Скорее всего, под влиянием выявленных улик (газетных вырезок и факта пропавшей ночной сорочки), 16 июля, к большому удивлению жителей городка, инспектор Вичер арестовал Констанцию. По примеру Мадлен Смит, девушка оставалась спокойной и умеренно печальной. Она немедленно стала предметом всеобщего сочувствия. Адвокат, которого мистер Кент нанял для защиты своей дочери, охарактеризовал детектива Вичера как «человека, одержимого погоней за убийцами и жаждущего получить обещанное вознаграждение».
Констанцию освободили без проведения судебного процесса, поскольку улики против нее сочли несостоятельными, после чего повторно арестовали няню, которую тоже отпустили за отсутствием доказательств. Тело мертвого ребенка эксгумировали в надежде, что пропавшая ночная сорочка была по ошибке погребена вместе с ним, но в могиле ее не оказалось. Страдающая от слухов и сплетен семья Кентов переехала из Уилтшира, отправив Констанцию в монастырь во Франции. Вишер, которого подвергли резкой критике за то, что он посмел арестовать блистательную представительницу английского дворянства, уволился из Скотленд-Ярда. Прошло время, и люди стали забывать об этом происшествии.
А затем, через пять лет после убийства Констанция Кент появилась в церковном приюте в английском Брайтоне. Приют предоставлял убежище незамужним матерям, а Констанция, по некоторым сведениям, помогала акушеркам. Понятно, что в приюте она проводила много времени, разговаривая со священниками. Наверное, благодаря их влиянию Констанция Кент в компании церковнослужителя отправилась в полицию и созналась, наконец, в убийстве своего маленького сводного брата Френсиса.
Она описала даже, как заколола его. «Я думала, что кровь никогда не потечет», — призналась она. Суд приговорил девушку к смерти. Ввиду ее молодости на момент совершения преступления и чистосердечного признания своей вины смертную казнь быстро заменили пожизненным заключением. Констанция отсидела в тюрьме 20 лет и в 1885 г. после своего освобождения попала в совершенно чужой для себя мир. В это же время ее трагическая история попала на страницы газет. (Наверняка молодой врач Артур Конан Дойль был знаком с подробностями этой истории. Судя по всему, именно они послужили источником для написания рассказа «Вампир в Суссексе».)
В момент освобождения Констанции был 41 год, но ее волосы уже стали седыми. К тому же, она обладала несколькими полезными навыками, полученными во время работы акушеркой. Сохранились сведения о том, что время от времени она обращалась к религии. (А еще нам хорошо известно, что однажды она уже имела дело с ножом.) Другая информация о том, где проживала и чем занималась женщина до нас не дошла. Поскольку Констанцию освободили всего за три года до серии убийств Джека-потрошителя, наводившего ужас на жителей Лондона (считалось, что он умел обращаться с ножом и владел некоторыми познаниями в медицине), можно сделать предположение о возможной связи между этими событиями. Однако нет никаких свидетельств о том, как Констанция Кент провела остаток своей жизни.
К тому времени Вичер работал частным детективом. В его послужном списке, среди прочих, значилось расследование «самозванца Тичборна». После признания Констанции Кент ему предложили вознаграждение, от которого детектив отказался. В деле Кентов ему удалось раскрыть чудовищную семейную тайну, очень похожую на ту, которую разоблачил Шерлок Холмс в истории о вампире из Суссекса. Беседуя с измученным отцом, Холмс говорит ему: «Отнеситесь к этому мужественно, Фергюсон. Особенно печально, что причина, толкнувшая мальчика на такой поступок, кроется в чрезмерной, нездоровой, маниакальной любви к вам и, возможно, к покойной матери. Душу его пожирает ненависть к этому великолепному ребенку, чье здоровье и красота — прямой контраст с его собственной немощностью». Несмотря на душевную боль и страдания, Фергюсон мужественно принимает efo приговор, но в реальной жизни детективу Вичеру не везло с клиентами так, как Холмсу. Будучи честным и прямым человеком, он часто сообщал людям плохие новости, и это не всегда воспринималось Надлежащим образом.
Джонатан Вичер был одаренным детективом, делавшим правильные выводы из наблюдаемых фактов и не верящим в сказки о вампирах так же, как и Холмс. Однако в конце XIX и в начале XX века подобная преданность фактам не была общепринятой. Даже опытные профессиональные врачи иногда с готовностью следовали чужим заблуждениям, трактуя их на языке науки, что зачастую сильно усложняло расследование преступлений.
