В течение лета Риббентроп постоянно слал в Токио напоминания. Если японцы решили, что настал удобный момент для заключения соглашения с англосаксами, то они проводят «крайне близорукую политику» и он должен сообщить им об этом. Проблема заключалась, по мнению Риббентропа, в том, что японцы не осознавали своей силы и слабости США и Великобритании. Отту было велено разъяснить японцам, что Германия одержала в России победу («ядро Красной армии уничтожено»), США не смогли ничем ответить на японскую оккупацию Индокитая. А это, в сочетании с тем, что атлантические переговоры не привели ни к каким результатам, дает реальное представление о ситуации, в которой оказалась Америка. Теперь уже всем ясно, что американские угрозы Японии – «очевидный признак слабости и доказательство того, что Америка не осмеливается предпринять никаких серьезных военных действий против Японии». Также хорошо известно, что американский народ выступает против войны – это «только в еврейских газетах» он за нее. Поэтому у Японии есть все причины считать американские угрозы блефом.
Речь Рузвельта, произнесенная в сентябре, в которой он приказывал американским кораблям открывать огонь по немецким субмаринам «при первом появлении», сильно встревожившая военно-морское командование Германии, предоставила новую возможность напомнить японцам об их роли в отношении США. Риббентроп охарактеризовал эту речь как попытку выставить Германию в роли агрессора, освобождая, таким образом, Японию от ее обязательств, в случае немецко-американской войны. Президент хотел «взорвать треугольник» и устранить угрозу войны на два фронта, которой «американский народ боялся больше всего». Германия не поддастся на эти провокации в Атлантике, продолжал Риббентроп, но японцы должны уже, наконец, понять, что в данных обстоятельствах переговоры с Америкой «ни к чему не приведут». Японцы должны в конце концов дать понять американцам, что еще один шаг, сделанный Рузвельтом по дороге агрессии против стран оси, неизбежно приведет к войне «против победоносного союза». Министр иностранных дел Тойода мог только снова попросить немцев «верить Японии, что переговоры, которые она ведет с Германией, проходят в духе [верности] договорным обязательствам»[153].
В октябре японские дипломаты в США и Токио жаловались своим американским коллегам, что немецкие требования быть твердыми в отношении Америки «значительно усилились», что немцы «нажимают» на японцев, требуя от них, чтобы они заявили, что в случае немецко-американского конфликта Япония объявит Америке войну. Немцы в течение октября прилагали все усилия, чтобы противодействовать любым шагам Америки, направленным на запугивание Японии или ослабление ее решимости. Отмена законов о нейтралитете и вооружении торговых судов заставила страны оси проводить еще более жесткую линию, поскольку, как выразился в начале ноября Риббентроп, чем слабее будет казаться Япония, «тем сильнее будет угроза со стороны мистера Рузвельта».
Наступали последние, наполненные лихорадочной деятельностью недели перед войной. Немецкая политика на Дальнем Востоке оказалась подчиненной подготовке и осуществлению нападения на Пёрл-Харбор. Заседание кабинета министров в Токио 5 ноября 1941 года как бы подтолкнуло события, которые привели к войне. На этом заседании японское правительство решило продолжать переговоры с американцами до 25 ноября и одновременно вести подготовку к войне на случай, если переговоры зайдут в тупик. По мере того как перспектива заключения соглашения с американцами становилась все более туманной, японцы стали прощупывать своих партнеров по договору, смогут ли те оказать им помощь в случае японо-американской войны. Впрочем, решение о ее начале японцы примут сами, независимо от того, согласятся союзники оказать помощь или нет.
Выполняя эти директивы, в Вашингтон были посланы предложения – «в качестве последней возможности для достижения соглашения»[154].
Через неделю после этого в Вашингтон прибыл бывший японский посол в Берлине Курусу, который должен был помогать Номуре. Немцы не знали о решениях кабинета, принятых 5 ноября, но депеши Отта в течение всего этого времени постоянно предупреждали руководство Германии о том, что общественности и официальным кругам Японии усиленно внушается мысль о неизбежности конфликта, что проамериканские настроения испарились и ход военных приготовлений ускоряется. Министр иностранных дел Того лично заверил Отта, что Курусу будет вести переговоры «в твердых рамках пакта, через которые теперь переступать нельзя». Посол в Берлине Ошима подтвердил, что миссия Курусу, без сомнения, потерпит крах, после чего внешняя политика в отношении Америки «будет активизирована». Публичная речь премьер-министра Тойо, текст которой был отослан в Германию, подтверждала это: в ней восхвалялся пакт, англосаксы назывались «угрозой для существования» Японии, а японо-американские отношения рисовались такими черными красками, что «катастрофы» избежать было нельзя.
