Первомайские гости, как и всенародное ликование этого дня: музыка, гремевшая из репродукторов, праздные толпы на улицах, цветы и мои драгоценные шарики, – были всего лишь частью «пира во время чумы». Террор набрал силу в стране, и только в дни государственных праздников москвичи могли спать по ночам почти спокойно. Доблестные стражи порядка тоже веселились и на краткое время прекращали шастать по чужим домам и хватать ни в чем не повинных людей. Мама и ее друзья беспечно радовались пиру, отец не мог и не желал забывать о чуме.
Праздник воздушных шариков просуществовал недолго: как раз к моим шести с половиной он и оборвался навсегда. В декабре 1938-го главный редактор журнала «Огонёк» Михаил Кольцов был арестован, сотрудников не посадили, но долго таскали в известное учреждение, потом распихали по другим изданиям. Моя мама благодаря хорошему знанию языка попала в антифашистский журнал бежавших от Гитлера немецких интеллигентов, он назывался «Das Wort». Я там была однажды, мама привела дочку показать сослуживцам. Меня окружили непривычного вида тетеньки, они всплескивали руками, обнимали, щебетали все разом на непонятном языке, я их испугалась, надулась и стояла столбом.
Дома у нас они не бывали и шариков на Первомай не приносили.
День орденов
В послевоенные годы День Победы, 9 Мая, стал для меня Днем орденов. В этот день отец вынимал из глубины письменного стола плоскую тяжелую коробку и, смущенно посмеиваясь, словно оправдываясь передо мной и мамой, – а мы с самого утра присматривали за ним, чтобы не пропустить торжественный момент, – вынимал, разглядывал, только, к великому моему огорчению, никогда не надевал свои боевые награды. Война с Гитлером отвлекла Сталина от войны со своим народом, годы военных испытаний стали временем примирения внутри страны, когда романтически настроенные интеллигенты прониклись духом патриотизма и кинулись на защиту Родины. В лучших советских традициях Родина сумела им в скором времени отплатить.
Мой отец молчаливо, но глубоко гордился тем, что не был тыловой крысой , а честно, как подобает мужчине, оттрубил все четыре с половиной года на фронте. На его долю выпала осада Севастополя, на долю его семьи – тяготы эвакуации, бездомность, голод.
9 Мая у нас по традиции собирались папины фронтовые друзья, севастопольцы, те, кто выдержал осаду города длиною в 250 дней. Те, кто выжил. Для них 9 Мая был двойной праздник – День победы и День освобождения Севастополя, город был отвоеван ровно за год до окончания войны, тоже 9 мая.
Майор А. Ивич с капитаном Корзуновым – одним из героев своего очерка. 1943, май
Приготовления начинались задолго. В наш дом в сорок первом попала бомба, обрушив две стены. Стены со временем восстановили, но всё, что находилось внутри, – мебель, утварь, посуда – погибло безвозвратно, а купить что-либо из домашних вещей в то время было решительно невозможно. По случаю высоких гостей у родни занимались бокалы и тарелки, от соседей приносили стулья. Моя хлебосольная и гостеприимная мама в этот день старалась превзойти себя. Мне разрешалось до позднего вечера сидеть за столом с гостями, но тут уж было не до еды. Я пялила глаза на ордена и лица живых героев и впитывала каждое слово фронтовых рассказов.
Особенно мне нравился один, я знала его наизусть, хотя и с купюрами. 10 мая 1944-го, после объявления о том, что Крым полностью очищен от врага, отец летел по заданию газеты, чтобы дать репортаж о славном событии. Скомандовал пилоту приземлиться на херсонесском аэродроме. Пошли на снижение, с земли по ним открыли огонь. Летчик чудом ушел из-под обстрела, выбрали другой военный аэродром, приземлились, ругательски ругая наземную службу Херсонеса:
– Совсем… – на этом месте, взглянув на меня, рассказчик заменял нужный глагол мычанием, – бьют, – (мычание) – по своим.
В ответ отец и пилот получили разъяснение: не свои и не по своим били. Газета «Правда» объявила: Севастополь освобожден, Москва отсалютовала победителям, сделав 24 залпа из 342 орудий. О том, что в окрестностях города бои продолжаются, в сообщении не сочли нужным упоминать.
