Старожилы говорят: мало что изменилось в деревне с тех пор, как бегал тут босоногий Брем – далеко деревня стоит от больших городов и дорог. И потому приезжие видят тут не только дом великого человека, но и мир, в котором он вырастал.
Прощаясь с домом, я попросил переводчика прочитать надпись возле большого портрета Брема. «Природа – одна из мощнейших сил в воспитании человека. Воспитание без учета этой силы – одностороннее воспитание».
– Но это сказал не Брем, – уточнил переводчик, – это сказал какой-то Ушинский…
Я объяснил, кто такой был Ушинский, живший в России в одно время с Бремом, и слова которого оказались так подходящи в этом кирпичном доме.
Фото из архива В. Пескова. 9 октября 1971 г.И зело потеха сия утешает сердца печальные и… веселит охотников сия птичья добыча.
Урядник Сокольничья Пути (1656).
Окно в природу
Немецкий охотник с ловчей птицей.
Осенью в прошлом году берлинские охотники пригласили меня посмотреть ловчих птиц. Смотрины состоялись в лесу. На обширной поляне по всем правилам ритуала десять охотников протрубили подходящую к случаю музыку, потом они разошлись в стороны, и я увидел троих парней в егерских шляпах с перьями, в охотничьих куртках, с затейливо сшитыми сумками через плечо. На левой руке, облаченной у каждого в рукавицу из толстой кожи, сидело по соколу. Птицы сидели смирно. Голову каждой (прикрывая глаза) украшал похожий на царственную корону кожаный колпачок. К запястью лапы у птиц был приторочен бубенчик и тонкие ремешки.
Когда со всех сторон я заснял живописную группу, крайний сокольник вынул из сумки убитую утку, снял с головы сокола колпачок и высоко, чуть в сторону, кинул приманку. Моей расторопности не хватило, чтобы с первого раза заснять момент, быстрый, как молния, – сокол сорвался с руки, настиг летевшую камнем утку, ударив, сумел ухватить ее в когти и, снижаясь, полетел в чащу. По звуку бубенчика мы прикинули направление и, задыхаясь от быстрого бега, через пару минут увидели сокола. Он сидел, вцепившись в добычу. Земля вокруг была усыпана пухом и перьями. Подбежавший охотник присел, протянул руку в перчатке – и, странное дело, голодная птица (нехотя, правда) слетела с добычи на руку, получив в награду за это кусочек припасенного в сумке мяса. Пустили второго сокола, третьего, пустили еще раз первого – все было очень похожим: мгновенный бросок за добычей, полет с ней в укромное место…
Примерно так же проходит охота. Охотник (иногда идет он с собакой) пугает дичь. И как только дичь окажет себя, снимает с головы сокола колпачок, а тот, увидев летящую (или бегущую) жертву, хорошо знает, что надо делать… В этой охоте, однако, главное – не добыча, хотя она может быть и большой (один из показанных мне соколов имеет уже на счету две сотни диких кроликов, пятнадцать зайцев, семнадцать фазанов). Главное в этой охоте – редкое зрелище, естественное для природы. На Мещере я видел однажды, как сокол сапсан, пикируя сверху, ударил цаплю. Долго кружились, падали в воду серые перья, а утром я нашел на опушке скелет и два крыла птицы. Друзья в заповеднике сказали, что мне повезло – из них не каждый видел, как нападает сокол. Охота же с ловчими птицами (соколом, ястребом и орлом) дает это зрелище постоянно. Прелесть охоты состоит еще в том, что гусь, утка, фазан, заяц, лисица, дрофа, джейран или волк вовсе не обреченные жертвы. Они всегда имеют шансы спастись. Быстрота полета ловчих птиц поразительна, реакция мгновенна (известен случай, когда в Югославии орел успел схватить и унести в горы взлетевший над стадионом футбольный мяч). Но даже и столь способный охотник может оплошать, промахнуться, если жертва окажется сильной, «смекалистой» – природа дала ведь ей средство защиты на этот случай. Таким образом, человек, искусственно создавая обычные для природы драматические ситуации, имеет возможность увидеть борение ловкости, силы, быстроты и находчивости. Он может наблюдать то, что природа обычно прячет от наших глаз. И не случайно охота с ловчими птицами – древнейшая из охот.
Считают, что в Европу она пришла через южные русские степи из Азии. И много столетий была едва ли не главным развлечением знати в Германии, Голландии, Франции, Англии, Венгрии, Польше. Охота с ловчими птицами на лебедей, журавлей, уток, цапель и коршунов ценилась больше других охот (а в то время в Европе водились еще медведи, зубры, туры и волки). И потому за хорошую ловчую птицу (из соколов чаще всего за кречета) платили огромные деньги. В Средних веках кречеты сделались важной ставкой в дипломатических отношениях. Нередко, заключая мир, какой-либо князь, государь или хан в одном из пунктов высокого соглашения требовал: «И прислать десять хороших кречетов». После неудачной битвы с турками при Никополе (1396 год) французский король Карл VI выкупил двух своих маршалов де Бусико и де ла Тремойля за несколько кречетов. А герцог бургундский добился освобождения сына у тех же турок за дюжину ловчих птиц. Государь, получивший от другого в подарок кречета, считал, что он получил истинно царский дар, сравниться с которым не могли ни золото, ни меха, ни самоцветные камни. Иван Грозный, желая поладить с Англией, посылал в подарок королеве Елизавете русских кречетов (которые очень ценились в Европе), но отказал в этой же милости Стефану Баторию, написав: «Были прежде у меня кречеты добрые, да поизвелись».
