Летели близ гор. Легко, без перегрузок и тошноты; глядя вниз, на серые сгустки отрогов, на белые пятна вершин, вспоминали Тангланг Ла, Сарчу, Манали…
В Дели баня оказалась неизменная. Последний для нас город индийский…
Сговорились с японцем, в одиночестве путешествующим, от аэропорта на такси вместе ехать до Главного базара; так плату от себя сократили до 140 рублей.
За окном тянулась привычная Индия. С обезьянами на заборах. С испражняющимися во всех деталях людьми. С побирающимися женщинами. С полуголыми святыми . С шумливыми рикшами. С торговцами ветхим скарбом, фруктами…
Гостиницу подыскали на главной базарной улице. Комната с душевой. Украшенные жёлтыми кляксами стены, чёрными кругами расписанные простыни, ароматные подушки, озорные тараканы в душевом сливе. Уютная духота (окон не было).
Комната коробкой была тесной; в ней чувствуешь себя жуком (отголоски Грегора Замзы). Однако интимности, замкнутости нет, потому что фрамуга над дверью открыта; с лестницы видна вся комната; из душевой устроено такое же окошко – с вентилятором. Голоса громкие от лестничной площадки не смолкают, и кажется неизменно, будто с тобой люди незнакомые толкаются – до того плотными получаются голоса. Замкнут, отдалён, но раскрыт обзору общему (как старая вретишница на Гревской площади). Положение неприятное, болезненное. В довершение этому вспомнился образ «Петербурга» – обиталище убогое Александра Ивановича Дудкина: «Постель состояла из треснутых досок, положенных на деревянные козлы; на них выдавались засохшие, вероятно, клопиные пятна. Козлы были покрыты набитым мочалом матрасиком; вязаное одеяльце вряд ли можно было назвать полосатым: намёки голубых и красных полос покрывались налётами вовсе не грязи, а многолетнего и деятельного употребления. <…> Умывальный тазик отсутствовал: Александр Иванович пользовался услугами водопроводного крана, сардинной коробочки, содержащей обмылок казанского мыла. <…> Всё убранство сего обиталища отступало перед цветом обой, неприятных и наглых – не то тёмно-жёлтых, не то темновато-коричневых, с пятнами сырости: по вечерам по пятну проползали мокрицы» {72} .
…
Дождит обильно – с перерывами краткими. Должны мы укрываться под навесами торговыми, смотреть за пустеющими улицами, за дрожащими под телегами щенками. За тем, как скрывают от дождя товар тряпичный. Как перебегают по лужам туристы; ноги вымокли, и неприятно думать, какая мерзость поднялась от земли дождевыми речками. Сандалии наши пахнут теперь туалетом, мылом, гнилью…
Дождь не мешает трансвеститам; ходят они парами (молодой и старый, худой и толстый, низкий и высокий – словно бы нарочно показывают собой противоположности тел); благословляют за десятку рупий и, кажется, гадают за двадцатку.
Вчера, спустившись до Раджив Чока, от ливня спрятались в кинотеатре; оказались там к началу «Тигра» (виденного нами в Амрицаре); согласны были посмотреть его во второй раз, однако нас не пустили – вход в кинозал с фотоаппаратами и сумками воспрещён…
Видели рекламу аквапарка. На фотографиях рекламных – радостные индийцы катятся по горкам пластмассовым, падают со стенок в бассейн, брызжутся; и все – в одежде.
По лестнице спустились в метрополитен. Оформление – европейское; чисто, гладко. В начале тоннеля устроен дот [47] с автоматчиком. Дальше – КПП: пройти нужно через металлодетекторы, пустить сумки на сканирование, по требованию войти в кабинку для общупываний. После этого наконец можно спуститься к поездам.
Вагоны – просторные, современные. Плата зависит от дальности поездки (нужно кассиру назвать конечную станцию): от 5 до 17 рублей. При каждом составе есть женский вагон; пролёты (стыки) между общим и женским вагонами – сквозные (преграда условная, однако в зону пограничную никто не заходит даже при общей давке). Любопытствуя, вбежал я в женский вагон, изобразил при этом непонимание – оглядывался, удивление в глазах показывал. Девушки улыбались моему соседству, не стеснялись ко мне прислоняться (тесно было в людный час), но были и те, кто взгляд опускал, меня сторонился. Возмущения никто не высказал, только две или три старушки поморщились значимо. Все (от дальних сидений до ближних) поглядывали на меня, изучали. Поездка следующая (в общем вагоне) была менее приятной; там начались запахи крепкие (женщина, кроме Оли, нашлась лишь одна; стояла она подле мужа).
…
Днём были в центре Дели, но видели мало из-за непрекращавшегося дождя.