Встреча с читателями газеты «Черноморский летчик». 1943
Если кто-нибудь из гостей обращался ко мне с вопросом или несколькими словами, об этом после праздников узнавала вся школа. На беду, обращались главным образом не герои, а их жены, так что хвастаться особенно не приходилось. И ни разу не заговорил со мной самый молодой из них, единственный, кто приходил без жены. Я увидела его впервые в конце войны, когда он привез нам с фронта долгожданное письмо от отца. Он появился в летном обмундировании и меховых сапогах, как-то хитро пристегнутых к поясу. Меховые сапоги меня сразили, мое сердце отныне было отдано ему навеки. Увы, без взаимности. Мама старалась меня утешить:
– Потерпи. Подрастешь немножко, он заметит тебя, увидишь! До скольких терпеть, мама не уточняла, и я тут же принималась про себя кропотливо подсчитывать, опираясь на опыт прочитанных к тому времени книг: если до неполных четырнадцати, как было Джульетте, когда ее полюбил Ромео, то совсем пустяки оставались, вот не пришлось бы ждать до десятого класса.
Арифметикой я могла бы не заниматься: к тому времени, когда я, наконец, переросла Джульетту, встреча фронтовых друзей не состоялась. В том году мой отец был объявлен космополитом и антипатриотом , дом наш стал зачумленным, отважные воины не решились переступить его порог. Тут требовалось иное мужество, не военное. Гражданское.
В тот космополитический день 9 Мая никаких приготовлений не было, да и быть не могло: объявленный клеветником, ставший изгоем, отец лишился заработка, семья жила в нищете, принимать гостей всё равно было не на что. Под каким-то предлогом мать увела его из дому.
Я достала из ящика папиного письменного стола коробку с его боевыми наградами – все-таки по семейной традиции это был их законный день.
Книга А. Ивича о летчиках Черноморского флота
Вынимала по одной, полюбовалась каждой: два ордена и пять медалей. Про этот, орден Красной Звезды, отец говорил, что его «просто так» не давали. Этой медалью, «За оборону Севастополя», особенно дорожил. А вот этого я никогда не видала: на дне шкатулки лежали крохотные орденские книжки, мне они показались игрушечными. Там значилось, что награды (номера такие-то) присуждены майору такому-то за мужество и отвагу, проявленные при исполнении воинского долга, за героизм, проявленный во славу Родины. Раскрыла лежавшую на столе папку, куда отец методично складывал вырезки из центральных газет, поносивших его за «антипатриотизм и вред, нанесенный Родине». В качестве основного доказательства приводился тот факт, что в одной из своих критических статей он с восторгом отозвался о книге «Охотники за микробами», написанной американцем Полем де Крюи, и тем самым оскорбил всю великую русскую литературу. Герой или преступник? Тут было о чем подумать.
Вскоре после смерти отца нас посетила представительная делегация Музея обороны Севастополя 1941–1942 гг., который, как с гордостью нам сообщили, возводится почти в самом центре города, на мысе Хрустальный. Сотрудники будущего музея загодя собирали материалы для экспозиции, в частности, готовили стенд, посвященный памяти Александра Ивича, писателя, участника обороны Севастополя, майора воздушных сил Черноморского флота, моего отца. По их просьбе мама и я подобрали и отдали им экземпляры книг отца, посвященых военным годам. Передали в дар столь памятную нам коробку с боевыми наградами.
С тех пор прошло три с лишним десятилетия, а музей всё еще не открыт, частично построенное здание заброшено и разрушается. Судьба орденов и медалей, заслуженных моим отцом, нашей семье неизвестна.
Лариса Лейтес «И никакого розового детства…»
Лейтес Лариса Александровна родилась 7 ноября 1932 года в Москве, в 1941–1943 годах была в эвакуации в интернате Литфонда в Чистополе. В 1955 году окончила химический факультет МГУ; доктор химических наук, профессор.
Лариса Александровна Лейтес. 2010
Ее мать, Флора Моисеевна Бархина, родилась в Белоруссии, близ Орши. До войны сотрудничала в московских газетах как внештатный журналист. В 1941–1943 была с дочерью в эвакуации в Чистополе, где работала воспитательницей в интернате Литфонда. После войны – в редакции иновещания в Радиокомитете, откуда в период борьбы с космополитизмом в 1949 году была уволена. Долгое время не могла найти работу, в последующие годы была заведующей библиотекой.
Отец, Лейтес Александр Михайлович, родился в Брест-Литовске в богатой семье, разорившейся после революции и обосновавшейся в 1919 году в Харькове. В ранней юности увлекся литературой и революционными идеями. В 1921 году основал в Харькове Первый Всеукраинский Союз писателей и был его ответственным секретарем, рано начал печататься: сборник юношеских стихов, статьи в коммунистической печати и парадоксальная брошюра «Поэзия как анахронизм», где автор утверждал, что в совершенном коммунистическом обществе все будут так счастливы, что надобность в поэзии отпадет. Получил литературное образование в Харьковском институте народного образования (ХИНО).
