– О-о! К замполиту… Заряжаться энтузиазмом и интузазизмом. Воодушевляться и потом воодушевлять. Наполниться бредом по самое горло и затем излить его на вас, канальи.
– Иди, иди. Да поскорей возвращайся. А то без обеда останешься, – напутствовал Острогин.
У штабного БТРа стояла группа офицеров, которых уже инструктировал Золотарев. Я подошел последним и тут же получил нагоняй.
– Товарищ лейтенант! Вы остались за замполита батальона, а опаздываете! Донесения вовремя не подаете, информации об обстановке не сообщаете! Списки отличившихся за батальон отсутствуют!
– Да у нас замполиты батальона почему-то все меняются, а я все время за них. Почему так?
– Я не об этом спрашиваю? Где списки?
– Ну, я только из «зеленки» вылез. Какие списки?
– Вы первым делом списки должны подать и донесение написать.
– Когда написать?
– Когда прибыли.
– Так я десять минут, как прибыл.
– Разговорчики отставить. За десять минут должны были и написать.
– Бред.
– Не понял, что вы сказали?
– Брал, говорю, доклады от взводов и рот, а я очень медленно пишу.
– А мне послышалось…
– Послышалось, послышалось. С гор будем спускаться, на ходу писать донесение?
– Когда хотите, тогда и пишите, а прибудете, сразу донесение представить. Вот танкисты и артиллеристы все успевают. А лучше всех ремрота и рота связи. Берите пример с них!
– Я их даже с собой для примера могу взять.
Мелентий Митрашу дернул меня за рукав и зашипел:
– Не нарывайся, не связывайся.
– Опять демагогию разводите, лейтенант?
– Нет. Рассуждаю вслух.
– Рассуждать будете в одиночку, без нас. Всем подать донесения, выпустить боевые листки, провести беседы, подвести итоги первого этапа. С первым батальоном разберемся в полку. Политработники отдельные забываются, возгордились. Ишь, герои-боевики выискались какие!
Я открыл было рот, потому что все во мне кипело, но только охнул от тычка в бок. Это острый локоть Мелентия Александровича пресек мои попытки поспорить с руководством.
– Все свободны!
– Ник, чего ты с придурком этим связываешься? Молчи!
– Мелентий, да что он придирается? Гад! Специально достает. А на меня зачем батальон свалил, ты ведь старший лейтенант!
– А ты – замполит первой роты! Тебе расти нужно, а я скоро домой!
– Дд-да, тебе расти, командуй, – поддакнул Микола.
– А ты вообще, жучара, закрой рот! Почему донесение вовремя мне не представил? – накинулся я на Мелещенко. – Выговор объявлю, когда в полк придем.
– В полку уже вместо тебя найдутся начальники.
– Вот именно. В рейд эти начальники ходить не ходят, а я за них отдуваюсь.
– Ничего! – успокоил Митрашу. – Скоро третьего по счету замполита батальона пришлют. Отдохнешь.
– Может, тебя назначат?
– Спасибо, не хочу за вас, балбесов, отдуваться. Я уж лучше в отпуск схожу и буду на замену готовиться.
– Счастливчик, – вздохнул Микола. – Ну, пошли, «почуфаним»!
– Иди один.
Мы с Саней прыснули от смеха и пошли к ротам.
– Ну и словечко «почуфаним».
– Рассказываю всю родословную Мелещенко, – ухмыляясь, сказал Мелентий. – У Миколы был брат, который учился со мной в одной роте в училище, по имени Гриша.
Так вот, Микола – его младший брат, этого Гриши. Придет к братьям посылка с родины, с Украины, полная сала. Счастье у братиков – прямо глаза светятся от радости. Приходит в роту младшенький к старшему: «Братуха, пойдем, почуфаним!» Зайдут в класс, сядут за парту, нарежут сала, чесночку, лука и как зачавкают! Рожи счастливые, лоснятся, как у двух жирных котов, объевшихся сметаной. Жлобы. Все вдвоем сожрут, перешептываясь, ни на кого не обращая внимания. И каким образом этого Миколу в Афган загнали, да еще в боевой батальон зацепили, ума не приложу! Тьфу. – И он сплюнул под ноги, словно прогоняя неприятные воспоминания.
– Так ведь в Кабуле в отделе кадров обещали, будет служить возле штаба армии.
– Ах, вот как его обманули. Ну, с батальоном, понятно, обманули, а вот как в Афган заслали? Как не вывернулся?
– Не знаю, не знаю, надо будет спросить.
– Ну что, по ротам или на обед в столовую?
– По ротам. Не лезь нигде на рожон. Тебе еще полтора года до замены. Войны на твой век хватит.
– Спасибо за заботу. Но думаю, после бойни под Бамианом хуже уже не будет. Ты в такую переделку за два года попадал?
– Нет, Ник, Бог миловал! Но ты не расслабляйся. Как в песне поется – «вот пуля пролетела, и ага!» Ну, будь здоров!
