В «Застольных беседах» фюрер признавал, что в области экономики Германия должна многому поучиться у США, и снова заявлял, что массовое производство и снижение цен на автомобили произвели на него особенно сильное впечатление. Но когда Гитлер заговорил о нестабильности американской экономики, его восхищение тут же угасло. В 1932 году он был искренне убежден, что Соединенные Штаты находятся на грани революции, и заявлял, что вызвать в Америке беспорядки, которые перерастут в революцию, – дело совсем не сложное. В 1940 году он высказал мысль, что так называемым благосостоянием в Америке пользуются только капиталисты. Удел же рабочих – нищета и безработица. Восхищение Гитлера не распространялось на сельское хозяйство. Основывая свою оценку на фильме «Гроздья гнева», он в 1943 году сообщил своим генералам, что «американские фермеры измотаны непосильным трудом, не имеют никакого пристанища и бродят по стране в поисках работы».
Помимо американского массового производства и архитектуры, Гитлер, очевидно, одобрял только отделение церкви от государства, закон, ограничивающий въезд в страну, принятый в 1924 году (этот закон он считал попыткой сохранения чистоты нордической расы), незначительное число голосов, подаваемых американцами за коммунистов[13], и огромные размеры страны, которые были для него самым ярким доказательством того, что обширная территория является необходимым условием для национального могущества. В 1943 году он жаловался, что Америка, Восточная Азия и Россия захватили себе целые континенты. Причиной могущества Америки, говорил он своим генералам, «является не только численность населения, но и огромная территория этой страны».
Тем не менее ни массовое производство, ни архитектура, ни обширная территория не смогли перевесить в глазах Гитлера недостатки Америки. В 1941 году он говорил Муссолини: «Я бы ни за что на свете не согласился жить в такой стране, как Соединенные Штаты, где вся жизнь пронизана голым материализмом и где не любят самого высшего проявления человеческого духа – музыки».
На отношение Гитлера к Америке, несомненно, очень сильно повлияло его отношение к президенту Рузвельту, которое с течением времени сильно изменилось – от определенного одобрительного интереса до самой горячей ненависти. В своем интервью газете «Нью-Йорк таймс», опубликованном в июле 1933 года, Гитлер сказал: «Я испытываю к мистеру Рузвельту симпатию, поскольку он идет прямо к цели, не обращая внимания на конгресс, лоббистов и бюрократию». Гитлер объявил себя «единственным официальным лицом в Европе, которое способно понять методы и мотивы президента Рузвельта». Президент, по мнению фюрера, действовал исключительно в интересах американского народа, «как оно и должно быть».
Вполне возможно, что в первых мероприятиях Нового курса Рузвельта он усмотрел определенные параллели с политикой национал-социалистов. В 1934 году он послал Рузвельту письмо, в котором искренне восхищался его героическими усилиями по защите интересов американского народа: «Весь немецкий народ с интересом следит за вашей успешной битвой с экономической депрессией». Канцлер был согласен с мнением президента, что в народе должны преобладать такие добродетели, «как верность долгу, готовность к самопожертвованию и строжайшая дисциплина… это – основа немецкой государственной философии»[14].
В 1938 году фюрер заявил послу Вильсону, что с интересом наблюдает за осуществлением Нового курса. Даже в 1940 году он говорил Дж. Д. Муни, представителю компании «Дженерал моторс», что искренне восхищается президентом Соединенных Штатов и был бы очень рад его переизбранию на следующий срок, поскольку Рузвельт, по его мнению, является единственным человеком, способным решить проблемы Америки. Гитлер был уверен, что они с Рузвельтом могли бы в конце концов договориться.
Однако эти заявления противоречат высказываниям Гитлера на совещании 1939 года, где фюрер назвал ФДР (Франклина Делано Рузвельта) «новым Вильсоном… поджигателем войны номер один… (который) хотел осчастливить мир, развязав беспрецедентную военную истерию». К 1941 году Гитлер, очевидно, уже соглашался в душе с точкой зрения Колина Росса о том, что все действия Рузвельта проистекают из чувства зависти к диктаторам Европы, которые, в отличие от него, сумели решить проблемы своих стран. Президент, как уверял Гитлер Муссолини, вне всякого сомнения, «одержим чувством зависти». В своей речи от 11 декабря 1941 года, в которой фюрер объявлял Америке войну, он поведал нации, как в нем в течение нескольких лет копился гнев на президента, «весьма недалекого человека, который любит поболтать у огонька, пока солдаты воюют в снегах». Потом Гитлер сравнил свою карьеру с карьерой Рузвельта: «Рузвельт был богат, я беден; Рузвельт во время мировой войны занимался бизнесом, я проливал кровь; Рузвельт спекуляциями нажил миллионы, пока я лежал в госпитале; Рузвельт опирался на поддержку капиталистов, а я – народа».
