И в самом деле, почему же царская власть не защищалась, задается вопросом Александр Солженицын. Он упрекает Николая II за то, что тот не дал приказа стрелять в восставшую толпу, потому что боялся кровопролития. А можно было объявить мятежный город вне закона, пишет Солженицын. Иначе говоря, утопить его в крови…
«Окажись рядом рота пулеметчиков, по-настоящему преданных царю, – вспоминал глава Временного правительства Александр Керенский, – она могла бы уничтожить всю Думу вместе с левыми и правыми. Единственная причина, по которой это не случилось, заключалась в том, что в целой Российской империи не нашлось такой роты».
Войска и казаки вовсе не желали защищать императора. В Петрограде сопротивлялись только жандармы и полицейские, да еще несколько офицеров из самокатного батальона.
Даже юнкерские училища не поднялись. Никто из высших чинов государственного аппарата не рискнул своей жизнью. Первыми предали царя, как водится, те, кто больше всех драл глотку во славие, – монархисты Пуришкевич и Шульгин. И православная церковь не поддержала самодержца всероссийского. Революцию приветствовали даже некоторые члены императорской семьи.
«Когда вспыхнула революция, сразу же стало ясно, что в царя народ уже не верит, – писал в эмиграции философ Лев Шестов. – Во всей огромной России не нашлось ни одного уезда, ни одного города, даже, кажется, ни одного села, которые бы встали на защиту свергнутого царя. Ушел царь – скатертью дорога, и без него обойдемся».
Многие историки всю вину возлагают на нерешительность императора. Дескать, не зря императрица когда-то писала ему: «Не надо говорить – у меня крошечная воля. Ты просто чуть-чуть слаб и не доверяешь себе. и немножко склонен верить чужим советам».
Так почему же он отказался от трона? Он вдруг увидел, что решительно все вокруг желают, чтобы он ушел! Верхушке общества казалось, что без него они справятся лучше и победят быстрее. А огромная армия полагала, что как царь уйдет, так и война закончится. В этот решающий час Николай II ощутил себя совершенно одиноким. Не выдержал этого и капитулировал.
«Кто бы ни похвалялся, что предвидел все, что произошло, сказал бы явную неправду, – вспоминал недавний председатель Совета министров Владимир Коковцов. – Едва ли я ошибусь, если скажу, что все ждали просто дворцового переворота, отстранения влияния в той или иной форме императрицы, думали, что явится на смену новый порядок управления, но жизнь сохранит если не все свои прежние формы, то все ее устои».
Видеть Николая II на троне хотела тогда уже одна только императрица:
«Каким облегчением и радостью было услышать твой милый голос, только слышно было очень плохо, да и подслушивают теперь разговоры!.. Не хочу писать всего, что делается, – так это отвратительно. Как унизили тебя, послав этих двух скотов…
Любимый, душа души моей, моя крошка, – ах, как мое сердце обливается кровью за тебя! Я вполне понимаю твой поступок, о мой герой!.. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов, и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства».
Императорский поезд подошел к Могилеву вечером 3 марта. Только теперь Николай телеграфировал брату, называя его императором:
«Петроград. Его императорскому величеству Михаилу Второму.
События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники».
Телеграмма опоздала. В квартире князя Михаила Сергеевича Путятина члены правительства и некоторые члены Временного комитета Думы устроили встречу с великим князем Михаилом Александровичем.
Великий князь Михаил, который должен быть сменить Николая II на троне, поинтересовался у Родзянко, каковы гарантии его безопасности. Родзянко честно ответил, что гарантий нет. Сам председатель Думы, уверенно нацелившийся на место первого человека в стране, уже осознал, что власть проходит мимо него. И верно: стремительное развитие событий выбросит его на обочину первым.
Только Павел Милюков почувствовал, что в движение пришли неуправляемые массы, что страну охватывает хаос. Доказывал, что для укрепления нового порядка нужна сильная власть и что она может быть таковой, только когда опирается на символ, привычный для народа. Таким символом служит монархия. Одно Временное правительство без опоры на этот символ просто не доживет до открытия Учредительного собрания. Оно потонет в океане народных волнений. Стране грозит полная анархия.
Все остальные уговаривали Михаила отказаться от трона. Великий князь попросил несколько минут для размышлений и твердо сказал:
– При настоящих условиях я не считаю возможным принять престол.
Потом добавил:
– Мне очень тяжело… Меня мучает, что я не смог посоветоваться со своими, ведь брат отрекся за себя, а я – выходит так, что отрекаюсь за всех.
В шесть часов вечера он подписал акт об отказе от восприятия верховной власти: «Принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, выраженная Учредительным собранием. Прошу всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всей полнотой власти впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».
Трехсотлетнее правление династии Романовых в России завершилось.
Говорили, что Михаил был безвольным и несамостоятельным человеком, легко попадавшим под чужое влияние. Но отрекся он по иной причине. У него не было ни единого шанса взять страну под контроль! В его распоряжении не осталось никаких инструментов управления. Он даже не мог обеспечить собственную безопасность.
«По натуре он действительно был мягок, хотя и вспыльчив, – вспоминал его адъютант. – Он действительно не любил (главным образом, из деликатности) настаивать на своем мнении и из этого же чувства такта стеснялся и противоречить. Но в тех поступках, которые он считал исполнением своего нравственного долга, он проявлял обычно настойчивость, меня поражавшую».
Великий князь Михаил Александрович, гвардейский офицер, автолюбитель и поклонник аэропланов, влюбился в дочь московского адвоката, которая была дважды разведена. Николай II категорически запретил ему жениться. Но Михаил 17 октября 1912 года в Вене в сербской православной церкви тайно обвенчался с любимой женщиной.
Николай запретил Михаилу возвращаться в Россию, уволил его со службы и лишил всех званий. Младший брат императора жил на юге Франции, в Англии, потом ему все-таки разрешили вернуться. Михаил был назначен командиром сформированной на Кавказе Дикой дивизии, которая отличилась в войну. Его жена получила титул графини Брасовой. В тот мартовский день 1917 года великий князь больше думал о жене и детях…
После Октябрьской революции, в марте 1918 года, Совет народных комиссаров выслал великого князя Михаила Александровича в Пермь, где он должен был находиться под надзором. В ночь на 13 июня глава пермских большевиков Гавриил Иванович Мясников с группой чекистов и милиционеров под благовидным предлогом вывел бывшего великого князя из гостиницы, где тот жил, и вывез за город; там его и расстреляли. Это было даже не исполнение приказа Москвы, а местная инициатива.
В 1920 году, когда исход Гражданской войны был ясен, Родзянко навсегда покинул Россию. Он обосновался в Сербии, жил трудно, бедно. Правые эмигранты его ненавидели, несколько раз избивали… А Родзянко вновь и вновь задавался вопросом:
– Может быть, я действительно не все сделал, чтобы предотвратить гибель России?
Царская семья состояла из брата царского деда, четверых двоюродных братьев и девяти троюродных – всего двадцать девять человек, подсчитал один из чиновников двора. Достаточно, чтобы встать на защиту главы семьи и, если нужно, с оружием в руках положить за него жизнь. Кто же из этих двадцати девяти мужчин выступил в поддержку главы семьи в трагический момент отречения? Никто.
«Спал долго и крепко, – пометил в дневнике Николай II. – Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыли в Могилев. Все чины штаба были на платформе.
Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четырехвосткой для выборов через шесть месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!»
«Четырехвосткой» Николай назвал принципы голосования – всеобщее, равное, прямое и тайное.
