За время службы Крис и его товарищи по крупицам собирали сведения о том, как устроено это общество. Конечно, приобретенные познания не были абсолютными и полными, но их объем впечатляет. Предполагается, что впоследствии, когда подразделение будет передислоцировано, вся информация будет передана тем, кто придет на его место. Есть надежда, что новые люди продолжат дело своих предшественников.
Связи подполковника росли и крепли, и к нему стали обращаться за помощью в решении разных бытовых и организационных проблем. И это возвращает нас к его письму, присланному в ИЦА. Я ответил Крису, и у нас завязалась переписка. Однажды он рассказал мне о деревне Сав, расположенной в семнадцати километрах от Нари на противоположном берегу реки Кунар. Там открывались большие возможности для новой и необычной работы.
Несколько раз в месяц американская база в Нари подвергалась ракетному обстрелу. Огонь вели боевики, засевшие в окрестных горах. Получив из нескольких надежных источников сообщения о том, что банды обосновались где-то неподалеку от Сава, подполковник Коленда рассудил, что, наверное, жители деревни как-то поддерживают их. Но вместо того, чтобы послать в деревню патруль, обыскать дома и допросить местное население, Крис и его товарищи решили действовать иначе. Они попросили созвать джиргу и прямо спросили у старейшин, какие обиды заставляют людей вставать на сторону незаконных формирований.
Партнер Коленды с афганской стороны, подполковник Афганской национальной армии Шер Ахмад подал просьбу о созыве совета старейшин. На этой встрече уважаемые жители селения объяснили, что несколько лет назад в деревню уже приезжал американский патруль и проводил обыски. После этой операции у жителей пропало много ценного. Люди сочли, что им нанесено оскорбление, и некоторые из них решили мстить. На этом же собрании зашла речь о важности образования. Селяне жаловались, что у них нет школы и восемьсот детей вынуждены ходить на учебу в соседние деревни. Но скоро наступит зима, и такие путешествия будут вообще невозможны.
Тут же выяснилось, что многие американские военные попросили родных и близких в Америке собрать посылки с различными подарками для местной детворы, в том числе с различными школьными принадлежностями. Эти посылки уже прибыли из США. После той самой джирги все подарки собрали вместе (набралось почти три грузовика), и на следующей неделе было проведено повторное собрание, на котором решалось, как доставлять и распределять эту гуманитарную помощь. Вскоре старейшины из Сава появились на охранном посту базы в Нари и спросили, можно ли повидать подполковника Коленду и подполковника Ахмада. Они принесли около ста благодарственных записок на пушту, которые передали деревенские дети.
Военные беседовали с гостями более двух часов, и во время этого разговора стало ясно, что жители Сава очень хотят построить школьное здание. Коленда был уверен, что если сможет помочь им осуществить их желание, то это станет основой прочных и теплых отношений. Но у него не было средств и возможностей, чтобы вести такой проект, поэтому он и обратился ко мне с вопросом, может ли ИЦА взять его на себя.
Поначалу я не был уверен, что нам стоит в этом участвовать. Институт Центральной Азии не связан с военными: мы сознательно стараемся дистанцироваться от них, чтобы не подрывать доверие и не вызывать необоснованных подозрений у афганцев и пакистанцев, с которыми работаем. По этой причине я даже не разрешаю коллегам и партнерам, посещающим школы, носить камуфлированную одежду в стиле «милитари».
Волновало меня и то, что Кунар и Нуристан считались особо опасными зонами и гражданским лицам не рекомендовалось посещать их. Там, как некогда в Кашмире, мы никогда раньше не бывали, не имели связей и друзей.
Все эти сомнения были обоснованными. Противопоставить им можно были лишь одно: меня восхищала жизненная позиция этого спецназовца, его готовность строить отношения с местными жителями, стремление узнать их нужды и участвовать в решении их проблем. Если бы только мы могли помочь ему, не повредив своей репутации и оставшись в глазах всех наших друзей организацией, не связанной политическими и финансовыми узами с правительством США и военным ведомством, тогда мы бы взялись за это дело.
Но для начала нам надо было найти человека, который будет курировать этот проект. И у меня были кое-какие мысли на этот счет.
