Короткая память - Александр Борисович Борин

— Неправильно говорят, — сказал Кудинов.

— Считаете?

— Да, считаю. В народе как сказано? Простота хуже воровства. И это очень мудро.

Терехин задумался.

Над их головами захрипел динамик, и осипший голос произнес:

— Совершил посадку самолет, следующий рейсом двадцать три — ноль шесть из Москвы.

— Простите, — сказал Кудинов. — Это мой.

...Шли прибывшие пассажиры. Веселые. Возбужденные. Говорливые. А среди них — Матвей Ильич Кудинов. В правой руке он нес большой кожаный чемодан, на плече висела сумка с изображением олимпийского медведя. Рядом шагали два мальчика. Старшего звали Антоном, ему было восемь лет. Младшему, Андрею, недавно исполнилось шесть.

...Терехин издали их увидел.

— Катя, — сказал он. — Да это же знаешь кто? Стариковские внуки. Дети Игоря Степановича... Может, им нужно чего? Подойти?

Екатерина Ивановна исподлобья поглядела в ту сторону.

— Додумались, — сердито сказала она. — Детей одних, как багаж, отправляют...

Кудинов с мальчиками уже усаживались в такси.

* * *

Такси подъехало к калитке беляевского сада.

Шофер, обернувшись, открыл дверцу, и мальчики тут же оказались в объятиях Веры Михайловны и Степана Алексеевича.

Но детям уже было некогда. Антон куда-то тащил деда. Андрей, захлебываясь от нетерпения, что-то быстро рассказывал бабке.

Вера Михайловна смотрела на детей, и впервые за эти долгие страшные дни на глаза ее навернулись слезы любви и радости.

Кудинов рассчитался с шофером, достал из багажника вещи и пошел в дом.

Год назад под председательством профессора Сенина состоялось заседание ученого совета Туранского государственного университета. Кандидатскую диссертацию защищала некая Коломеева.

Защита прошла успешно. Оппоненты (один — местный, из Туранска, другой — московский профессор Гнедичев) дали работе высокую оценку. Материалы, как и положено, отправили в ВАК на утверждение.

А примерно через месяц к Григорию Матвеевичу Сенину пришел его старинный школьный приятель Витя Тарасов и, смеясь, сообщил, что Коломеева, оказывается, великая прохиндейка, сдула половину своей диссертации.

— А ты откуда знаешь? — удивился Сенин.

— В библиотеку хожу, книжки читаю, — объяснил Тарасов.

— Но у Коломеевой совсем другая специальность.

— Ая разные книжки читаю, — сказал Тарасов. — Я уж и в ВАК написал, пускай проверят.

— Да? — сказал Сенин. — Очень интересно.

— Осуждаешь? — спросил Тарасов.

— Ну что ты, — сказал Сенин. — Только, я думаю, что прежде следовало бы со мной поговорить.

— О чем? — спросил Тарасов.

— Не валяй дурака, — сказал Сенин.

Тарасов засмеялся.

— А ты бы начал отговаривать, — возразил он. — Дескать, наплюй, не марайся, не она первая, не она последняя. Отговаривал бы, а? Признайся.

Он с любопытством смотрел на Сенина, и глаза у Вити были веселые.

Григорий Матвеевич спросил:

— Ты хоть знаком с этой Коломеевой?

— Нет, — сказал Тарасов. — Бог миловал. А что?

— Ничего.

— Я с ней не знаком, никогда ее не видел, и станет ваша дама кандидатом наук или нет — мне от этого ни тепло ни холодно, — сказал Витя Тарасов. — Вот так! Чтобы не было потом никаких кривотолков.

— Замечательно, — похвалил Сенин. — Одного только не пойму: откуда у тебя столько свободного времени?

— А я бездельник, — радостно сказал Витя Тарасов. — У бездельников всегда, знаешь, вагон свободного времени. Навалом!

Через три недели Сенину позвонил из Москвы оппонент Коломеевой профессор Гнедичев.

— Григорий Матвеевич, — сказал он, — слышали, какая произошла неприятная история?

— А что такое? — спросил Сенин.

— В ВАК поступила бумага. Коломееву обвиняют в плагиате.

— Ай, как нехорошо, — огорчился Сенин.

— Вероятно, вам предложат создать комиссию.

— Предложат — создадим.

— Понятно. — Чувствовалось, что Гнедичев выбирает выражения. — Однако, если сигнал подтвердится и работу снимут с дальнейшего рассмотрения, мы с вами, Григорий Матвеевич, окажемся в довольно щекотливом положении.

— Я думаю, в щекотливом положении окажется прежде всего Коломеева, — возразил Сенин.

Трубка помолчала.

— Боюсь, Григорий Матвеевич, вы несколько недооцениваете ситуацию, — сказал Гнедичев. — Коломеева — само собой, но под вопрос ставится и наша с вами репутация. Как ученых. Дело слишком серьезное.

«Ай да Витя Тарасов, — подумал Сенин, — ай да мой милый друг».

— Будем надеяться, что сигнал не подтвердится, — сказал Григорий Матвеевич.

— Правильно! — быстро согласился Гнедичев. — Именно это я и хотел вам доложить. Говорят: «плагиат, плагиат». А что такое плагиат? Одинаковые словесные формулировки могут встретиться у вас, у меня, еще у десятков авторов. Но за общей формулировкой, бывает, содержится своя собственная, вполне оригинальная мысль... То есть, я хочу сказать, ваша комиссия не должна заниматься слепым блохоловством. Согласны?

«Красиво излагаешь», — подумал Сенин.

— Кстати, — спросил Гнедичев, — фамилия Тарасов вам что-нибудь говорит?

— Тарасов?

— Да. Так подписано заявление в ВАК.

Сенин ответил не сразу.

— Нет, не помню... Тарасовых на белом свете пруд пруди.

— Я думаю, кто-нибудь из закадычных врагов Коломеевой, — сказал Гнедичев. — Не иначе кусок пирога не поделили.

— Да, наверное, не поделили, — согласился Сенин. — Скорее всего...

Комиссия была назначена. Автора заявления решили к ее работе не привлекать. Какая разница, кто он и какие причины заставили его написать? В заявлении перечислены все труды, которые якобы присвоила себе Коломеева. Вот и надо — взять их и сравнить с текстом диссертации.

Скоро ученый совет был созван вновь. Из Москвы, участвовать в нем, приехал официальный оппонент Коломеевой профессор Гнедичев.

Сенин объявил повестку дня, предоставил слово председателю комиссии, и тут в зал вошел Витя Тарасов.

Осторожно, чтобы не мешать присутствующим, он протиснулся к окну и сел.

Этого Сенин совершенно не ожидал.

Витя сидел очень тихий, смирный, незаметный. Людей в зале он, скорее всего, не знал. Да и они, вероятно, не догадывались, что здесь, среди них, находится