Мадридское правительство высказало Португалии претензии за то, что оно позволило пользоваться своим военным аэродромом пилоту мятежников. Власти Португалии, хотя и симпатизировали Санхурхо, все же потребовали от Ансальдо переместить свой самолет на более отдаленную посадочную площадку. В конечном итоге ему пришлось взлетать с маленького аэродрома в Маринье, окруженного соснами. Несмотря на обеспокоенность пилота, генерал решил взять с собой два тяжелых чемодана с обмундированием, которое понадобилось бы ему как главе нового Испанского государства. Скорее всего, именно этот дополнительный груз и затруднил взлет самолета. Пропеллер коснулся верхушек деревьев, машина загорелась. Раненого Ансальдо выбросило из самолета, а его пассажир погиб в огне. Он стал жертвой своего ненасытного тщеславия, а не (о чем неизбежно шла речь в то время) диверсии республиканцев или даже генерала Франко. Это несчастье плюс недавнее убийство Кальво Сотело, продолжающееся пребывание в тюрьме Хосе Антонио и пленение Годеда привели к тому, что Франко и Мола остались единственными выдающимися личностями в лагере националистов. Пока Моле приходилось иметь дело с последствиями более чем неудачного мятежа на севере Испании и готовиться драться на трех фронтах, Франко уже установил надежный контроль над Марокко и испытанной Африканской армией.
Карта 7. Разграничение территории Испании. Июль 1936 года
К 21 июля можно было провести приблизительную границу между районами, где мятеж в целом увенчался успехом, и теми, где он большей частью провалился. Начинаясь с середины испанско-португальской границы, эта линия шла в северо-западном направлении, где недалеко от Мадрида поворачивала к юго-западу, к горам Гвадаррамы, а затем шла к Теруэлю (примерно в ста милях от Средиземного моря в Арагоне), поднималась на север к Пиренеям и завершалась на испано-французской границе примерно на середине ее протяженности. Кроме узкой полоски побережья, включающей в себя Астурию, Сантандер и две прибрежные провинции Басконии, все к северу и западу от этой линии стало территорией националистов (которая включала также Марокко, Канарские и Балеарские острова, за исключением Менорки). К югу и востоку, кроме главных городов Андалузии – Севильи, Гранады, Кордовы и Альхесираса (все они, кроме двух последних, оказались изолированными друг от друга), вся территория однозначно принадлежала республиканцам. В таких городах на ее территории, как Толедо, Сан-Себастьян, Валенсия и Хихон, некоторые здания продолжали удерживаться мятежниками. А Альбасете и Овьедо, хотя и окруженные республиканцами, оставались в руках националистов. Во многих городах, полностью захваченных мятежниками, еще несколько дней шли бои, главным образом в рабочих кварталах.
В сельской местности Андалузии ситуация оказалась донельзя запутанной. Типичными можно считать события в шахтерском городке Пособланко. Сначала гражданская гвардия 18 июля одержала победу в начавшемся мятеже. Затем шахтеры окружили свой собственный город и принудили ее сдаться. Все 170 гвардейцев были расстреляны. Бои заняли четыре недели. Эти события были последней кульминацией неудержимых вспышек мятежа, которые полыхали в Кастильбланко, Касас-Вьехас и Юсте7.
Примечания1 Позже националисты обратили внимание, что рука этой статуи Дон Кихота выкинута как бы в фашистском приветствии – она не согнута и кулак не сжат.
2 В вопросе, были или нет заложники в Алькасаре, приходится полагаться лишь на заявление Москардо, сделанное после войны.
3 Компаньс намекает, что в бытность его адвокатом ему нередко приходилось за минимальный гонорар защищать в судах анархистов.
4 «Рабассарес» – партия виноделов, которая в 1934 году начала защищать свои виноградники от лендлордов.
5 Хоаким Аскасо – брат Аскасо, погибшего 20 июля.
6 Рассказывают, что жена губернатора погибла самым ужасным образом. Она только что перенесла аборт, и ее опустили в могилу на носилках – на них же она и была расстреляна. Один их тех, кто нес носилки, сошел с ума.
7 Что же до нескольких оставшихся испанских колоний, события в них развивались с некоторым замедлением, но в конечном итоге Гвинея, Фернандо-По, Ифни и Вилья-Сиснерос все же присоединились к националистам, хотя в Гвинее бои продолжались еще два месяца.
