Но так ли это было на самом деле? Намеревался ли Гитлер и вправду завоевать весь мир, и были ли его амбиции безграничными? Если желание властвовать было для него самоцелью, если достижение власти было для него не средством выполнения своей захватнической программы, а ее целью, то мы можем согласиться с мнением Аллана Баллока о том, что фюрер проводит «политику экспансии, которая не имеет никаких пределов». Если Гитлер понимал лозунг «Война вечна, война – это жизнь» буквально, тогда борьба за расовое выживание должна была вестись им до победного конца и никакой промежуточный результат не мог бы удовлетворить Гитлера.
Можно ли согласовать это с огромным количеством свидетельств о том, что Гитлера интересовала только Европа и что к заморским странам он был совершенно равнодушен, о чем мы знаем из его бесчисленных заявлений и заявлений немецкого внешнеполитического ведомства? Ответ заключается не в отрицании европейской ориентации фюрера, а в том, как бы он стал использовать завоеванную Европу. Удовлетворился бы он строительством новых автобанов или выращиванием пшеницы на Украине, или вопросы расового и политического выживания, как представлял их себе Гитлер, потребовали бы от него захвата новых земель? Ведь фюрер однажды на партийном собрании в Мюнхене заявил, что «мировые империи возникают на национальной почве, но быстро выходят за ее пределы». Мы уже убедились, что в своих разговорах фюрер время от времени затрагивал мировые проблемы, особенно во время переговоров с Молотовым осенью 1940 года, а заявления Риббентропа о «созвездиях мировых держав» говорят об эластичности будущих запросов Германии. И теперь становится понятно, почему на японцев не произвело никакого впечатления, когда эти устремления были сформулированы в терминах разделения господства в мире между четырьмя державами – гораздо большее впечатление произвело бы на них прямое немецкое завоевание[164].
Даже вопрос о колониях, к которым Гитлер, казалось, был совершенно равнодушен, в 1940 и 1941 годах получил в определенных кругах новое развитие. Возрождение интереса к колониям было вызвано, очевидно, уверенностью в том, что Германии скоро удастся захватить всю Европу. В различных статьях и книгах по этому вопросу появились призывы к приобретению новых заморских владений. Колонии считались теперь ни больше ни меньше чем «необходимым жизненным пространством для существования расового сообщества», источником сырья, в котором рейх испытывал недостаток, и даже «критерием нового порядка в Европе». В это время военно-морской флот строил на послевоенный период планы создания гигантской колониальной империи в Центральной Африке, которая протянется от берегов Атлантического до берегов Индийского океана.
Это было продолжением колониальных планов, разработанных министерством иностранных дел в ноябре 1940 года. Эти планы требовали вернуть Германии все ее старые колонии, которые были захвачены Англией, Францией, Бельгией, Австралией, Новой Зеландией и Южной Африкой. Что же касается колоний, находившихся во владении Японии, то планировалось достичь по ним специального соглашения. Германия должна была приобрести контроль над обширными территориями в Африке, а также новые военно-морские базы вдоль западноафриканского побережья. Целью всех этих захватов должно было стать снабжение новой Европы сырьем и координация европейской экономики. Доклад об этом плане посчитали достаточно важным, чтобы положить его в «папку фюрера». В этом плане не было ничего принципиально нового, за исключением, пожалуй, размеров планируемых колониальных захватов и отдельных деталей, поскольку из заявлений Гитлера мы знаем, что он никогда не отказывался от идеи приобретения колоний в Африке в качестве дополнения к новому порядку в Европе. Справедливо также и то, что в этом плане нет никаких упоминаний о колониях в Америке. Однако все это противоречит утверждениям о том, что фюрер не собирался выходить за пределы Европы. Обширность плана при наличии прессы, контролируемой нацистами, позволяет предположить, что руководство рейха задумывалось о более широких перспективах. Таким образом, нельзя сбрасывать со счетов возможность того, что в ходе событий Гитлер мог более благосклонно отнестись к идее колониальных захватов.
В пределах самой Европы Гитлер нередко расширял и изменял свои планы. Мы знаем, к примеру, что, начиная локальную войну против Польши, он был готов и ко вторжению в страны Западной Европы, а заручившись обещанием советской стороны не нападать на него и воодушевленный успехом блицкрига, а также отсутствием сопротивления на Западе, намеренно расширил территорию боевых действий, поставив себе целью «уничтожение наших западных врагов». Короче говоря, военные победы и отсутствие сопротивления привели к расширению его планов. Помешала бы Гитлеру его континентальная направленность аналогичным образом поставить новые цели перед своей армией, если бы ему удалось подчинить себе всю Европу?