– Пока!
* * *
Погода все ухудшалась. Моросил мелкий-мелкий дождь, похожий на мокрый туман, нагонял тоску. Богом забытые места. Пока я дошел до своей роты, обстановка резко изменилась. Машины вновь заревели двигателями. Получен приказ на срочное выдвижение из долины. С таким трудом входили и вот уходим. А куда?
Вышли к аэродрому в базовый лагерь к дивизионным тылам. Задачу поставили такую, что в животе похолодело. Батальон занимает высоты в районе Ниджераба. Горы покрыты снегом, температура порядка минус десять, сильнейший ветер. Может, задача на день, а то до Нового года осталось всего ничего. Есть совесть у командования или нет?
Рота поднималась выше и выше, снег становился все глубже и глубже. Сбитнев отправил меня на самый верх. Холод стоял собачий. Какие могут быть «духи» в такую погоду в горах? Мы разбили лагерь, вырыли в снегу лежанки, окружив их камнями. Три круглосуточных поста: у одного поста – я, у другого – зам. комвзвода Дубино, у третьего – сержант Полканов.
Мокрый снег, ветер, вокруг ни черта не видно. Холодно. Бр-р-р.
Сутки прошли в наблюдении и дрожании от холода. Все сырое: одежда, обувь, тело. Днем пришел приказ: сидеть на задачах затаиться. В Новый год вести себя спокойно на точках и никуда не двигаться.
А тут и двигаться никуда не хочется в такой собачий холод. Весь день пролежал, глядя в небо, и понемногу мерз. В небесах – сумрачно, по сторонам – белым-бело. В долине броня стоит, люди суетятся, костры горят. Гораздо теплее и веселее. Комедия ошибок и парадоксов какая-то: центр Азии, где люди от жары умирают, а мы тут от холода дубеем. Для этого ведь Сибирь существует!
К ночи похолодало еще больше, однако тучи ветром разогнало, и небосвод стал огромным и звездным. Мириады звезд еще больше подчеркивали ничтожность и быстротечность существования человека, тем более на войне.
Время шло к полуночи. В тылах активизировался народ. Костры загорелись ярче, люди-человеки быстрее замельтешили у техники. Из долины послышались звуки радио через «колокол» клубной машины, и вдруг ударили куранты!
Вверх, к звездам понеслись трассы пулеметного и автоматного огня, артиллеристы повесили «люстры» – осветительные снаряды и мины. Кто-то выстрелил из орудия, кто-то бахнул из БМП. Небо озарилось свечением от ракет и стрелкового огня. Над всеми задачами, где расположились наши роты, началась стрельба. Дал в небо очередь и я, выпустив целый магазин. Вокруг стреляли солдаты, а пулеметчик, стоя, стрелял в черную бездну и громко матерился. Бойцы кричали: «Ура!» – и подбрасывали шапки. По связи вышел комбат и стал ругаться, хотя только что с его КП тоже палили. В «кунге» ему хорошо, а тут одна радость – трассеры пустить.
Над Баграмом и Кабулом также было все в огнях. Мы в горах стрелять закончили быстро, патроны экономили, а вот внизу успокоились не сразу. Я лег в спальник, продырявил баночку с соком и выпил за наступивший Новый год. Романтика… Новогодняя ночь – ночь кошмара. Спать лег одетым прямо в спальный мешок, постелив бушлат под себя, чтоб не примерзнуть к ткани.
Проклятый холод, дрожь бьет все части тела ночь напролет. Минутное забытье – и снова пробуждение. Как в бреду. Время от времени окрик: «Часовой!» Бойцы с постов отвечают. Если нет ответа, приходится превозмогать лень и холод, надевать полусапожки, выбираться из мешка и идти на пост и пинать спящего бойца. Рычать ему в лицо, стучать по башке, натирать снегом грязную от сажи физиономию, грубо материть.
Возвращаться на лежбище еще противнее. Надо разуваться, снимать бушлат, застегивать спальник, пытаться принять удобную позу, чтобы в спину впивалось как можно меньше камней.
Среди ночи приказ – усилить посты. Приходится выставлять еще один пост. Утром все разбиты и измучены. После восхода солнца только и начинается отдых. Завтрак, а затем легкая дремота, переходящая в сон с громким храпом измученных бойцов. Вечером роты спускаются вниз на броню, и полк передвигается обратно в Баграм.
Загнали нас на Новый год в горы. Зачем? Поиздеваться? А может, спасти от потерь? Кто знает?
Утром вновь входим со стрельбой в кишлак и возвращаемся на оставленные посты. Проверили – мин нет. Осматривая развалины, заметили четверых «духов». Они нас – тоже. Постреляли друг в друга. Враги убежали, унося раненого, словно растворились в винограднике. Кровь на тропе дорожкой уходила в глубокий кяриз. Приказал Владимирову понаставить растяжек. Ночью сработали две из четырех. Бах, бах!!!
