- Это Вы так внутренне расписываете для себя, да?
- Да нет, это я не расписываю. Оно само появляется. И даже если ты не хочешь этим заниматься, оно появляется. И ночью появляется. И ты встаешь и фиксируешь хоть что-то. Из того, что тебе приснилось. И тогда вот эти места будут теми местами, которые потребитель искусства, телезритель запомнит. Я непонятно говорю? Зритель смотрит передачу, но он запоминает не то, что мы хотим. Не то, что хотят умные режиссеры, что хотят умные редакторы. Редакторов я особенно "люблю". Все знают об этом. В кавычках. А запоминает зритель совсем другие вещи. Как кто-то подергивает щекой или кто-то поставил стакан под стол. Или кто-то чихнул. Или еще что-то такое, понимаете? Или как кто-то удивился на вынос предмета. Это и есть те протуберанцы, золотые как бы песчинки подлинной жизни, ради которых мы и горбатимся. Не для того, чтобы сыграть в эту дерьмовую игру. Не для того, чтобы кто-то у кого-то выиграл и вышел в финал. А для того, чтобы вдруг произошло что-то, что при других обстоятельствах никак не могло произойти. Это и есть телевидение. И этого телевидения больше не будет.
- Ну, не надо так прямо сразу говорить...
- Мое дело сказать, ваше - вырезать потом при монтаже.
- Я думаю, что что-то должно быть еще. Телевидение же не может остановиться. Значит, что-то должно родиться еще.
- Ну, мы же сейчас в хвосте. Поезжайте на Запад и посмотрите, чего у нас родится через 50 лет.
- Ну, я думаю, что там как раз все заканчивается. А у нас...
- Ну и что? А у нас чего? Людей таких становится все меньше. Удивительная вещь произошла. Ведь все игры рождались на Западе. И я могу сказать, в каком году, кто их родил, в какой фирме,сколько за это получили, как потом это распространяли. И тут я видел этих, которые с чемоданами приезжали. И всовывали мне "Поле чудес", и еще что-то там такое... "Колесо фортуны", и эти самые, загадки все там эти, музыкальные. Да? Вот. И говорили: ну, сделайте вы! У вас все это есть. Это есть, это есть, декорации есть... И "Счастливчик", и все. Сделайте только. И начальство сидело. И те говорили. Ну, сделайте. И спонсоры есть. Все есть. Сделайте. И будет всем нам хорошо. Но удовольствия не было. Никакого не было удовольствия.
- Вы человек азартный?
- Ну, как вам сказать - азартный... Мне скучно в казино. Я никогда в карты не играл. И в домино не играл. А тут мне звонят из какого-то журнала. Я прямо смеялся весь день. Сквозь слезы. Мы, говорят, придумали оригинальную вещь. Ну, вот у вас юбилей. И личный юбилей. И программы юбилей. И хрен его знает, какой там юбилей... Мы делаем о вас большой материал, но в необычной обстановке. Вот, мы долго тут сидели думали. Давайте, покажем вас в семейной обстановке. Вы играете в лото. Сидите и в лото играете в семье. Так, самоварчик там, какой-нибудь, чаек попиваете. И эти вот горшочки переставляете... Мне даже не нашлось, что им ответить. Что же это за люди такие? Они что, совсем что ли ничего не понимают?
- Ну, это их видение. Не Ваше. Это они придумали...
- Конечно. Это моя вина, что я дал поле для таких придумок.
- Послушайте, а вот такая вещь. Наталья Ивановна опять продала вас. Сказала, что вы очень любите деревья.
- Не люблю.
- Любите, любите...
- Ну, да. Люблю.
- И была какая-то не то чтобы история... вообще, откуда это все? Это что, желание какого-то домоседства? Вообще, как Вы день свой проводите? Вот, Ваш день. Чем Вы занимаетесь?
- Ну, сейчас я болею, поэтому...
- Ну, не будем об этом...