Пошел бы он на завоевание всего мира? В ноябре 1940 года фюрер признался Молотову, что «появились непредвиденные факторы». Для того чтобы победить Англию, Германия, по словам Гитлера, должна была проникнуть в «отдаленные от нее территории, в которых она не имела ни политических, ни экономических интересов». Поэтому отсутствие планов завоевания стран Западного полушария до захвата Европы ни о чем не говорит. Хотя вопрос и остается открытым, вполне возможно, что «вечная борьба за существование» перекинулась бы и на это полушарие. Автор этой книги убежден, что, воодушевленный своими победами и движимый стремлением развить свой успех, Гитлер не ограничился бы в своих завоеваниях одной Европой.
Но даже если бы фюрер и удовлетворился этим, экономическое и политическое влияние его завоеваний на Америку, не говоря уж об идеологическом противостоянии, несомненно, уничтожило бы все надежды на то, что нацистской Европе удастся избежать столкновения с США. Уж кто-кто, а Франклин Рузвельт никогда бы этого не допустил. Он был убежден, что завоеванная Европа станет для Гитлера базой для таких операций, которые безо всякого вторжения сделают нормальную жизнь США практически невозможной. Президент еще до войны сказал Гарольду Икесу, что «Гитлеру не надо будет захватывать всю Европу, чтобы сильно ухудшить наше экономическое положение». Кудаи лично сообщил Гитлеру об опасении американцев по поводу экономических последствий немецкого господства в мире. Томсен передал в Берлин слова Рузвельта о том, что победа Германии станет для США «позором и унижением», а также заявление Рузвельта о том, что «если победит Германия, мир погибнет».
В 1940 году Рузвельт в своей речи объявил, что богатые ресурсы Западного полушария, без сомнения, привлекут внимание Гитлера, а капитуляция Англии отдаст страну на растерзание немецкому и итальянскому флоту[165].
В своем обращении к нации в мае 1941 года, объявляя о введении неограниченного чрезвычайного положения в стране, Рузвельт без обиняков заявил, что «после падения Англии Германия опасно приблизится к нашему полушарию»[166].
В то же самое время президент США высказал свои опасения и в личном письме. «Даже если Гитлер не вторгнется на наш континент, – писал он, – я лично не хотел бы прожить остаток своих дней в мире, в котором господствует философия Гитлера».
11 декабря 1941 года все убедились, что опасения Рузвельта были не напрасны. Выступая перед депутатами рейхстага, фюрер с радостью объявил, что борьба теперь перекинулась и на Западное полушарие. Выкрикивая оскорбления в адрес Рузвельта, он призвал свой народ посвятить себя этой исторической борьбе, которая «в течение последующих пяти столетий или даже целого тысячелетия станет решающей не только для истории Германии, но и всей Европы и целого мира».
Одним ударом нападение на Пёрл-Харбор превратило европейский конфликт в мировую войну. Через четыре дня после него Германия объявила войну Америке, и немецко-американские боевые действия стали частью Второй мировой войны. Рузвельт и Гитлер, наконец, оказались противниками на поле боя. По иронии судьбы Гитлер не хотел этого и никогда так до конца и не понял, к каким последствиям это приведет, однако сделал все, чтобы такой поворот событий стал реальностью. В развитии событий, предшествовавших началу военных действий, которые мы раскрыли со всей полнотой, четко проявился ряд общих дефектов, ограничений и парадоксов политики и стратегии фюрера.
Гитлер, как мы уже говорили, готов был отмахнуться от Америки, поскольку она никак не вписывалась в его представления о великой нации, в предлагаемые им способы решения немецкой проблемы и в его стратегический мир. Национальная власть, основанная на крови, власти сильной личности и стремлении к выживанию, требовала, по мнению фюрера, авторитарного государства, а не либеральной демократии, которая всегда является лживой и антирасовой. Проблемы Германии можно было решить не приобретением колоний и не в ходе экономических реформ, а только завоеванием обширного жизненного пространства на Востоке. И наконец, мир для Гитлера ограничивался Центральной Европой и до поры до времени не включал в себя территории за ее пределами. Впрочем, если бы Гитлеру удалось захватить всю Европу, он вполне мог бы приступить и к завоеванию других стран мира.