В России сокол всегда был птицей высокочтимой. Не случайно девушки всех времен говорили возлюбленным: «Сокол ты мой», не случайно соколом называют хорошего летчика. Уже на гербе Рюриковичей родовой эмблемой был сокол. Что касается соколиных охот, то о них летопись впервые упоминает в IX веке: «Олег в Киеве завел соколиный двор». Ярослав Мудрый учредил уже государственную соколиную службу, с большим числом мастеров этого дела. Но расцвет соколиной охоты в России был в XVII веке, при царе Алексее Михайловиче, «страстно любившем охоту и понимавшем толк в этой забаве».
Сокольники были людьми, приближенными ко двору, среди них были любимцы царя, они пользовались почетом и множеством привилегий. Во главе дела был старший сокольничий – лицо, стоявшее в одном ряду с окружавшей государя знатью. Любопытно, что последним таким сокольничим в России был предок Пушкина Гаврила Григорьевич Пушкин. Сокольники имели свою слободу под Москвой (и до сих пор зеленый угол столицы хранит прелестное название той поры – Сокольники), а сами охоты проходили в обильных дичью местах, ставших теперь уже частью Москвы: Кузьминках, Коломенском, Кунцеве, Измайлове, Домодедове…
Как добывали птиц для ловчей охоты и почему были они столь дороги? Дело в том, что хищные птицы вообще не очень многочисленны, к тому же лучшие из соколов – кречеты водятся в северных землях. Специальные люди ловили их в Исландии, Скандинавии, в России – «за Двиной и Печорой». Промысел этот можно сравнить с добычей драгоценных металлов. Но если намытое золото в дальнейшем нуждается только в охране, то «живой товар» нуждался в «тщательном бережении». Всем людям, имевшим отношение к соколам, строжайше запрещалось пить, курить, играть в азартные игры, «дабы государевым птицам от пьяных или нечистых людей дурного не учинилось». Ловцы кречетов («помытчики») доставляли птиц с севера в Холмогоры (место рождения Ломоносова), а потом уже санным путем медленно, в специальных, обшитых войлоком, коробах доставляли в Москву. Деньги на прокорм птиц и людей должны были давать по пути следования местные власти. А нарочные гонцы, опережая обоз, спешили к царю доложить о здоровье птиц. Всего за год в Москву доставлялась сотня или немногим более кречетов. И это считалось хорошей добычей.
С появлением дробового ружья интерес к ловчим охотам в Европе резко упал. В России энтузиасты-любители в прошлом веке еще охотились с кречетом. Одним из охотников был писатель Аксаков.
Сегодня мы наблюдаем любопытное возрождение соколиной охоты. Ружье дало слишком большие преимущества человеку перед дикой природой. И люди теперь сознательно усложняют процесс охоты, стараясь оставить для дичи как можно больше шансов спастись.
В последние годы охота с ловчими птицами распространилась во Франции, ФРГ, Англии, Соединенных Штатах, Австрии, в ГДР (сто пятьдесят соколов) и особенно в Венгрии, где культура охоты особенно высока. У нас с ловчими птицами (главным образом с орлами) охотятся в Закавказье и Средней Азии.
Охота с птицей, конечно, много сложней и хлопотливее, чем с ружьем. Во-первых, сокола надо поймать. Его берут из гнезда, когда он уже хорошо оперился, или ловят совсем молодым на приманку сетями. Дальше идет процесс воспитания. Сокола надо приучить к человеку. Есть много способов это сделать. На старых соколиных дворах были, например, помещения, заполненные водой, где соколу негде сесть. Полетав, он волей-неволей садился на плечо человеку и тут же получал мясо. Голод и пища с руки постепенно приучают птицу к охотнику. Этот процесс называют «держание». Потом сокола (или орла) приучают к охоте, отпуская его для начала на поводке. На этой поре предметом охоты служит чучело дичи или подобие чучела – «вабило». И весь процесс называют «вабление». Тут важно научить птицу стремительно нападать и возвращаться к охотнику. Потом наступает «притравливание» – охота на полуживую добычу. Птица уже свободно летает и, овладев дичью, все-таки по привычке слетает на перчатку охотника. Все, птица готова к ловле. Она исправно будет служить человеку. Но это не служба собаки, которая преданно принесет и положит добычу у ног охотника. Птица охотится «для себя». А человек, наслаждаясь охотой, забирает добычу у своего друга, голодом понуждая его снова и снова преследовать дичь.