- Ну, если вспомнить обычную жизнь, то жизни обычной никакой и нет. Потому что пока вот я нахожусь в этом состоянии, когда наибольшее удовольствие я получаю от того, что я придумываю, то отказать себе в удовольствии этом - придумывать – я не могу. Я принуждаю себя делать прогулку, потому что меня обязывает возраст. Обязывает там еще что-то - здоровье. Но, опять-таки, когда я гуляю, я должен придумать себе какое-то удовольствие. Ну, например, я сравниваю... Я живу в Переделкино. И сравниваю, как какая дача построена. Что думал строитель, когда замышлял эту дачу. То есть вижу картинки, когда он строил... Что-то он строил, что- то он схалтурил, ну, всякую такую муру. То есть я хожу от дачи к даче. А вот та, следующая вот так... Тут такой характер у этой дачи, а тут как-то набекрень у нее все. И так далее. То есть жизни, по существу, в обычном понимании нет. Есть вымышленная жизнь. Совершенно, как говорят люди, виртуальная, то есть какой-то злой, искаженный мир. Искаженный мир. И я представляю себе всех, кто меня окружает совершенно искаженным образом. Вот у одного... У него амплуа подлеца. Да? Льстеца-подлеца. И он для меня такой сейчас. Потом вдруг наступит время, и он будет свой парень. И я ему поверю. А этот, там, корыстолюбец какой-то, продаст за пятерку любого человека. А этот - глупый, дурак. Вот какие-то такие у меня марионетки...
- А хорошие-то люди есть, попадаются? Где-то среди всех этих портретов? Вообще, какое-то есть такое определение? Человек порядочный? Человек непорядочный? Вообще, как Вы воспринимаете, по первому впечатлению людей или все-таки, после создания своего этого вот образа?
- Вы знаете, первое впечатление, все-таки оно довлеет. И потом начинается искажение, конечно. От ума, от поступков человека, я начинаю видеть его по-другому, потом - по-третьему, потом - по-четвертому. А потом смотрю - ха! Это же первое впечатление! Совпадает? Совпадает!
- Вот, мне интересно, я, когда за Вами наблюдала, Вы нервничаете перед каждой программой. Ходите, заломив руки. Ну, такое ощущение – не хватает наполеоновской треуголки. Есть комплекс Наполеона? Власти? Есть? Нет?
- Есть. Да. Но вот что это за власть, я сейчас думаю. Это власть, когда от меня зависит жизнь. На самом деле - жизнь. Можно и примитивно сказать, что многие карьеры знатоков построены на клубе. Многие. Кто-то женился, кто-то приобрел свою фирму. Кто-то обогатился из-за того, как он повернулся в прямом эфире. И я не скажу, что это ответственность... Мне слово ответственность вообще не понятно. Человек отвечает за себя. И это самая большая ответственность. Но, вот когда ты встаешь, и начинается программа, ведь ты же не знаешь ничего... Ты ничего не знаешь. Ты забываешь все совершенно. Теперь вернемся к вашему вопросу насчет того попадаются ли Ворошилову "хорошие люди". Человек в своей жизни ищет какое-нибудь другое живое существо, которое бы его не продало. Вот. Это естественное такое желание... Какой бы человек ни был суровый, сухой, любой человек хочет какую-то родственную душу, в которой он был бы уверен. Некоторые для этого приобретают собаку - друга человека. Наверное, правильно делают. Вот, я нашел всего двух друзей. Но люди... люди... С течением жизни я понял, что наступает обязательно такая минута, когда ты... ты всегда у них оказываешься на втором, на третьем, на четвертом плане. Когда под воздействием ли жестокой жизни, под воздействием ли того, что я такой же, даже еще хуже, чем они, они от тебя отворачиваются, они тебя предают. Например, все здесь в нашей телекомпании, считают меня предателем. Ну, почему?! Хотя, наверное, такой я и есть на самом деле. Но меня это не очень волнует. И поэтому, это я считаю многих своих, так называемых, друзей - предателями по отношению ко мне. Поэтому мне так трудно с людьми; так невозможно найти человека, который бы тебя понимал, и который был бы с тобой одно целое.
- Наверное, это было во все времена трудно для любого человека, особенно для художника - эгоиста просто по своей сути?
