На следующий день мы поехали в гости к Наташе Териховой. Бывшая комсомолка и профсоюзная активистка стала ревностной прихожанкой.
– В 1992 г. мы уехали в Канаду по гостевой визе и хотели там остаться. Чувствовали мы себя в новой стране неуютно, хотелось общаться с русскими. Именно для этого и пришли в церковь. Тогда в Торонто среди прихожан было много семей примерно нашего возраста. Мы влились в дружную компанию. Жили весело, но остаться в Канаде на постоянное жительство нам не удалось. Подали заявление на эмиграцию в Австралию. И тут нам сразу улыбнулась удача. Отец Николай встретил нас прямо в аэропорту и отвез к Юлии Николаевне, а она женщина очень душевная и гостеприимная. Мы прожили у нее две недели, пока искали себе жилье.
Наташин муж Костя приехал вечером, после занятий в университете.
– Когда мы приехали в Мельбурн, я устроился работать в фирму, ремонтирующую навигационные приборы на судах. Но полтора года назад наша компания обанкротилась. Я несколько месяцев промаялся в поисках работы и пошел в университет переучиваться на вэб-дизайнера. Обучение мне оплачивает Министерство занятости, а живем мы на пособия по безработице. Да еще нам и за детей доплачивают. В Австралии, как в стране победившего социализма, государство как будто специально старается всех граждан подогнать под общий средний уровень достатка. Безработным платят пособие, бездомным дают государственное жилье. Но, как только начнешь работать, так сразу же начинают драть налоги. Поэтому получается, что в семьях с тремя детьми родителям просто невыгодно работать. Пособие сразу же снимается, поэтому получается, что работаешь по восемь часов в день, а получаешь, после вычета всех налогов, всего на пятьдесят долларов в неделю больше, чем раньше, когда сидел на пособии. Да еще и многих льгот лишаешься. И за что бороться?
Вечером в гараже мы с Костей долго пили пиво, слушали «Машину времени» и предавались ностальгическим воспоминаниям.
– Почему же ты уехал из России?
– С началом перестройки я ушел в бизнес. Дела шли хорошо. Я зарабатывал уже по 500 рублей в день. И это тогда, когда зарплата инженера была 120 рублей в месяц. Но у меня было ощущение, что долго так продолжаться не может. Вот-вот все кооперативы разгонят. И это в лучшем случае. А в худшем можно и в Сибирь угодить. Поэтому, как только появилась возможность вырваться за границу, я сразу же ей воспользовался. Лучше уж на Запад, чем на Колыму!
В Данденонг поехали на электричке. Нужно было брать билет до третьей зоны – за 6 долларов, но нам это показалось слишком дорого, и мы купили самые дешевые билеты – на первую зону. Когда мы въехали во вторую зону, в вагон вошло несколько мужчин в темно-синих брюках и голубых рубашках. Я сразу определил в них контролеров, но вели себя они как-то странно. Вместо того чтобы сразу же начинать проверку, они разошлись в разные концы вагона и, встав у дверей, стали чего-то ждать. Поезд подошел к очередной станции, двери открылись. Я порывался выйти вместе с остальными «зайцами», но любопытство пересилило. Может, это вообще не контролеры? Очень уж странно они себя ведут.
И все же это оказались контролеры, хотя и странные. Билеты они проверили, но обращали внимание только на время их действия, а не на зону (срок действия наших билетов на первую зону еще не истек).
В офисе компании «TT-line», куда мы зашли с целью получить бесплатные билеты на паром до острова Тасмания, удалось добиться только пятидесятипроцентной скидки – как журналистам. Но при этом было и условие: отправиться на Тасманию 24 февраля на катамаране «Девил кет» и на нем же вернуться назад в Мельбурн 9 марта. Так определились не только момент нашего отплытия, но и срок пребывания на острове.
23 февраля началось с выступления на мельбурнском русскоязычном радио, от ведущих мы узнали, что за несколько дней до нас в студии был «босоногий путешественник» Владимир Несин. Сейчас он с пятнадцатилетним сыном Никитой был в Данденонге, куда мы и отправились.
Недалеко от станции Данденонг в начале пятидесятых годов селились русские эмигранты. Они же построили там Успенский храм и Русский старческий дом.
Там нас встретил Володя Несин. Он с Никитой пришел пешком из Владивостока в Гонконг. Оттуда они приплыли в Австралию на грузовом судне.
– И как же вам это удалось?
– Еще перед началом нашего путешествия я зашел в Дальневосточное морское пароходство, рассказал о грандиозных планах. Мне там дали «гарантийное письмо» – что-то типа пропуска на все их суда. С его помощью мы приплыли в Австралию из Гонконга и, если будет нужно, сможем так же отправиться в Новую Зеландию или даже США. Это письмо помогает нам и при получении виз. У нас есть как бы «гарантированный билет» из любой страны мира.
