В результате возникшего недоверия рейхскомиссариат отказался поддерживать автокефальную церковь в ущерб автономной церкви. Из-за бегства националистически настроенных украинцев автономная церковь все больше становилась конфессией русофильских элементов или по крайней мере тех, которые стояли за равенство между русскими и украинцами в культурной и политической жизни. Чиновники рейхскомиссариата начали склоняться к поддержке автономной церкви, видя в ней противовес националистическим силам. Поначалу рейхскомиссар решил, что следует поддерживать равновесие сил двух церквей[574]. Позднее окружение рейхскомиссара стало использовать автономную церковь как средство ослабления автокефальной церкви, когда та стала набирать силу. Временами использовалась и тактика укрепления автокафельной церкви, но общей тенденцией стала, похоже, та, которую проявил штадткомиссар Киева, который открыто обнаружил первичность интересов прорусской церкви для германских официальных лиц, передав ей на публичной церемонии главный кафедральный собор Киева – Святого Владимира.[575]
В вопросе объединения двух православных церквей рейхскомиссариат руководствовался принципом – делать все, чтобы ослабить силы, которые могут выйти из-под контроля. В мае казалось, что подчинение автокефальной группы Алексию не позволит ей набирать силу; правда, политика подчинения носила экспериментальный характер, потому что единая церковь, независимо от ее отношения к национальному вопросу, была нежелательна для автократической нацистской группы[576]. К октябрю, когда автокефальная церковь стала настолько сильной, что Алексий был вынужден согласиться с объединением на выгодных ей условиях, немцы вмешались, чтобы сорвать попытки примирения[577]. Переговоры между Алексием, с одной стороны, и Поликарпом, Мстиславом и Никанором, с другой, продвинулись настолько, что 8 октября 1942 года был подписан акт об объединении. Был сформирован новый синод епископов, состоящий из Поликарпа и Алексия как митрополитов, Мстислава в качестве секретаря, Александра, Симона (автономного епископа) и Никанора. Таким образом автокефальная церковь получила явное большинство в правящем органе. Места епископов предполагалось перераспределить так, чтобы обеспечить ими всех введенных в сан до того времени обеими группировками.[578]
Однако германское вмешательство в сочетании с противодействием некоторых епископов-автономистов во главе с Пантелеймоном вынудило Алексия отозвать свою подпись.[579]
Из сказанного кто-то может сделать вывод, что должна была существовать тесная связь между автокефальной церковью, которая за нескольких месяцев сделалась церковью большинства верующих националистов и националистических партий. В некоторой степени это так, ибо многие националисты, которые под страхом смерти боялись заниматься какой-либо националистической деятельностью, потянулись к церкви. Многие ведущие члены автокефальной церкви были связаны с УНР; и гетманцы проявляли большой интерес к развитию событий в церковной сфере в духе консервативных традиционалистских принципов. В частности, Мстислав, член иерархии автокефальной церкви, который больше других занимался и интересовался политическими делами, являлся давним приверженцем УНР.[580]
По-настоящему же активными партиями на востоке Украины, как указывалось выше, были две фракции ОУН, поэтому церковные лидеры стремились ассоциироваться с другими группировками, что было определенным препятствием для тесного сотрудничества. Кроме того, влиятельные элементы в обеих фракциях ОУН были против религии в принципе. Это идеологическое предубеждение против использования церкви для национального самовыражения объясняется опытом, приобретенным националистами в Восточной Украине. Церкви – и автономная, и автокефальная – без труда привлекали верующих, потому что были миллионы людей, истосковавшихся по религии за годы коммунистических гонений. Но это были люди в основной своей массе из низших, наименее образованных классов общества, прежде всего из крестьянства[581]. Поскольку же внимание группировок ОУН – как будет показано – было сосредоточено на интеллигенции, они почти не брали в расчет аспекты националистических настроений, которые превалировали только в деревне. Что еще важнее, молодое поколение везде, даже в сельских районах, было враждебно или по меньшей мере безразлично к религии. Обе оуновские группы стремились заручиться поддержкой молодежи; вскоре они увидели, что любая близкая связь с церковью расценивалась значительной частью молодежи как «реакционность». Поэтому они забросили или ограничили свои контакты с церковью, чтобы не ставить под угрозу свои позиции в молодежной среде.[582]
Только что отмеченные факторы мешали искреннему сотрудничеству между церковью и националистическими политическими движениями, было много случаев, когда две националистические тенденции развивались параллельно. Особенно это заметно было в Киеве, где Пантелеймону, самому откровенно прорусскому из автономных епископов и самому твердому врагу украинской национальной независимости, противостоял Мстислав, самый деятельный националист из числа автокефальных епископов. В Киеве националистически настроенные украинцы избегали любых контактов с автономной церковью; в этом их поддерживали многие видные деятели городской администрации, среди них был и голова – Форостивськый, который сам был священником при Лыпкивськом. Антинационалистические элементы из окружения Штепы и Богатырчука без восторга относились к возглавляемой Пантелеймоном церкви и, похоже, поддерживали добрые отношения с автокефальным клиром на минимально необходимом уровне, но в целом различие между политическими группами строго соответствовало конфессиональным различиям.[583]
Особенно это было заметно в Днепропетровске, где автономным епископом стал твердый сторонник возрождения Российской империи Димитрий. Националистические элементы решительно выступали против его политики и попыток возродить помпезность старой Русской православной церкви[584]. С другой стороны, влиятельные русские националисты вместе с русофильской городской администрацией и прессой энергично поддерживали Димитрия, что в нескольких случаях вылилось в настоящий вандализм по отношению к соперничающим церквям.
Глава автокефальной церкви Геннадий поддерживал хорошие отношения с мельниковцами и бандеровцами в этом городе на Днепре. Геннадий помогал бандеровским подпольщикам ускользать от немцев, один из его главных помощников состоял в ОУН-М, а факультет университета, находившийся под влиянием мельниковской группировки, вел курсы по подготовке будущих священнослужителей этой церкви.[585]
Необходимо подчеркнуть размах – и пределы – сотрудничества между националистами и автокефальной церковью, так как имели место два инцидента, которые были многими восприняты как доказательство настолько тесной связи автокефальной церкви с некоторыми самыми непримиримыми представителями ОУН, что это противоречило христианским принципам. Первый инцидент касался главы автономной церкви Алексия. Рано утром 7 мая 1945 года прелат выехал из своего монастыря в Кременце[586] на немецкой машине с небольшим конвоем. Похоже, именно немцы настояли, чтобы человек такого ранга воспользовался их услугами, потому что на дорогах Волыни в то время существовала опасность нападения красных партизанских или националистических отрядов, а также бандитов, прикрывавшихся их именем. В восемь часов, когда маленький конвой проезжал через лес, он был внезапно атакован подразделением из партизанского отряда Хрина. После шквального огня все ехавшие в автомобиле архиепископа были убиты, машину захватили партизаны, которые были шокированы, обнаружив тело видного священнослужителя в машине, где, как они думали, находятся лишь германские официальные лица. Однако атаковавшие избавились от угрызений совести – после того как были обнаружены бумаги, доказывающие тесное сотрудничество архиепископа с германской полицией.[587]
Если полагаться на данное описание событий, то представляется в высшей степени вероятным, что убийство было неумышленным, непреднамеренным и, следовательно, не указывает на какой-либо план националистов помочь автокефальной церкви. Более того, источник, не связанный с церковными разногласиями, утверждает, что Алексий возглавлял умеренное течение в автономной церкви[588]. Как указывалось, он пытался добиться объединения – и был в дружеских отношениях по крайней мере с одним из иерархов автокефальной церкви, что служит опровержением обвинения, будто Алексий был в услужении германской полиции, а также, как утверждают националистические авторы, НКВД[589]. Алексий был личностью определенного масштаба, как показывает написанное им[590], уважение, которым он пользовался даже среди своих оппонентов, не позволяет поверить таким обвинениям, даже если его примиренческие стремления недостаточны, чтобы опровергнуть утверждение, будто он поощрял разрушение церкви ради Германии и Советского Союза. Весь инцидент был, по всей вероятности, трагической случайностью, использованной впоследствии в пропаганде враждующих группировок.
