличии такого количества угля в покрышках их можно было бы сжечь, но при этом высвободится столько энергии и такое невероятное количество жирной сажи, содержащей некоторые вредные компоненты, изобретенные во время Второй мировой войны, что этот метод уничтожения перестает быть привлекательным. После вторжения в Юго-Восточную Азию Япония контролировала общемировые поставки резины. Понимая, что их военная техника на кожаных прокладках или деревянных колесах далеко не уедет, как Германия, так и США подрядили своих лучших представителей промышленности найти замену.
В США в год выбрасывается по одной покрышке на одного жителя – а это треть миллиарда, и только за один год.
Крупнейший в мире завод по производству синтетической резины находится в Техасе. Он принадлежит Goodyear Tire & Rubber Company и был построен в 1942 году, вскоре после того, как ученые открыли способ ее производства. Вместо живых тропических деревьев они использовали мертвые морские растения: фитопланктон, погибший между 300 и 350 миллионами лет назад и легший на морское дно. Со временем – так гласит теория, процесс до конца не изучен, и иногда его описание вызывает сомнения – фитопланктон был покрыт таким количеством осадочных пород и сжат настолько сильно, что превратился в вязкую жидкость. Из этой грубой нефти ученые уже умели получать несколько видов полезных углеводородов. Два из них – стирол, исходное вещество пенополистирола, и бутадиен, взрывчатый и в высокой степени канцерогенный жидкий углеводород, – обеспечили сырье для синтетической резины.
Шестьдесят лет спустя Goodyear Rubber производит то же самое; на одном и том же оборудовании изготавливается основа как для покрышек автомобилей – участников гонок NASCAR[31], так и для жевательной резинки. Каким бы крупным ни был завод, он поглощен своим окружением – одной из монументальнейших построек, которые люди нагромоздили на поверхности планеты. Промышленный мегакомплекс, начинающийся на восточной стороне Хьюстона и продолжающийся беспрерывно до Мексиканского залива в 80 километрах от него, – крупнейшее объединение нефтеперерабатывающих заводов, нефтехимических компаний и складских помещений на Земле.
Здесь есть, к примеру, нефтехранилище, огороженное спиралями из колючей проволоки, расположенное через автостраду от Goodyear – скопление цилиндрических баков для сырой нефти диаметром в длину футбольного поля каждое, настолько широкие, что кажутся карликами. Соединяющие их вездесущие трубопроводы разбегаются во все стороны, а также вверх и вниз – белые, синие, желтые и зеленые трубы, самые крупные почти в 1,2 метра диаметром. На заводах, подобных этому, трубопроводы образуют арки, под которыми могут проезжать грузовики.
И это только видимые трубы. Компьютерный рентгеновский томограф, установленный на спутнике, пролетающем над Хьюстоном, покажет огромную переплетенную кровеносную систему из углеродистой стали примерно в метре под поверхностью. Как в любом городе в развитом мире, тонкие капилляры бегут по центру каждой улицы, ответвляясь в каждый дом. Это линии газоснабжения, содержащие так много железа, что удивительно, почему игла компаса не показывает на землю. Но в Хьюстоне газопровод – просто штрих, небольшое украшение. Трубопровод нефтеперерабатывающего завода свернулся вокруг города плотно, как прутья в корзине. По нему подается сырье, именуемое легкими фракциями, дистиллированная или каталитически очищенная сырая нефть, поступающее на сотни химических заводов Хьюстона – таких как Texas Petrochemical, обеспечивающий своего соседа Goodyear бутадиеном, а также производящий сходную субстанцию, заставляющую пластиковую обертку прилипать. А еще на нем изготавливается бутан – исходное сырье для полиэтиленовых и полипропиленовых шариков гранулята.