И только одно было у них общим: «Мы оба приняли страну, находившуюся в состоянии кризиса, до которого довела ее капиталистическая демократия». От критики национал-социализма, с которой выступал Рузвельт, Гитлер просто отмахнулся. «То, что он называет меня гангстером, меня не трогает. Рузвельт не может оскорбить меня, поскольку я считаю его сумасшедшим, как и Вильсона».
Поэтому нет ничего удивительного в том, что вступление Америки в войну фюрер объяснял манипуляциями Рузвельта. Президенту нужна была война, чтобы отвлечь внимание народа от провала своего Нового курса, «крупнейшей неудачи, которая когда-либо выпадала на долю человека», как выразился Гитлер. Единственно приемлемым решением для Рузвельта стало перенесение внимания народа с внутренней политики на внешнюю. «Но, как только он попытался это сделать, на него навалилась вся эта дьявольская свора евреев, и он поднял вверх руки. Но как это могло случиться? Он начал создавать поводы для недовольства. Он хотел, чтобы где-нибудь в мире, лучше всего в Европе, вспыхнул военный конфликт, и тогда нарушение экономических интересов США одной из воюющих сторон дало бы ему повод вступить в войну». После этого Гитлер дал характеристику этапов этого курса. «Особенно подлой» он назвал «карантинную речь» 1937 года. В ней Рузвельт грозил ввести экономические санкции и говорил о «мерах по предотвращению войны». Все предложения Рузвельта, направленные на ослабление напряженности, Гитлер называл «уродливым сочетанием географического и политического невежества». Отказ от политики нейтралитета и признание правительств в изгнании были частью «методического сползания к войне». Таким образом, действия Америки только лишний раз продемонстрировали миру расовый упадок, слабость демократии, еврейские интриги и антинемецкий заговор, который возглавил Франклин Рузвельт. «Он подстрекает народ к войне, фальсифицирует факты, рядится в тогу христианской добродетели и медленно, но верно ведет человечество к войне… Политика Рузвельта, – заключал Гитлер, – это политика мирового господства и диктатуры».
Когда Америка вступила в войну, тон обличительных речей Гитлера стал еще более гневным. Во всех несчастьях, которые обрушились на мир, был, оказывается, виноват один Рузвельт. В застольных разговорах фюрер называет его «лживым еврейским кляузником», «сумасшедшим, который несет на пресс-конференциях внушенный евреями бред»[15].
Фюрер заявил Геббельсу, что считает Рузвельта одним из самых главных врагов цивилизации. Нападение на Пёрл-Харбор («при известии о котором все добропорядочные люди испытали чувство удовлетворения») Гитлер расценил как достойный ответ «на наглые провокации этого безумца». «Не надо понапрасну тратить слова, – писал он в «Фёлькишер беобахтер» позже, в 1942 году, – чтобы опровергнуть лживые заявления этого старого мошенника. Он, несомненно, является главарем всей этой шайки бандитов, с которой мы воюем». И наконец, фюрер предрек президенту США бесславный конец. «На следующий срок его не переизберут, – заявлял он в 1943 году своим генералам, – а через шесть месяцев отдадут под суд… его преемник объявит его преступником. Это произойдет потому, что американцам надо будет свалить на кого-нибудь вину, а свалить-то больше не на кого». Гитлера охватила безумная радость при известии о смерти Рузвельта, он был искренне убежден, что американского президента прибрал Бог, чтобы дать ему возможность в апреле 1945 года победоносно завершить войну («теперь, когда судьба убрала с нашего пути крупнейшего военного преступника всех времен»), и это лучше всего характеризует отношение Гитлера к Рузвельту.
Глава 2
Гитлер и Америка как мировая держава
Имея такое убогое представление об Америке, мог ли Гитлер допустить, что она способна играть важную роль в мировых делах? Его высказывания об Америке говорят, что он готов был полностью списать ее со счетов. Его заявления по поводу внешней политики этой страны, хотя подчас и противоречат друг другу, полностью отражают его пренебрежительное отношение к Соединенным Штатам. Этим-то и объясняются растерянность и гнев, которые охватили Гитлера, когда он понял, что, вопреки всем его ожиданиям, Америка в годы, предшествовавшие войне, превратилась в очень важный фактор мировой политики.