Глава 13
Юноша из лагеря Джалозай
Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»
С Вакилом Карими мы встретились весной 2002 года. В один из первых моих визитов в Афганистан я приехал в Кабул и остановился в стоящей на улице Баги-Бала гостинице «Мир». За стойкой регистрации сидел пуштун в идеально отглаженном шальвар-камизе и жилете. Его круглое лицо обрамляла аккуратная бородка. Этот мужчина, подобно тысячам молодых афганцев, недавно вернулся на родину из эмиграции, поспешив домой сразу, как только услышал об изгнании талибов. Вскоре после нашего знакомства я узнал о его судьбе, которая была схожа с историями многих его соотечественников, проведших большую часть своей жизни в переполненных лагерях беженцев.
Детские воспоминания Вакила об Афганистане заканчивались 1979 годом, когда он, семилетний мальчик, был вынужден во время вторжения советских войск бежать вместе со всей семьей из родной деревни. В течение двух недель поселок бомбили советские истребители «МиГ», почти все дома были разрушены, многие жители убиты.
Четыре дня и четыре ночи добиралось семейство Карими до Пакистана. Они шли пешком, ехали на лошадях и ослах, потаенными горными тропами перешли границу и, наконец, осели в лагере беженцев Джалозай в тридцати с лишним километрах юго-восточнее Пешавара. Он был одним из самых крупных среди тех ста пятидесяти временных поселений, которые пакистанские власти наскоро построили для 4,5 миллиона афганских мухаджиров (беженцев), хлынувших в страну сразу после начала советской агрессии. Лагерь располагался в пустынной местности. Семьдесят тысяч беженцев ютились в хлипких палатках и под брезентовыми навесами. Водопровода, электричества, канализации здесь не было. Не имелось никакого транспорта; возможности заработать на хлеб тоже не предоставлялось. Охранники лагеря были жестоки к его обитателям, а администрация расхищала большую часть продуктов. Некоторые секторы палаточного городка открыто контролировались бандитскими группировками. В таком месте никто не захочет задержаться и на неделю, не то что на несколько месяцев.
Тогда еще Вакил не знал, что проведет здесь долгих двадцать три года.
Через неделю после того как отец Вакила Абдул Гхани привез в Джалозай семью, состоявшую из жены, шестерых детей, а также своего отца и сестры, он покинул родственников и отправился в Афганистан, где моджахеды вели ожесточенные бои. Так поступало большинство афганских мужчин: они возвращались на родину и бросались в горнило джихада.
Последнее, что сохранила память Вакила об Абдуле Гхани, это то, как тот обнял его и пообещал приехать через месяц. По сей день сын не знает, как и когда погиб его отец и где он похоронен.
Вакилу и его младшему брату Матиину пришлось искать себе применение. По настоянию матери, которая не умела ни читать, ни писать, но считала, что образование пригодится любому, мальчики начали ходить в школу. Занятия проходили ежедневно по полдня в большой палатке. Вторую половину дня дети работали, чтобы прокормить мать, деда и младших братьев. Они продавали воду, помогали взрослым в изготовлении кирпичей. Через некоторое время они выучили английский и организовали собственные вечерние курсы – мактаб. Они назывались Washington English Language Center. Сюда приходили амбициозные молодые люди, задумывавшиеся о своем будущем. Затем летом 2002 года до Вакила дошли слухи, что в гостиницу «Мир» в Кабуле требуется служащий со знанием английского. Зарплата – двести долларов в месяц плюс чаевые. Привлеченный этим предложением, он в одиночку пробрался в Афганистан и вскоре получил желаемую должность. В день моего прибытия он дежурил в холле и приветствовал посетителей.
Молодой человек с восторгом принял новость о том, что мы собираемся строить школы для девочек в его родной стране. «Афганистан – прекрасное место для такой работы! – воскликнул он. – Нам просто необходимо дать образование женщинам». Также он сказал, что знает идеальное место для первого проекта – это деревушка Лаландер в пятидесяти километрах северо-западнее Кабула, где старое школьное здание было разрушено советскими бомбардировками. «По чистой случайности» Вакил был родом именно из этого селения.
Я объяснил, что мы стараемся строить в самых отдаленных и малодоступных районах. Он кивал, вежливо слушал, а потом снова просил нас приехать в его родную деревню. Вакил стоял на своем с непробиваемым упорством, достойным Карла Роува, руководителя избирательной кампании и главы администрации Джорджа Буша-младшего. В последующие полтора года мы с Сарфразом регулярно останавливались в «Мире» и часто встречались с этим славным парнем, который вел себя как талантливый продавец подержанных машин: всегда улыбался, никогда не повышал голоса и свято верил, что, если он будет продолжать настаивать мягко, но со всей серьезностью, мы сделаем наконец исключение для Лаландера, вовсе не отвечавшего нашей политике строить «в конце всех дорог».
