задачу?»
«Вопрос этот был для меня неожиданным, — пишет Чуйков. — Но времени на обдумывание ответа у меня не было. И я ответил так: «Сдача Сталинграда очень серьезно подорвала бы дух нашего народа. Я клянусь, что не уйду из города.
Мы Сталинград удержим или все там умрем». Хрущев и Еременко посмотрели на меня и сказали, что свою задачу я понимаю правильно».
Через 10 часов корпус Зейдлица начал наступление на центр Сталинграда. Армейский КП Чуйкова, находившийся на высоте 102, был разбомблен, и генерал со всем своим штабом, поваром и официантками вынужден был перебраться в блиндаж в Царицынской балке, вплотную к Волге. На следующий день, 14 сентября, солдаты 71-й пехотной дивизии генерала Хартмана уже были в городе. Ошеломляющим противника ударом они прорвались к центру города и даже пробили узкий коридор к берегу Волги. В тот же час панцергренадеры 24-й танковой дивизии штурмом овладевали старой частью города южнее Царицынской балки, взяли центральный железнодорожный вокзал, и 16 сентября батальон фон Гейдена вышел к Волге. Между Бекетовкой и Сталинградом в предместье Купоросное с 10 сентября располагались части 14-й танковой и 29-й моторизованной дивизий, блокируя подходы к городу и к реке с юга. Только в северной части города Чуйкову удалось прочно закрепиться. Своим подчиненным командирам он говорил: «Надо выиграть время для подхода резервов, время, чтобы немцы выдохлись».
«Время — кровь» — так хладнокровно перефразировал он известное американское изречение «Время — деньги». «Время — кровь» — вот как обстояло теперь дело в отношении Сталинграда.
Повар Чуйкова, Глинка, вздохнул облегченно, увидев свое новое рабочее место на новом КП. Над ним была 10-метровая толща земли. «Тася, голубка моя, — пропел он официантке генерала. — Здесь к нам в борщ не попадут уже никакие осколки.
Такую толщину снаряды не пробьют». — «Ну да, — отвечала Тася, — генерал говорил, что бомба весом в 1000 кг пробьет». — «1000 килограммов, разве такие часто бывают?» — спросил в ответ повар. Тася утешила его: «Генерал сказал, что такой случай бывает один из нескольких тысяч». Гул фронта доносился как будто бы очень издалека. Его поглощал большой свод помещения, обшитого досками. Поверх досок было выложено декоративное покрытие. В блиндаже имелось около десяти комнат для штабных служащих. В центре располагалось помещение для генерала и его начштаба. Один из выходов этого Царицынского бункера, который ещё летом предназначался для штаба фронта, вел в Царицынскую балку, а другой — на улицу Пушкина.
На деревянной обшивке рабочего помещения Чуйкова висел план Сталинграда: 3 метра в высоту и 2 метра в ширину — карта Генштаба. Сплошного фронта уже не было. Масштаб не измерялся в километрах. Он измерялся метрами: отдельные здания, кварталы, перекрестки. Начштаба генерал Крылов наносил на карту последние донесения о положении войск: немецкие части — синим цветом, свои оборонительные позиции — красным. Все ближе и ближе синие стрелы подступали к КП. «Немецкие батальоны атакуют Мамаев курган и центральный железнодорожный вокзал при поддержке танков. Одна танковая дивизия ведет бой перед южным вокзалом», — обобщил ситуацию Крылов. Это были батальоны 71-й и 295-й пехотных дивизий и танковые полки 22-й и 24-й танковых дивизий, действовавшие в указанных пунктах.
Чуйков посмотрел на план города. Взгляд его был неподвижен. «Что с нашими контрударами?
Людей невозможно поднять в атаку. С рассветом над городом непрерывно висит авиация противника. Они атакуют все, что движется на земле».
Связной принес от командира 42-й стрелковой бригады, полковника Батракова, листок с набросанным на нем расположением боевых позиций войск. Крылов взял карандаш, обвел им вокруг КП на карте: «Фронт находится в 800 метрах от нас, товарищ командующий», — докладывает он подчеркнуто служебным тоном.
Всего 800 метров. Было 12.00 14 сентября. Чуйков понял, что имел в виду Крылов. В качестве резерва оставалась ещё одна танковая бригада в составе 19 танков Т-34. Вводить ли её в бой?
«Какова ситуация на левом фланге в южной части города?» — спросил Чуйков. Крылов провел линию синей стрелы 29-й немецкой моторизованной дивизии, обозначавшую направление немецкого наступления далее вперед за Купоросное. Пригород пал. Тюрингская дивизия генерала Фремерея продвигалась в направлении элеватора. Лесопилка и консервный завод находились уже на уровне немецких линий. Советская линия обороны проходила только от южного причала парома до высокого здания элеватора.
Чуйков взял телефонную трубку и связался со штабом фронта. Он доложил Еременко о положении войск. Тот сказал в ответ: «Всеми силами удерживайте главный речной порт и его причалы. Под ваше командование выделяем 13-ю гвардейскую дивизию, личный состав — 10 000 человек, отборное соединение. В течение 24 часов необходимо удерживать плацдарм, а также попытаться отстоять причалы паромной переправы в южной части».
У Чуйкова на лбу выступил пот. Воздух становился плотным, было трудно дышать. «Давай, Крылов, наскреби все, что можешь, штабных офицеров поставь командирами боевых групп. Держать переправу для перехода гвардейцев Родимцева». Последняя бригада и её 19 танков пошли в бой по приказу Чуйкова, один батальон остался для прикрытия КП на участке центральный вокзал — главный речной порт, а другой выдвинулся к линии элеватор — южный причал.
В 14.00 появился генерал Родимцев, Герой Советского Союза, легендарный командир, весь в грязи, в крови: немецкие истребители-бомбардировщики устроили за ним настоящую охоту'. Он доложил, что его дивизия стоит на противоположном берегу и должна ночью переправиться через Волгу. Наморщив лоб. он стал разгадывать синие и красные стрелы на плане города.
В 16.00 Чуйков связался по телефону с Еременко. До наступления темноты оставалось ещё 5 часов. В своих мемуарах он пишет о том, что волновало его в эти часы: «Смогут ли наши разрозненные и сильно потрепанные части продержаться ещё 10 — 12 часов на среднем участке? Вот что заботит меня более всего. Если солдаты и офицеры не справятся с этой задачей, кажущейся выше человеческих сил, то 13-я дивизия не сможет переправиться, а станет лишь свидетельницей ещё одной горькой трагедии».
Незадолго до наступления темноты появился майор Хопка, командовавший последним резервом, сражавшимся в районе речного порта. Он доложил:
«Единственный уцелевший Т-34 ещё ведет огонь, но не может маневрировать. От бригады