К примеру, во многих сельских общинах бытовало ошибочное убеждение в том, что ногти и волосы продолжают расти после смерти, и это считалось доказательством существования вампиров. Тем не менее некоторые патологоанатомы, отрицавшие явление роста ногтей и волос как следствие вампиризма, продолжали считать его доказанной реальностью. В плену подобного заблуждения пребывал даже знаменитый Чарльз Меймотт Тайди, имевший репутацию дотошного исследователя. Несмотря на существование трудов патологоанатомов Хэллера и Чэпмена, в своей книге «Судебная медицина» Тайди замечает: «Могут ли волосы расти после смерти? То, что и волосы, и ногти способны увеличиваться в длине после смерти, доказано тщательными наблюдениями».
В качестве доказательства этого любопытного, хотя и ошибочного, утверждения Тайди приводит цитаты из «Французского словаря медицинских наук», в который были включены статьи ведущих в то время медиков, в том числе докторов Гуда, Паризе, Вилларма и Бише. Тайди поясняет, что «может существовать молекулярная жизнь и развитие эпидермиса, а следовательно, и волосяных фолликул после соматической смерти, что достаточно подтверждается наблюдениями и следует ожидать, исходя из теории». В подтверждение своих слов он описывает случай из журнала «Нью-Йоркские медицинские записи» от 18 августа 1877 г. Доктор Колдуэлл из штата Айова рассказывает, что в 1862 г. он присутствовал «на эксгумации тела, пролежавшего под землей четыре года». У Колдуэлла были свидетельства того, что перед похоронами покойника побрили, а на момент эксгумации тела длина волос на голове составляла 18 дюймов, бакенбард — 8 дюймов, а волосы на груди отросли на 4–6 дюймов.
Поскольку было точно доказано, что волосы и ногти не растут после смерти, но из-за стягивания кожи может возникать такая видимость, нам остается только подозревать, что либо объект эксгумации доктора Колдуэлла стал жертвой чрезвычайно неряшливого цирюльника, либо врачи просто открыли не тот гроб.
Чрезвычайно распространенным было еще одно невероятное заблуждение, которое многие адвокаты и медики того времени воспринимали как реальность. Считалось, что сетчатка глаз человека способна запечатлеть картину последних мгновений его жизни. Без надежды на удачу предполагалось, что это убийца. Известный криминалист Андре Моэнссенс в своей книге 1962 г. «Истоки судебной фотографии» приводит цитаты из гражданского дела «Эборн против Зипельмана» 1877 г., касавшиеся допустимости фотографических улик. Во время слушаний адвокат выдвинул идею о посмертном образе, заявив:
Каждый объект, видимый человеческому глазу, мы можем видеть только потому, что он фиксируется сетчаткой. В жизни отпечаток мимолетен, и только смерть в силах навсегда запечатлеть образ на сетчатке… Ученые обнаружили, что на сетчатке умершего человека остается превосходный снимок объекта, отражавшегося у него в глазах в момент смерти. (Результаты недавних экспериментов можно прочитать в статье доктора Фогеля в майском номере «Фотографического журнала Филадельфии» за 1877 г.) Возьмем дело об убийстве, произошедшем на дороге: в глазах жертвы зафиксировалось отличное подобие человеческого лица. Мы предполагаем, что глаз убитого человека предоставляет лучшее свидетельство того, что обвиняемый находился там в момент совершения преступления, просто потому, что не требуется никаких усилий памяти, чтобы запомнить это… печать природы, сохраненная естественным фотоаппаратом.
Несмотря на драматические гиперболы, подобные «научные». факты никогда не были подтверждены. Однако увлеченные адвокаты не всегда использовали лишь научные факты для защиты своих клиентов. Идея о посмертном образе на сетчатке прочно закрепилась в памяти у многих, и, наверное, именно она послужила причиной того, что в те времена убийцы нередко выкалывали глаза своей жертве, прежде чем покинуть место преступления.
Это заблуждение оказалось настолько стойким, что проникло даже в известное дело о загадочном убийстве в Нью-Йорке в 1920 г. В восемь часов утра, теплым июньским утром того года миссис Мари Ларсен направлялась к себе на работу в Манхэттен. Она работала экономкой у Джозефа Боуна Элвелла, знаменитого специалиста по игре в бридж. После развода со своей женой Хелен Элвелл жил один. Он был любителем поиграть на скачках, владельцем скаковых лошадей и вел светский образ жузнц, Его шарм, его ослепительная улыбка, блестящие каштановые волосы в сочетании с огромным опытом игры в карты делали его весьма популярным сотрапезником. Миссис Ларсен была счастлива служить такому известному человеку.