В настроении ходили тихом. Мы ещё не покинули Индию, но уже простились с ней; в разговорах нередко воспоминания выводили о днях прошедших. Не пройдёт и двух недель, как путешествие наше покажется далёким, совершённым много лет назад.
Невольно жизнь московскую возобновляю – о делах думаю недели следующей…
В Красном форте посетителей, несмотря на погоду влажную, было много. Форт представился скверным. Общий вид сохранился могучим (памятным по старым фотографиям, рассказам века девятнадцатого). Внутри же всё подзапущено, подразрушено, опустошено. Не радуют даже пли́ты с узорами мраморными – витиеватыми, будто плетёными.
Нет здесь полога; от порывов дождя укрываться нужно в музеях.
Военный музей был тесным и напрасным. Малая экспозиция коридором тянулась; по коридору толпой непрестанной индийцы шли; не получалось разглядеть выставленные за стеклом сабли, щиты, копья; больше заботились мы своими карманами, а не военной историей Индии.
Музей борьбы за освобождение запомнился рассказом о Намдхари Сикхе, в девятнадцатом веке публично повесившимся «для свободы Индийского народа и защиты коров». Так на стенде написано, перевожу буквально – повесился для «защиты коров». Здесь же обращение висело – призыв сжигать иностранную одежду… Перепечатанное заново, оказалось оно устаревшим на полтора века.
…
К вечеру дождь иссяк. Мы занялись базаром – надумали купить подарки.
Цена сувенирам указана низкая, но торговаться можно обо всём и долго. Не хотелось актёрствовать в словах, спорить десять-пятнадцать минут, чтобы выпросить скидку в 50 и даже 100 рублей. Я готов уплатить больше, только бы не знать подобной суеты. Однако заметил я, что торговля с индийцами бывает презабавной, потому разрешил себе препираться о ценах – хотел показать в этом всю возможную для меня ловкость. Теперь я торговался даже о вещах, покупать которые не хотел. Крики, руки, глаза… От десятка продавцов вылущил я схему наилучшую. Для начала нужно взять (небрежно!) приглянувшуюся статуэтку. Сказать подошедшему торговцу:
– Я давно присматриваюсь к этой вещице. Она тут у всех стоит… Вот – думаю. Может, всё-таки купить…
Спросив лениво первую цену (к примеру – 1000 рупий), взглянуть нужно крепко на продавца, улыбнуться ему:
– Послушайте, вы мне нравитесь. Хорошее место, хорошие поделки. Здесь уютно. Я вообще не люблю базар – много глупостей; но в этой лавке, очевидно, всем заправляет умный человек. Умный умного видит издалека. И поговорить с вами приятно. Так что из уважения к вам я готов уплатить за эту вещицу 200 рупий, пусть даже она того не стоит.
В ответ услышать можно многое. Вероятнее всего, продавец начнёт рассказ о рабочих, в хижинах живущих, еды лишённых, болезнями страдающих, денно-нощно над этим сувениром трудившихся. «Посмотрите, какая тонкая резьба. Какие узоры! Всё это – слабыми руками голодных людей! Ваша цена – лишь половина цены за материал. Что же, они будут, голодные, работать просто так?..» Окончить эту эскападу продавец должен словами: «930 рупий – моя лучшая цена». Из угла за всем будет наблюдать помощник-ученик.
Ответить покупателю надлежит рассказом о своей опытности, о том, сколько базаров он обошёл, сколько сувениров купил. «Я могу ничего не покупать. Подарков у меня предостаточно, но…»
– Откуда вы? Из России?! О! Дружеская страна! Мы любим русских. Государства наши дружат. Только для вас – специальная цена. 850 рупий!
– Слушай, ты первый продавец, встретивший меня крепким рукопожатием. Здесь это редкость. Руки у всех женские, слабые. Но ты – крепкий мужчина. Из уважения к тебе я готов заплатить 300 рупий.
В духе таком продолжается до пятнадцати минут. Когда торговец объявит цену в 650 рупий, нужно показать сомнения. Покачать головой. Обойти лавку, изучая прочие сувениры (всякий раз останавливаться возле торгуемой вещицы). Наконец вздохнуть, предельно глубоко качнуть головой и медленно направиться к выходу. Едва турист переступит порог, ему в спину закричит продавец: «Стой! Стой! Нет! Не могу так. Это мне в убыток, но сейчас праздник (произносит путаное индийское слово), и я не могу вот так тебя отпустить». Покупатель возвращается. Продавец, взволнованный (будто дочь свою бродяге отдаёт), разглядывает торгуемую вещицу. Наконец торжественно объявляет: «500 рупий!» – и тут же, не дождавшись вашего согласия, ставит вещицу ученику: «Пакуй!»
Так начинается последняя – наиболее быстрая стадия торговли. Важно не дремать. Пока шелестит обёрточная газета, нужно бросать тяжёлыми словами:
