Раненого Салавата товарищи увезли опять в родную деревню Текеево к лекарям-табибам. А казак Иван Кузнецов, опасаясь майора Гагрина, скомандовал отход. За неудачу под Кунгуром должен был кто-нибудь ответить, и Кузнецов назначил виноватым Канзафара. Его заковали в колодки и отправили на суд к Пугачёву. Емельян разберётся с делом и отошлёт Канзафара обратно к Салавату. А Иван Кузнецов через два месяца погибнет в бою под крепостью Нагайбак.
Однако не все башкиры сбежали из-под Кунгура. Оставшиеся заперлись в острожке Орда, отстреливаясь из 18 пушек. Майоры Гагрин и Папава осадили Орду и в сражении растерзали войско мятежников на клочья.
Потом началось время расправ. Русских мятежников вешали на деревьях – до весны, пока трупы не развалятся. Башкир насаживали за ребро на крючья. Жители Кунгура три дня смотрели на башкира, подцепленного в Гостином дворе. Этот дьявол никак не умирал и без сил бешено плевался в зевак чёрной кровью.
Красноуфимская крепость входила в Исетскую защитную линию, протянутую Татищевым от Екатеринбурга до Кунгура. Пригодное для «транжемента» место на горе Камешек над рекой Уфой Василию Татищеву указал Алексей Тевкелев.
Рождение крепости освятил подвиг гарнизонного барабанщика Фомы Антонова. В только что построенный «транжемент» мятежные башкиры попытались прорваться хитростью. Они перестреляли русский дозор, натянули окровавленные камзолы драгун и направились к крепости, надеясь, что караул издалека не разберётся и не закроет открытые ворота. Для правдоподобия башкиры оставили в живых барабанщика Фому – и велели ему перед крепостью барабанить, как положено. Но башкиры не знали русских маршей. Башкирский отряд приближался к крепости, а отважный Фома, не дрогнув лицом, выбивал на барабане «тревогу». Гарнизон догадался о подвохе и встретил врага ружейный залпом. Отброшенные и обозлённые башкиры зарубили Фому Антонова и бежали.
Но времена доблести для Красноуфимска миновали. В конце 1773 года комендант крепости поручик Бахмутов убедился, что вся округа поднимается за самозванца, и 1 января 1774 года сдал свой «транжемент» Канзафару Усаеву. Вскоре в крепость въехал Салават, посланный Пугачёвым под Кунгур. Атаманом Красноуфимской крепости Салават назначил местного казака Матвея Чигвинцева.
Когда через месяц разбитые мятежники бежали от Кунгура, Матвей остался один на один с правительственными войсками. В гарнизоне Чигвинцева оказались шпионы: по ночам, заткнув окошко избы зипуном, вахмистр Савинов писал донесения о делах Красноуфимска, а дьяк Пинов под рясой тайком уносил их в Кунгур майору Папаве. Бравый майор собирался в поход на Красноуфимск. Чигвинцев, едва узнал об этом, сразу послал гонца к Салавату: выручай, брат, идёт на нас «кунгурская сила». Салават вскочил в седло и повёл своих башкир спасать Красноуфимск.
Мятежники расставили по бастионам крепости пушки и приготовились к обороне. От Кунгура мела густая метель. Из метели вышли солдаты майора Гагрина и майора Папавы. По доносам вахмистра Савинова майоры знали, что в Красноуфимске с порохом туго. Канониры майоров вызвали крепость на дуэль, и пылкий Салават приказал палить во всю прыть. Когда крепость отгавкала и замолчала, из снегов встали солдаты и пошли на приступ, стреляя из ружей. Башкиры помахали с куртин бесполезными саблями, в досаде прыгнули в сёдла и умчались в лесостепи за реку Уфу.
Майоры заняли «транжемент» и взяли в плен атамана Матвея Чигвинцева. Из Красноуфимска Гагрин пошёл на Чусовую отгонять от Екатеринбурга войско Белобородова, а Папава вернулся в Кунгур и там повесил атамана. В Красноуфимск, оставленный войсками, ночью влетели башкиры, стащили с печи дьяка Пинова и расстреляли на дворе.
Салават жаждал подвига: лихого, быстрого, безусловного. С реки Уфы сквозь снежные леса он поскакал на Каму, чтобы напасть на богатое дворцовое село Сарапул. Но с околицы села затрещали ружья карабинеров Архангельского полка, оборонявшего город. Салават отступил и вернулся к Сарапулу через неделю, но теперь навстречу башкирам выехали изюмские гусары. Салават плюнул и поворотил обратно на Красноуфимск.