Еще более зловещим признаком в дни, последовавшие за совещанием 5 ноября, стало то, что страны поменялись местами – теперь уже японцы начали давить на немцев, требуя выполнения союзнических обязательств в случае начала японо-американской войны. Дипломатические и военные представители принялись зондировать почву, готовы ли страны оси оказать Японии помощь в надвигающейся войне. 21 ноября Риббентроп дал ответ. Он велел Отту сообщить японцам, что в случае начала войны с США Германия автоматически вступит в нее, что «если между Германией и Японией и Соединенными Штатами вспыхнет война, то ни по каким причинам» не будет заключен сепаратный мир и что Германия готова подписать письменное соглашение по этому вопросу. Японский военный министр заверил Отта, что в случае войны Япония «не останется в стороне от событий». Однако он хотел уточнить один вопрос: правильно ли поняли японцы, что Германия останется верна Японии «даже в том случае, если Япония сама нападет на США»? (Курсив мой. – Авт.) Ответ Отта был однозначным: «Я сослался на его [Риббентропа] заявление и на нашу готовность подписать взаимное соглашение по этому вопросу».
Такова была ситуация за две недели до нападения на Пёрл-Харбор. Решение о нападении было принято японцами 27 ноября. И снова немецкие дипломаты не узнали о нем, но доклады, поступавшие в эти две недели в Берлин, не оставляли никаких сомнений в том, что японо-американский конфликт надвигается. Борьба внутри японского правительства достигла «решающей стадии», сообщалось в Берлин. Если Соединенные Штаты сейчас не пойдут на уступки, «станут неизбежными самые тяжелые последствия, за которые будет нести ответственность одна Америка». Реакция японцев на американское предложение «о всеобъемлющем урегулировании» (которое, среди всего прочего, фактически свело бы на нет участие Японии в договоре стран оси) была встречена «с мрачным сопротивлением» и усилила военные приготовления, согласно докладу Отта.
Единственный вопрос, который задавал себе посол, не считают ли американцы, что японцы блефуют? 30 ноября японский посол в Берлине получил от министра иностранных дел Того приказ официально сообщить Гитлеру и Риббентропу, что переговоры в Вашингтоне прерваны и Японии придется применить военные меры, чтобы устранить американскую угрозу, что между двумя странами возникла «непосредственная угроза войны, которая может начаться быстрее, чем многие думают». 3 декабря Отт телеграфировал в Берлин, что «критический момент приближается», грубость американского ультиматума уничтожила всякую надежду на мир и начала военных действий можно ожидать «в самом ближайшем будущем»[155].
5 декабря в своих последних депешах перед Пёрл-Хар-бором Отт сообщал о гибели «последних лучей надежды» и «неизбежности конфликта с Соединенными Штатами»[156].
Тем временем, прекрасно зная о крайне напряженных отношениях между Японией и США, получив в предыдущую неделю сообщение Отта о том, что возможной целью нападения будут Гавайи, Риббентроп продолжал обещать японцам все, о чем они просили. 29 ноября состоялась решающая беседа посла Ошимы на Вильгельмштрассе. Риббентроп вызвал посла, чтобы сообщить ему о том, что «Японии жизненно необходимо установить в Восточной Азии новый порядок – сейчас для этого представилась благоприятная возможность». Ошима сначала напомнил министру иностранных дел, что надежды на мирное урегулирование между США и Японией не осталось, а потом прямо спросил его, будет ли война между этими странами при любых обстоятельствах означать автоматическое начало немецко-американской войны. Риббентроп на мгновение опешил и ответил только, что «Рузвельт – фанатик, и предсказать, как он себя поведет, совершенно невозможно». Однако в ходе дальнейшего разговора Риббентроп заверил Ошиму, что «Германия конечно же немедленно вступит в войну». А вступив в нее, она не подпишет сепаратного мира. «Фюрер, – добавил он, – убежден в этом».