– А как же нам быть? Во Владивосток ехать уже поздно.
– В принципе плавать можно на любых грузовых судах. Важно уметь договариваться с капитаном и владельцем судна. Китайские и европейские грузовые суда пассажиров обычно не берут. Видимо, у них это строго запрещено. А вот на судах из Индонезии, Малайзии или Индии капитаны всегда готовы подзаработать. Непосредственно за сам провоз денег не берут, но платить все равно приходится: по 5$ в день за питание – это строго; и еще от 5$ до 25$ за каюту, в зависимости от степени комфорта.
На катамаран «Девил кет» мы приехали на первом трамвае, боялись опоздать. Поэтому в порту оказались слишком рано и пришлось целый час ждать начала погрузки. Машины загнали в трюм, а все пассажиры собрались наверху в огромном двухъярусном зале с креслами, диванами, телевизорами, с детской комнатой, баром и закусочной. На стене висит стеллаж с рекламными буклетами для туристов. Из них я узнал, что Тасмания – сравнительно маленький остров: 196 км с севера на юг, а в самом широком месте – всего 315 километров. Восемьдесят процентов тасманийской территории превращены в национальные парки, а двадцать процентов включены в список памятников всемирного наследия ЮНЕСКО. Метеорологическая станция на мысе Грим в Западной Тасмании постоянно проводит мониторинг чистоты воздуха. И официально признано, что именно там он – самый чистый в мире.
Катамаран пришел на пристань в Джорджтауне. Этот невзрачный городок – третий по возрасту из старейших поселений Австралии, после Сиднея и Хобарта, хотя и основан-то всего-навсего в 1804 г. В честь этого исторического события на берегу установлен неказистый бетонный обелиск. Хотя время, которое мы потратили на то, чтобы до него дойти, нельзя считать потерянным совсем уж напрасно – хоть размялись после шести часов, проведенных на пароме.
В Тасмании долго стоять на обочине не приходится. Вначале пара пенсионеров, возвращающаяся из туристической поездки в Мельбурн, довезла нас до развилки на аэропорт, затем мы немного проехали с работягой в промасленном комбинезоне. А потом попали в машину к Шерон Хилл. Она считается в Тасмании аристократкой – ее род восходит к первым английским каторжникам.
– Как и многих сейчас, меня интересует моя родословная, и я с удовольствием провожу время в архивах, листая старые реестровые книги.
Шерон пригласила нас к себе домой в северный пригород Хобарта – Берридейл. Ее муж Гарри с первого же взгляда показался человеком веселым и общительным. Именно благодаря этим своим качествам он и смог остаться на посту советника по транспорту премьер-министра Тасмании после того, как либералы потерпели поражение и им на смену пришли лейбористы.
Нас накормили ужином, предложили помыться в душе, но на ночь оставлять не хотели.
– У нас нет для вас комнаты.
Я не стал говорить, что в большом двухэтажном доме, где они «ютятся» вдвоем, в России могли бы разместить десять человек, а предложил:
– Может, тогда мы поставим палатку у вас во дворе?
На это они тут же согласились.
Утром Шерон привезла нас в город и высадила возле русской православной церкви – Крестовоздвиженского храма на Агаста-роуд в Лена-Валлей. В прицерковном дворике сохранилась плита с могилы русского моряка, похороненного в середине XIX в. в центральном парке города. Ее перенесли сюда во время реставрации.
Первая русская экспедиция, посетившая Тасманию в мае 1823 года, зашла сюда по пути в Русскую Америку. Команда фрегата «Крейсер» под командованием Михаила Петровича Лазарева и шлюпа «Ладога» под началом его старшего брата Андрея после трехмесячного перехода из Рио-де-Жанейро нуждалась в отдыхе: вода, продукты и топливо были на исходе. Появление русских военных судов в Хобарте вызвало большой интерес горожан. Моряков принимали в доме губернатора Уильяма Сорелла, матросам для отдыха предоставили место на берегу. Каждый вечер их кто-нибудь приглашал на ужин. Единственное, что омрачило пребывание экспедиции на Тасмании, был бунт русских матросов, посланных на заготовку дров. Около пятидесяти человек отказались работать, а пять из них покинули лагерь и ушли к «партизанам» – к группе беглых каторжников, скрывавшихся в лесу. Губернатор испугался, что и другие матросы могут присоединиться к беглецам, создав тем самым серьезную угрозу для колонии. На переговоры с «повстанцами» отправился мичман Дмитрий Завалишин (позднее он стал декабристом и прославился как писатель своими «Записками декабриста»). Он уговорил матросов вернуться на корабль, пообещав, что они получат сравнительно мягкое наказание. Только рулевой Станислав Станкевич остался в лесу с беглыми каторжниками и стал, таким образом, первым русским «невозвращенцем» в Австралии.
