У себя дома в Монтане весь февраль и март мы активно обсуждали за семейным ужином эту и многие другие кашмирские проблемы. Благодаря регулярным звонкам Сарфраза и посылаемым им по электронной почте фотографиям Амира и Хайбер составили себе довольно четкое представление, в чем состоит наша работа и с какими трудностями приходится сталкиваться. Я был рад, что сын и дочь интересуются этим. И вот однажды Амира задала мне вопрос, который вдруг придал новое направление нашим разговорам, постоянно крутящимся вокруг пластиковых труб и сомнительных договоренностей между американскими бизнесменами и коррумпированными пакистанскими чиновниками.
«Папа, – спросила она. – А в какие игры играют школьники в ваших кашмирских школах?»
В зоне бедствия царили разруха и отчаяние, и я как-то не очень заметил среди всего этого хаоса какие-либо игры. Но, возможно, мы с Сарфразом слишком были заняты прокладкой водопровода и устройством палаток и просто не заметили ничего такого.
«Гм… – протянул я. – Честно говоря, не знаю».
«Ладно, – заявила Амира. – Тебе надо привезти ребятам скакалки», – и она посмотрела на меня хитрым взглядом. У нее явно созрел какой-то план.
«Папа, у вас что, не во всех школах есть площадки для игр?»
«Нет», – признался я. Мы как-то об этом не думали. Наверное, это не было для нас приоритетным делом.
«Вам нужно этим заняться, – завила моя дочь. – Всем детям нужно играть, особенно тем, кто многое пережил».
Некоторые из наших школьников с удовольствием гоняли мяч на грязных полях недалеко от школы. Но настоящих игровых площадок с качелями, каруселями и горками у них никогда не было. Как же мы не подумали об этом раньше?
На следующий день Амира позвонила двум моим друзьям – Джеффу Макмиллану и Киту Хэмбургу, работавшим в спортклубе Gold’s Gym в Боузмене, и сказала, что ей нужна их помощь в вопросе сбора скакалок. Они кинули клич своим знакомым, и не успели мы ахнуть, как Амира получила две тысячи штук. Она гордо продемонстрировала мне всю эту гору, лежащую посреди нашей гостиной. Мы отправили скакалки Сулейману в Исламабад, а позже той же весной закупили еще семь тысяч в Равалпинди. Все они были розданы ребятам в наших палаточных школах и в соседних деревнях.
Дети отреагировали таким же образом, как это было в истории с партами Фарзаны. Игры зарядили их энергией, наполнили радостью и энтузиазмом, который, как огонь, «зажег» надежду в их исстрадавшихся семьях. Вскоре нас попросили помимо скакалок привезти биты для крикета и футбольные мячи. Как и идея Фарзаны, инициатива Амиры заставила Институт Центральной Азии снова пересмотреть планы работы.
С весны 2006 года мы уже создавали игровые площадки практически во всех новых школах. В некоторых старых школах мы тоже построили детские городки с качелями разных видов и прочим оборудованием. Наши постоянные спонсоры одобрили это начинание и с удовольствием стали его финансировать. Игровые зоны также вызвали одобрение у местных жителей. Доходило до смешного. Как-то раз, летом 2009 года, группа старейшин, симпатизировавших талибам, посетила с инспекцией одну из наших школ в Афганистане. Бородатые мужи сурово осматривали здание и территорию, как вдруг их руководитель Хаджи Мохаммад Ибрагим заметил площадку и широко улыбнулся. Следующие полчаса члены делегации с удовольствием опробовали все качели-карусели и, наигравшись, заявили, что больше вопросов у них нет.
«Но разве вы не хотите увидеть классы?» – удивился директор.
«Нет, нам достаточно того, что мы видели, – ответил Хаджи Мохаммад. – Мы хотим официально пригласить вас в нашу деревню для строительства в ней школы. Но обязательно с игровой площадкой!»
Никто никогда не живет полной жизнью, кроме матадоров.
Эрнест Хемингуэй. «И восходит солнце (Фиеста)»
Наши проекты по организации палаточных школ для детей из долины Нилум шли своим чередом, а тем временем в Патике учителя из «Гунди Пиран» тоже работали не покладая рук. Первого ноября открылись классы в добытых Шаукатом Али у пакистанских военных палатках. Но в первый день пришло всего семь девочек и несколько педагогов. Среди них была Саима Хан, которая являлась на работу каждый день, несмотря на серьезный перелом ноги, полученный во время землетрясения.
