Все эти предварительные переговоры между крестоносцами и императором не вели к взаимному доверию. Мнение византийцев о «франках», как о склонных к грабежу варварах, получило подтверждение в поведении новоприбывших – они не подчинялись дисциплине и совершали рейды на окрестности. Их действия во время Страстной недели вызвали особое к ним неприятие.
Хотя крестоносцы были ошеломлены великолепием Константинополя, они отнеслись к нему враждебно, частично из-за того, что это великолепие подчеркивало их собственный жалкий вид, отсутствие у них блеска и культуры, а частично из-за того, что они презирали роскошь как проявление изнеженности. Такой двойной взгляд проявлял себя и раньше; к примеру, его можно видеть в докладах Лиутпранда, епископа Кремоны, о двух его посещениях Константинополя. В 949 году, когда его приняли недружелюбно, Лиутпранд написал о грязи и нищете в огромном городе, о его неудобствах, о презрении к слабым, недобросовестности в делах и алчности римлян. (Византийцы называли себя ромеями, то есть римлянами, будучи наследниками Римской империи. – Пер.) «Франки» (то есть западноевропейские крестоносцы) чувствовали себя униженными тем, что им пришлось давать клятву, а также неудачами в стычках с императорскими войсками. Писатели более позднего времени, описывавшие Крестовые походы, такие как Вильгельм Тирский, считали, что «франки» чувствовали себя обманутыми, думая, что у них отняли роль защитников христианства и мстителей за поражение при Манцикерте. Когда началась военная кампания, между союзниками начали расти противоречия. Дисциплинированные византийцы стремились достичь стратегических интересов не столько в сражениях, сколько путем дипломатии и даже подкупа. Недисциплинированные «франки», с презрением относящиеся ко всякого рода закулисным операциям (считая это чем-то близким к трусости и предательству), были готовы с радостью забыть свою клятву императору.
Количество воинов, принимавших участие в Первом крестовом походе, дается разными летописцами по-разному, от 100 тысяч человек у Раймона Акуилерского (примерно столько воинов действительно переправилось в Малую Азию. – Ред.) до 600 тысяч у Фульхерия Шартрского. Оба этих летописца сами принимали участие в кампании. Письмо, написанное папе после взятия Иерусалима, сообщая о состоянии армии, говорит о 5 тысячах конных воинов и 15 тысячах пехотинцев (действительно, столько осталось к концу похода от огромного войска, высадившегося в Малой Азии. – Ред.). Количество участвовавших в отдельных сражениях могло быть много меньше; в победе крестоносцев в сражении под Антиохией все силы, как утверждается, из-за нехватки лошадей состояли только из 700 кавалеристов.
Глава 10
ВОЕННЫЕ КАМПАНИИ КРЕСТОНОСЦЕВ
Крестоносцы хотели двинуться маршем прямо на Иерусалим, но это можно было сделать только после того, как дорога по Малой Азии будет очищена от турок. Поскольку это было именно то, чего желал император, обе стороны смогли договориться. По крайней мере, в начале кампании крестоносцы были склонны прислушиваться к советам греков, и Анна Комнин много раз пишет, что император, ее отец, предостерегал крестоносцев относительно методов военных действий турок и давал им советы относительно наилучшей тактики.
Первой целью крестоносцев была Никея, столица султаната турок-сельджуков, лежащая на византийской военной дороге через Малую Азию. Затем, пройдя Малую Азию, необходимо было взять Антиохию, перед тем как двигаться в Палестину. До того как на выручку осажденного крестоносцами города прибыли войска султана, Никея была окружена со всех сторон большей частью армии крестоносцев – при помощи византийских военных инженеров под командой Мануила Бутимитеса. Когда к городу подошли войска султана, их рассеяли отряды графа Тулузского и воинственного епископа Ле-Пюи, который возглавлял атаку лично, с помощью только воинов герцога Нормандского Роберта (он же граф Фландрский), поскольку остальная часть армии должна была перекрывать выходы из города во избежание неприятельских вылазок. Величественные укрепления города (построенные до турецкого завоевания византийцами) подверглись штурму – с отвагой и с использованием всех осадных орудий, которые союзники смогли подвезти и соорудить на месте. Защитники города сражались с такой же отвагой и за ночь восстановили поврежденные укрепления башни, на которую был направлен основной удар штурмующих и осадных средств, а также ликвидировали все подкопы, которые смогли определить. Провизия все еще продолжала поступать в город через озеро, лежащее перед западной стеной города, и крестоносцы, таким образом, были вынуждены просить императора прислать корабли для установления полной блокады. Согласно Анне Комнин, Алексей I надеялся на обращение подобного рода, чтобы показать крестоносцам, что они от него зависят. Он послал не только корабли, но и несколько отрядов своей армии, которые анонимный автор Gesta Frankorum («Деяния франков». – Пер.) называет Turcopoles, «туркополи», что означает легкую кавалерию, возможно – конных лучников. Тем временем, чтобы не допустить разграбления города и ненависть к нему его будущих подданных, император приказал Бутимитесу тайно обсудить с гарнизоном условия сдачи. Видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно и готовится решительный штурм, гарнизон согласился сдаться, и утром, на которое был назначен штурм, крестоносцы увидели развевающийся над городом флаг империи. Лишившись славы, ожидаемой добычи и возможности выкупа, крестоносцы пришли в ярость, проклиная тайную дипломатию своего союзника, хотя их лидеры и могли быть информированы об этом плане заранее. Однако императору удалось утихомирить крестоносцев щедрыми подарками из золота и ювелирных изделий для их командиров, изысканной и обильной едой для простых воинов. И все же большая часть рыцарей была недовольна великодушным обращением с турецкими пленниками благородного происхождения.