- Не знаю. Так умно я вряд ли смогу сформулировать. Это дело такое тонкое. Но как спасение - для меня - всегда возникает работа. Прежде всего. Это единственное, что тебя не предает. Никогда. Ты ее можешь предать. А работа для меня как женщина. Я уже говорил не раз. Но женщина очень жестокая. Если вдруг когда-нибудь чуть-чуть ты предпочтешь этой ревнивой женщине что-то другое: рублишко, гордость свою, славу чуть-чуть... Я-то знаю, что истинная работа, а что ложь. Что мимикрирует под работу. Лень. Ну, этого у меня не бывает. Если ты ее немножечко предашь, то она тебя так ограбастает, что ты потом из пепелища еле-еле выберешься. Эта женщина просто с непредсказуемым характером. Она тебя просто уничтожит. То есть твоя работа так провалится, что ты потом будешь всю оставшуюся жизнь харкать кровью. Хотя тебя будут все хвалить. Но ты-то понимаешь, что твоя работа - это живое существо, которое тебе отплатило, потому что ты вот тогда-то все-таки решил, что спонсору ты должен больше, чем искусству.
- Как Вы про нас, про женщин... Это поэтому Вы все время говорите, что у Вас была в жизни любовь? Вот Вы ехали на автобусе...
- Ну, была, конечно, да...
- Иллюзорная?
- Ну, была, конечно. Да. И хорошо, что это промелькнуло и там осталась. Вот этим всякая любовь хороша.
- А про деревья...
- Про деревья. Да. И они тоже. Ну, для меня они живые просто существа. Часто больные, часто старые. Они часто старые. Вот они для меня просто живые. Вот, я их трогаю, смотрю на них. Может, это еще осталось от того, как... Я не могу смотреть до сих пор, как рубят дерево. Ну, просто, понимаете, я болею от этого всего. Был случай, что меня чуть не убили топором из-за этого. Смотрю, рубят березы. Где-то за городом рубят молодые березки. Какое-то животное, называется человеком. Ну, я уже набычился - к нему сразу. Куда-то я ехал, и остановился. Зачем вы это делаете? - спрашиваю. - На топорище, отвечает. А зачем же вам столько берез? Ну, там ему удобнее как бы срубить, чуть ли не весь лесок, а потом - на продажу. На топорище. Ну вот, я начал, чуть ли в драку не полез... А дерусь я совсем плохо. А мужик он здоровый. Короче говоря, этим топором, которым он рубил деревья... Я потом еле убежал. И таких случаев было много. В нашем доме был когда-то хороший сад. Вот здесь, рядом, палисадник был. Ну, все топтали, топтали, машины проезжали рядом, топтали, и потом я решил сделать за свой счет ограду. И вот купил, договорился с людьми, они мне сварили такую красивую ограду. И вокруг этого палисадника я поставил ограду. Утром смотрю. Летом было. Звук пилы. Смотрю в окно. Человек в пижаме набросил какой-то халат, пальтишко. Пилит. Без цели просто. Пилит, пилит, пилит, пилит. Я выскочил туда: зачем? Зачем вы делаете это? Зачем просто, зачем вам? У вас здесь машина, вы хотите ее поставить? Или вы просто гуляете здесь с собакой? Ну, так проходите, я оставил здесь калиточку... Зачем? - Уйди, сука! - вот ответ. Это же совершенно бесцельно. Это все равно, что убить человека. А может быть, и больше. Вот, не хочет он хорошего. Не хочет красоты. Есть люди, которые умирают, когда делается красота. Вот я заметил такую вещь. На Западе некоторые дома, вот посмотришь, потом приедешь через 2 - 3 года. Они обрастают зеленью, плющем. Там какой-то горшочек поставили... Там что-то такое покрасят так аккуратненько. Я не идеализирую все это. Люди пытаются по своему разумению, по своему разумению украсить свою жизнь. Построить новый дом. Чисто, хорошо. Там ничего делать не надо. Ну, просто не плевать. Не писать в лифте, да? Не бросать свое дерьмо куда попало? Какое было раньше Останкино? Когда финны его построили, да? Это же была куколка. Ну, просто куколка! И ведь для чего-то поставили над природой человека - обормота, живоглота, жлоба, который начал всю природу перестраивать. Начал все перестраивать. То же самое, мы жили в Светлогорске. У меня был дом. В Калининградской области. Ведь Калининградская область, или Восточная Пруссия, она же снабжала пшеницей всю Германию! Сейчас мы туда ввозим хлеб, зерно. Там вот, эти, забыл, как они называются, вот эти трубы в земле - система...