Заниматься было непросто: большинство учениц еще не оправились от шока, к тому же все книги и тетради пропали. Даже карандаши и ручки были большим дефицитом. Шаукат начал первый урок с чтения поэтических и религиозных текстов. «Литература, особенно духовная, очень полезна для юных умов, – сказал он своим слушательницам. – Так что займемся пока этим».
Через несколько недель все в округе узнали, что школа снова открылась, и дети стали постепенно подтягиваться. К середине декабря их было уже сто сорок пять – замечательный результат, если учесть, что после катастрофы выжили всего сто девяносто пять учениц.
Зиму 2006 года они ютились в палатках без электричества и воды, кутаясь в одеяла. Красный Крест привез им гуманитарную помощь – несколько коробок одежды, которая тоже помогала согреться в холода. Некоторые девочки ходили в черных кожаных летных куртках, другие примеряли на себя синие клубные пиджаки. Кто-то наматывал на шею шелковые шали, кто-то надевал лыжные костюмы компании Nordic. Одна пятиклассница расхаживала в гламурном ярко-розовом пальто, которое могло бы запросто оказаться в гардеробе певичек из группы Майли Сайрус.
К общему дискомфорту добавлялось и беспокойство по поводу грядущих экзаменов, без которых в Пакистане не обходится переход из класса в класс. И учителя, и ученицы с трудом восстанавливались после пережитого. Было пропущено много учебных часов, и педагоги опасались, что испытания удастся пройти далеко не всем их подопечным. По вечерам многие оставались для дополнительных занятий, чтобы догнать программу.
В марте, когда прошли экзамены, оказалось, что 82 % учениц из пострадавшей от землетрясения школы благополучно набрали проходной балл для перевода на следующий уровень обучения.
Саида Шабир полагала, что это прекрасный результат, особенно учитывая, через что пришлось пройти девочкам и их наставникам. Эти оценки в других обстоятельствах вполне можно было считать нормальными. И в то же время они создавали ложное впечатление благополучия и не давали властям почувствовать всю глубину проблем, с которыми боролась «Гунди Пиран». Через полгода после землетрясения школа по-прежнему не имела стационарного помещения, коммуникаций, учебных материалов. Процесс восстановления всей инфраструктуры в Азад Кашмире шел очень медленно, поэтому не было надежды, что эти вопросы вскоре будут решены. Девочки показали отличные результаты, но будущее их «альма-матер» все равно казалось неопределенным и безрадостным.
Госпожа Шабир в тот момент не ведала, что помощь скоро подоспеет. Человек, который должен был поддержать ее в трудную минуту, уже спешил к ней навстречу. Правда, в пути ему еще предстояло преодолеть немало трудностей и препятствий.
* * *
Сарфраз нес огромную нагрузку, курируя палаточные школы в Азад Кашмире. Однако параллельно он занимался еще и развитием проектов в Ваханском коридоре. К маю 2006 года объем работы, которую он вел в Афганистане и Пакистане, почти выходил за грань разумного. Он отвечал за восемнадцать учебных заведений и контролировал прокладку пяти водопроводов в пострадавшей от землетрясения зоне, а также надзирал за строительством семи объектов в Вахане.
Управлять тридцатью проектами одновременно – очень непростая задача. Но дело усугублялось еще и тем, что все они были территориально рассредоточены и находились в двух разных государствах, разделенных высокими и неприступными горами. Чтобы преодолеть расстояние в двести миль из Кашмира в Вахан, нужно было еще и пересечь четыре отдельные гряды – Пир-Панджал, Каракорум, Гиндукуш, Памир.
В Вахане Сарфразу пришлось столкнулся с трудностями, которые оказались посерьезнее работы в зоне стихийного бедствия. После тридцати лет войны в Афганистане было почти невозможно найти профессиональных каменщиков и плотников, и это стоило нам немалой головной боли. Для решения этой задачи мой находчивый друг решил привезти опытных мастеров из Пакистана, чтобы те построили первые школы в Коридоре и одновременно обучили бы своему искусству местных жителей. Вскоре он уже сопровождал группы до двадцати рабочих, пробиравшихся через Иршадский перевал в Вахан. У этих людей не было ни виз, ни паспортов, но Сарфразу удалось договориться с представителями сил безопасности (ими ведал наш старый знакомый Вохид Хан), и власти закрыли глаза на нарушение миграционного законодательства. Каждый переход длился три дня. Каменщики и плотники отправлялись в путь в полпятого утра, шли по четырнадцать часов и лишь потом устраивали привал на ночь. Еды с собой у них почти не было, потому что рюкзаки были набиты инструментами – каждый весил по сорок-пятьдесят килограммов.