После того как эта крепость уже не угрожала линиям коммуникаций, крестоносцы могли свободно двигаться по Малой Азии к Иконию (сейчас – Конья) и Антиохии (сейчас Антакья на самом юге современной Турции). Тем временем султан собрал вместе все силы сельджуков (вплоть до отрядов из Антиохии, Тарсуса, Алеппо и др.). Он затаился у низких холмов около места, где старая византийская военная дорога, вьющаяся меж гор, выходит на равнину около Дорилеи (сейчас – Эскишехир), примерно в 100 км (по прямой) к юго-востоку от Никеи.
Христианская армия двигалась двумя колоннами, возможно, для того, чтобы улучшить продовольственное снабжение и обеспечить себя достаточным количеством воды, а также чтобы сделать менее громоздким огромный обоз, состоявший из мирных жителей, священников, членов семей и разного рода спутников. Первый отряд, состоявший из французских и сицилийских нормандцев, северных французов и фламандцев, находился под командой Боэмунда и был усилен отрядом византийских войск. Колонна Боэмунда 29 июня 1097 года расположилась на отдых в долине Гаргона, недалеко от Дорилеи. Расположение крестоносцев с тыла было прикрыто рекой Бафус, переправа охранялась двумя конными отрядами. Вагенбург (временное укрепление, составленное из повозок) вокруг лагеря охранялся пехотой. Резерв под командованием самого Боэмунда находился на соседней высоте. Турки-сельджуки подошли со стороны Дорилеи, атаковали конницу Боэмунда и опрокинули ее. Затем турки ворвались в лагерь, оборонявшийся пехотой, и начали резню. Боэмунд отправил гонца в правую колонну Готфрида, а сам предпринял ряд контратак. Надежда почти угасла, пишет Фульхерий, когда подоспела колонна второго отряда под командованием Готфрида Бульонского. Турки отступили в исходное положение. Возглавивший войско крестоносцев Готфрид построил боевой порядок, расположив в центре пехоту, на флангах конницу и выделив резерв. Крестоносцы атаковали турок и обратили их в бегство.
Победа была одержана благодаря тому, что помощь подоспела вовремя. Если бы не подоспели войска Готфрида Бульонского, об исходе боя нельзя было бы сказать ничего определенного. До этого колонна Готфрида шла вместе с колонной Боэмунда, а затем ушла вправо, и некоторое время обе колонны двигались по параллельным маршрутам, сходившимся у Дорилеи. Вторая колонна в момент начала боя находилась в нескольких километрах. Через три дня после этого сражения крестоносцы продолжили свой марш по направлению к Сирии по возможности одной колонной (хотя и не всегда. – Ред.). Это заставило турок воздержаться от новых попыток ввязаться в большой бой. Турки теперь пытались помешать маршу крестоносцев, превращая страну, по которой двигались крестоносцы, в пустыню, лишив врага пищи и фуража. К тому же турки занимали эти земли уже на протяжении целого поколения и успели привести в упадок некогда цветущий и густонаселенный край. Мосты и дороги пришли в негодность либо из-за того, что не ремонтировались, либо из-за того, что намеренно разрушались, а все крупные емкости с водой были турками разбиты или отравлены. Вся информация о дорогах устарела, даже византийцы не могли сказать, что их ожидает на еще недавно имперской, а теперь вражеской территории, а немногие выжившие местные жители не всегда могли оказать помощь. Несколько последующих походов крестоносцев, похоже, игнорировали все советы, что приводило к их срыву (например, в Третьем крестовом походе (1189 – 1192) германский император Фридрих I Барбаросса, который вел свое войско отдельно, утонул во время переправы через одну из небольших рек Малой Азии. – Ред.). Едва ли не самыми страшными врагами крестоносцев стали жажда и голод, косившие как людей, так и лошадей. Усталость, вызванная трудностями пересечения гористой местности, вместе с тяжелым климатом, отягощавшие войско большие обозы снижали боеспособность крестоносцев. Хотя местность и климат не позволяли содержать лошадей в надлежащем виде, тяжеловооруженный опытный христианский рыцарь мог довольно легко одолеть в рукопашной схватке почти любого сарацинского (то есть мусульманского) всадника, но, если противник быстро отступал, его редко можно было догнать. Атака рыцарской конницы в то время представляла собой не ту, что появилась позже (например, атака рыцарского клина в начале Ледового побоища 5 апреля 1242 года, когда немцы врезались в русский боевой порядок и завязли в нем. – Ред.), когда всадники неслись колено к колену с определенной скоростью; это был яростный, не знающий порядка порыв в полном галопе, который почти невозможно было контролировать после того, как она началась. На Анну Комнин атака конных рыцарей произвела столь глубокое впечатление, что она написала, что эти конники способны проделать брешь в стене Вавилона. (Византийская тяжелая конница была, пожалуй, лучше. – Ред.) В Западной Европе долго не было пехоты с сопоставимой коннице выучкой.
