Несмотря на положительный эффект, который оказали атаки австралийцев на северном участке фронта, Монтгомери правильно решил перенести основные усилия на исходный участок наступления. Основной удар был нанесен по участку обороны 15-й немецкой танковой дивизии. Но окончательный прорыв фронта противника произошел на южном участке. Возможно, его удалось бы осуществить легче и быстрее, если бы исходный удар был нанесен немного южнее, но для его отражения африканский корпус мог бы и сам переместиться южнее, так что этот результат вряд ли сильно отличался бы от реального, а переход войск был бы осложнен участками сыпучего песка, которые впоследствии сильно осложнили действия 5-й индийской бригады.
Некоторые критики, включая Роммеля, обвиняли Монтгомери в «поразительной осторожности» из-за сведения атак к локальным действиям. Другие, напротив, обвиняют его в безоглядном пренебрежении человеческими жизнями и техникой при наступлениях на хорошо укрепленные позиции противника, в особенности в жертве танков. Конечно, его план ни в коем случае не был осторожным, но в жизнь он проводился весьма осмотрительно. Если критиковать Монтгомери, его большой риск, когда он высвобождал войска, удерживавшие фронт, чтобы ускорить развертывание в боевые порядки, это был критический фактор, могущий повлиять на начало следующей атаки.
Обоснованность критики и обвинений в бесшабашности или ненужных потерях людей и танков зависит от допустимой степени потерь в операциях такого рода. По меркам предыдущих войн потери были чрезвычайно низки по отношению к общей численности войск, особенно если учесть достигнутые их ценой успехи. Но составить себе полной картины по одним числам нельзя. В современной армии, особенно в условиях пустыни, где трудно обеспечивать жизнедеятельность людей и машин, число солдат и офицеров, которые непосредственно участвуют в боях на виду и под прицелом неприятеля, составляет небольшую долю от всех людей, участвующих в сражении. Пехотный батальон идет в атаку с исходных рубежей, имея в своем составе 20 офицеров и 400 солдат; еще 130 человек присоединится к нему по достижении цели атаки, неся с собой оружие, снаряжение, рацию и тому подобное. Около 250 солдат вообще не примут непосредственного участия в боевых действиях. Если численность батальона после атаки уменьшилась с 420 до 300 человек, батальон становится неспособным к следующей серьезной атаке до получения пополнения, взятия его на довольствие и обучение. В танковых подразделениях относительное число идущих в бой еще меньше. Мощь танковых полков определяется их «шерманами» или «грантами», но немногие полки шли в атаку силами свыше 20 танков, часто это число было меньше. Потери в танках и экипажах не были высокими в абсолютных цифрах, но они могли быстро снизить боеспособность танковых частей. Именно на эту малую часть непосредственно участвующих в бою людей падает основная масса потерь в сравнении с потерями сопровождающих их саперов, солдат и офицеров полевой и противотанковой артиллерии. Нет сомнения в том, что среди участников боевых действий каждой дивизии пропорции потерь были достаточно велики, но нельзя сказать, что они были гибельными. В особенности это касается потерь танкистов – как в людях, так и в боевых машинах. Воздействие потерь на моральный дух армии не обязательно определяется числом убитых и раненых. Чем меньше численность сражающихся, тем большее воздействие на их дух оказывает потеря товарищей, особенно если смерть находит, как это часто бывает, самых лучших из них.
Оправдано мнение о том, что потери в танках легко могут стать самоубийственными, если заставлять танкистов делать то, что хотел от них Монтгомери на первых этапах сражения, а Фрейберг требовал все время. В этом отношении стоит ответить на такой вопрос: являются ли доблестные действия, которые совершили танкисты Королевского уилтширского йоменского полка 24 октября и 2 ноября, когда в обоих случаях они потеряли почти все свои танки, более предпочтительными, чем терпеливое, но осторожное перемалывание противника, предпринятое 2-й бронетанковой бригадой Фишера на выступе у гряды высот «Почка»? По мнению критиков, Фишер ничего не добился своей пассивностью. Однако, как мы теперь видим, своими действиями Фишер добился гораздо большего, чем 9-я бронетанковая бригада, в смысле причинения противнику потерь в танках и противотанковых орудиях. Нельзя сказать, что дело обошлось без неудач и провалов. В связи с этим можно сказать, что 8-я бронетанковая бригада могла добиться гораздо большего, что можно было избежать умопомрачительной неразберихи, когда буквально все скопились на гряде высот «Почка», теряя драгоценное время и силы; что на последних этапах операции «Суперчардж» наступательные действия могли и должны были быть более дерзкими и решительными.
В свое оправдание танкисты могли бы обоснованно возразить, что в случае с выступом у гряды высот «Почка» пехота не смогла точно выполнить свою задачу и не обеспечила выполнение танкистами их задачи. Но надо сказать, что пехота приложила все силы и проявила мужество и доблесть, пытаясь сделать то, что следовало.
Хотя за время сражения из строя вышло 500 танков, тот факт, что только 150 танков были полностью уничтожены, говорит о том, что лишь немногие машины были подбиты из танковых или противотанковых орудий, а остальные наткнулись на мины. В таком случае потери танкистов в людях были небольшими, а такие поломки, как соскочивший трак или сломанная подвеска, легко устранялись, как только удавалось вытащить танк с минного поля. Противотанковые мины не всегда приводили к серьезным повреждениям машин, но представляли собой один из решающих факторов сражения. Ограничение применения танков для поддержки пехоты и самостоятельных стремительных действий определило способ их реального применения, а также весь рисунок сражения. Больше всего времени отнимала расчистка проходов в минных полях, что мешало танкам прорывать оборону противника до наступления рассвета. Если бы существовало надежное механическое средство разминирования, производство которого было бы поставлено на промышленную основу, то сражение приняло бы совершенно иную форму.