Испания националистов. – Преследования. – Жестокость. – Смерть Гарсиа Лорки. – Юридическое оправдание репрессий.
Мгновенно возникли две Испании, разделенные этой условной линией. В националистской Испании главную роль стали играть военные. Любой, в руках у которого была хоть минимальная военная власть, мог без труда облегчить себе жизнь. Штатских постоянно оскорбляли и даже обвиняли в трусости – лишь потому, что они не принадлежали к армии. Постоянно можно было услышать издевательскую фразу: «Те, кто не носит форму, должны носить юбки». Военно-полевые законы постепенно заменяли собой всю юстицию. Чиновники и судейские «расследовались» для проверки их надежности в новых условиях. Судьями становились просто люди правых взглядов, готовые подчиняться законам военного времени. Правление националистов, в сущности, стало противоположностью революции в обыкновенном смысле слова. Все политические партии, поддерживавшие Народный фронт, были запрещены. Исчезли даже старые партии правого крыла и центристские, включая CEDA. Политическая жизнь как таковая сошла на нет. Единственными группами, разрешенными в националистской Испании, остались фаланга и карлисты, но они скорее приняли характер «движений», а не политических партий. Редакции левых газет были закрыты. Забастовки карались смертной казнью. Запрещалось свободное передвижение по железной и шоссейным дорогам. Арестовали масонов, членов партий Народного фронта и профсоюзов, а во многих районах – и тех, кто просто голосовал за республиканцев на февральских выборах. Многие были расстреляны. «А, это красная Аранда, – сказал монархист, граф Вальелано удивленному представителю швейцарского Красного Креста, доктору Жюно, когда они в августе проезжали через этот городок. – Боюсь, нам придется посадить в тюрьму весь этот город и расстрелять многих его жителей»1.
Число казней варьировалось от района к району в зависимости от прихотей местных командиров или властей. Гражданских губернаторов и чиновников, назначенных правительством Народного фронта, почти повсеместно ставили к стенке. Как и тех, кто во время мятежа призывал к всеобщим забастовкам. Кое-где судьбы расстрелянных разделяли их жены, сестры и дочери. Часто им брили головы, а на лбу издевательски рисовали эмблемы рабочих партий, таких, как UHR или UGT. Женщин могли и изнасиловать. Эти жестокости практиковались с определенной целью. Хотя у мятежников было хорошее вооружение, численность их оставалась невелика. В таких местах, как Севилья, где проживало много рабочих, их следовало запугать и принудить к повиновению новому порядку, чтобы командиры националистов могли спокойно спать. Посему националисты предпочитали обращаться со своими врагами не только с предельной жестокостью, но действовать совершенно открыто, выставляя тела жертв на всеобщее обозрение, хотя церковь настоятельно требовала, чтобы обреченные имели право на последнее причастие. «Только десяти процентам из этой бедной паствы было отказано в последнем покаянии перед тем, как передать их нашим доблестным офицерам», – с удовлетворением сообщал «почтенный» брат на Мальорке. Тем не менее, как правило, в публичном погребении отказывали даже родственникам казненных2.
После успеха мятежа аресты продолжались день за днем. Никто не знал, в каком преступлении его обвинят и вернется ли он когда-нибудь домой. Французский католический писатель Жорж Бернанос, который в то время был на Мальорке, описывал, как вооруженные отряды националистов «каждый день арестовывали людей в пустующих деревнях, когда труженики возвращались с полей. Они отправлялись в последний путь все в тех же пропотевших на плечах рубашках, с мозолистыми от ежедневных трудов руками, оставив на столе нетронутый суп, и женщины, задыхаясь, бежали за ними, чтобы успеть передать узелок с вещами, завязанными в чистую салфетку»3. Но куда чаще аресты и сопутствовавшие им расстрелы проводились по ночам. Расстреливали по одному, а порой и группами. Исполнители казней имели в своем распоряжении обильные запасы вина и давали обреченным возможность перед смертью напиться, чтобы легче уйти в мир иной. Тела находили на следующее утро. Часто среди них были уважаемые члены левых партий или офицеры, сохранившие верность республике. Но никто не осмеливался опознавать трупы. Например, тела полковника Мены, главы гражданской гвардии в Бургосе, верного присяге кавалерийского полковника, и еще шестерых других хорошо известных горожан были похоронены под надгробием с надписью: «Семь неопознанных тел. Найдены на холме у 102-го километрового столба на дороге в Вальядолид».