Крепость безвольно открывала ворота всем, кто хотел войти, – открыла и Салавату. Новым атаманом Салават назначил Карпа Чигвинцева, брата казнённого атамана. Из Кунгура тотчас выдвинулся отряд Папавы. Солдаты дошагали до речки Зюрзи и принялись строить ледяные редуты. К ним навстречу уже летел Салават. Он ещё не научился воевать рассудком, а не саблей. 14 марта конница башкир набросилась на редуты у Зюрзи и увязла в рыхлых снегах. Папава безжалостно отхлестал конницу картечью. Майор сражался как по учебнику, и ярость Салавата, столкнувшись с жестокими законами «науки побеждать», рассыпалась на трескучие искры.
Караульная изба Красноуфимской крепости, которая видела Салавата и Пугачёва
Салават откатился и не сумел зацепиться за бастионы Красноуфимска: его унесло в деревню Бугалыш. Но через три дня в Бугалыш неотвратимо примаршировали солдаты Папавы. Они пролезли в деревню, как муравьи в щели, и язвили башкир: стреляли из окон домов, разили длинными штыками из-за углов, прожигали улочки картечью. С потрясённого Бугалыша свалились шапки крыш. Конные башкиры вертелись в тесноте проулков, затаптывая собак, и наконец поскакали прочь из разгромленной деревни.
Папава доставил в Кунгур Карпа Чигвинцева и повесил там же, где и его брата Матвея. Получилось, что майор Папава спас город уже во второй раз. А вскоре он спасёт Кунгур и в третий раз, когда на той же речке Зюрзе под Титечной горой своротит с пути самого Пугачёва.
Салават же вернулся к отцу в деревню Текеево без всяких побед. Но горький опыт ещё научит Салавата: желанный подвиг – это не громкая победа над врагами, а личное непокорство, которое становится судьбой.
Заводчик Иван Твёрдышев гордился своим умением поладить с башкирами так, чтобы «безпокойства не отрыгнуло». В войлочных юртах он сидел на кошме вместе с суровыми тарханами и пил айран из медных пиал. Башкиры были рады цене, которую давали компанейщики, выкупая их землю, и не догадывались, что получали гроши. В этих лесных горах башкиры занимались только сбором мёда, выращивая пчелу бурзянку, и Твёрдышев благоразумно обязал своих лесорубов не трогать деревьев с бортями. Кроме того, русские платили башкирам за извоз.
Недовольным оказался один лишь Юлай Азналин. В возрасте Салавата он воевал на стороне Батырши, потом принёс покаяние властям и был прощён. Его, богатого человека, избрали старшиной Шайтан-Кудейской волости. В 1760 году он продал компанейщикам речку Сим, горную и многоголосую. На речке вырос горный завод.
Игнатиевская пещера на речке Сим
Слава речки Сим покатится по России в конце XIX века. В 1883 году жители Симского завода, как обычно, принесут хлеб тихому отшельнику Игнатию, который 25 лет обитал в пещере на берегу речки, и увидят, что Игнатий упокоился. Его тело погребут в гроте, заложив камнями, а в полуистлевших бумагах, что хранил отшельник, прочитают: Игнатий – это Великий князь Константин, брат государей Александра I и Николая I. Так в Симе аукнется легенда о Фёдоре Кузьмиче.
Забытая история отшельника Игнатия воскреснет в 1980 году, когда в его пещере археологи найдут рисунки первобытных людей. Интерес к подземной галерее снова поставит вопрос: кем же был этот Игнатий? Самозванцем, как Пугачёв?..
А Юлай Азналин догадался, что с речкой Сим его объегорили. Он подал на компанейщиков в суд, и через много лет волокиты суд признал победителями компанейщиков. Юлаю осталась только месть. В пугачёвщину ему было 44 года.
Пока Салават дерзал под Кунгуром, угрюмый Юлай собрал войско и властно занял завод Сим. Надменные конные башкиры неторопливым шагом проехали по плотине мимо громад доменных печей, и жители Сима поняли: стоит им дёрнуться – и башкиры вырежут их, как во времена Орды.
Со всех окрестных заводов мастеровые, которые не хотели покоряться башкирам, сбежались на Катав-Ивановский завод. Завод занял оборону. А на Усть-Катавском и Юрюзанском заводах уже хозяйничал разбойник Сидор Башин, который признал над собой власть Юлая и Пугачёва.
В начале мая 1774 года в вотчины Юлая вторгся деташемент Михельсона. Михельсон прорывался из Уфы на восток, где в Белорецком заводе засел Пугачёв. Перед Симом Юлай выставил против деташемента заслон из трёх тысяч конницы с 8 пушками. Заслоном командовал Салават. Звезда Салавата притягивала лучших из врагов, решительных и быстрых, – майора Папаву и подполковника Михельсона. Михельсон без раздумий направил деташемент на башкир. «Не уважая нашу атаку, прямо пошли нам навстречу», – записал Михельсон о врагах. Два войска сшиблись на лугу, усыпанном подснежниками, и башкирская конница разлетелась на осколки.