Критике также подвергается то впечатление, которое (по мнению самих критиков) пытался создать Монтгомери относительно того, что все якобы шло по плану. Но дело заключается именно в том, что так и было: все делалось по плану. Ночные атаки на позиции противника заставляли немецкую танковую армию, в особенности после возвращения Роммеля в действующую армию, бросаться в дневные контратаки, натыкаясь при этом на массированный огонь артиллерии 8-й армии и попадая под удары военно-воздушных сил пустыни. Это изматывало подвижные соединения, которые расстреливались артиллерией и подвергались атакам пехоты, изматывало расположенные на позициях войска, хотя все это мало соответствовало тактике «перемалывания», предусмотренной исходным планом. Это была скорее битва на истощение, чем битва подвижных мобильных соединений, но таким стал план, который Монтгомери изменил в начале октября 1942 года. План был дорог и неромантичен, но заложил основу победы, а достижение победы в то время было самой важной целью. 8-я армия имела ресурсы выдержать битву, а немецкая танковая армия их не имела, и у Монтгомери хватило решимости, силы воли и беспощадности провести такое сражение.
Только потому, что сражение не последовало первоначальному плану, изжила себя организация командования. Если бы действовавший по своей инициативе 10-й корпус Ламсдена свободно оперировал на местности, взятой 30-м корпусом Лиса, это было бы прекрасно. В действительности действия одного корпуса накладывались на действия другого, разногласия между командирами, растерянность и неразбериха приводили к неэффективности и упущенным возможностям. Монтгомери не может избежать упреков за то, что не пресек это положение в то время, когда это было уже возможно. Ему не следовало оставлять новозеландскую дивизию под командованием Лиса, хотя она возглавила преследование противника после окончания операции «Суперчардж».
Действительно, стиль проведения заключительного этапа операции в ее последние несколько дней достоин всяческой критики. Выбор новозеландской дивизии, как передовой в преследовании противника, представляется достаточно любопытным. Его нельзя объяснить только личными причинами. Нельзя думать, что Фрейберг был в то время единственным командиром, в наступательном порыве которого Монтгомери был уверен. Нельзя объяснить этот выбор мнением, будто командующий полагал, что отступающие остатки немецкой танковой армии может задержать такое количество пехоты, которого нет в бронетанковых соединениях. Теперь ясно, что проливной дождь, случившийся 6 ноября, нельзя считать причиной неудачи окружения остатков немецкой танковой армии. Если бы даже 1-я бронетанковая дивизия вышла в свой длинный обходной марш из Дабы к «Черинг-Кросс» раньше (сразу по получении приказа) и не испытывала недостатка в горючем, то Бриггс все равно не смог бы добраться до «Черинг-Кросс» раньше Роммеля. Этот марш при благоприятном стечении обстоятельств мог бы заставить немецкого командующего раньше покинуть Мерса-Матрух. Более серьезной была задержка наступления 5 ноября на минном поле к югу от Фуки, которое оказалось ложным британским минным полем. Но даже если бы Фрейберг и Хардинг знали об этом, они все равно не смогли бы сдвинуться с места из-за отсутствия горючего. Пользуясь преимуществом взгляда из будущего, можно утверждать, что реальная возможность успешного окружения противника появилась и была упущена ранним утром 5 ноября. Воздушная разведка доложила, что Роммель отходит, а темп его продвижения таков, что 1-я и 7-я бронетанковые дивизии, идущие к Дабе, его не догонят. Задолго до рассвета было также известно, что ни Фрейберг, ни Кастенс не движутся согласно плану и выбились из графика, что их шансы отрезать значительные силы противника очень малы. Несмотря на это, в приказы не были внесены никакие коррективы. Мало пользы было от посылки в Дабу даже одной бронетанковой дивизии. Посылка двух была просто излишеством. Исходный приказ, который вообще не предусматривал посылки дивизий в то утро в погоню за неприятелем, был разумнее, чем решение послать одну или две дивизии. 7-я бронетанковая дивизия была для Монтгомери сравнительно свежим соединением, даже если учесть, что ее танки износились от длинных переходов по пустыне; а в лице Хардинга и Робертса он имел командиров, в твердости духа которых и умении руководить войсками не мог сомневаться. Их соединения были удобно расположены, а 4-я легкая бронетанковая бригада Роддика из дивизии Хардинга могла возглавить преследование. Если бы ранним утром 5 ноября Хардинг получил приказ двигаться прямо на «Черинг-Кросс» вместе с Роддиком и Робертсом, то мало сомнений в том, что они догнали бы и разгромили Роммеля. Возможно, сыграла свою роль обычная осторожность Монтгомери. Настоятельные требования Конингхэма подготовить новые взлетно-посадочные полосы ближе к фронту и требования тыловых служб освободить прибрежное шоссе и обеспечить по нему движение оказали на Монтгомери большее действие, чем они должны были бы оказать. Более решительные и дерзкие действия всех заинтересованных сил в предыдущий день сделали бы большое дело: силы, достигшие «Черинг-Кросс», могли бы сделать гораздо больше, чем Хардинг, оказавшийся 6 ноября в Касабе. Человек, который хочет ускользнуть от противника в пустыне и имеет для этого транспорт, обычно уходит от преследователей, особенно если этот человек обладает решительностью и быстротой реакции фельдмаршала Роммеля.
