Сурков долго просчитывал, как президент должен себя вести, чтобы соблюсти все правила игры и переизбраться на второй срок. Было очевидно, что никакой предварительной договоренности между Путиным и Медведевым в 2007 году, когда они менялись местами, не было: «Посмотрим по ситуации, свои люди, разберемся». Теперь настало время смоделировать ситуацию такой, чтобы Путину было легко и приятно вновь уступить Медведеву президентство. Во-первых, он должен быть популярным. Во-вторых, он должен быть эффективным — надо продемонстрировать национальному лидеру, что Медведев лучше разбирается в современных реалиях, он лучше адаптировался к новому миру.
По всему миру начиналась революция 2.0, оппозиционеры свергали режимы при помощи фейсбука и твиттера. Значит, более эффективен тот лидер, который умеет использовать энергию соцсетей себе во благо, который может управлять этими массами, станет для них своим. Медведев — со всеми признаками московского хипстера — подходил под описание. У него были и фейсбук, и твиттер, и инстаграм, он даже постил туда фотографии котиков, заодно демонстрируя Путину, что он эффективный и современный менеджер, держит руку на пульсе событий, не допустит в стране никакой твиттер-революции.
Набрать миллион подписчиков и фолловеров оказалось нетрудно — на этом поле у Медведева не было никакой конкуренции. А с созданием партии требовалась аккуратность. С одной стороны, нужно было не напугать единороссов и окружение Путина, объяснив им, что все делается для их же блага, с другой стороны — мягко оттеснить их на периферию.
Наконец, для того чтобы выдвинуться на второй срок, Медведеву нужно было иметь мощную группу сторонников, поддержку электората и наглядные доказательства того, что он контролирует ситуацию.
Планы Суркова неожиданно натолкнулись на препятствие, которого никто из них не ожидал. Их клиент, Медведев, продолжал гнуть свою линию, создавая имидж либерального и современного западного лидера. Он вроде как подружился с Бараком Обамой и очень старался стать «русским Обамой» — образцовым стильным молодым лидером.
В марте 2011 года молодым лидерам предстояло договориться о действиях в Ливии. Медведев и Обама испытывали к происходящему там примерно одинаковые чувства. С одной стороны, им был глубоко неприятен ливийский режим и еще более отвратителен Муаммар Каддафи. Каждый из них по разу виделся с ним и испытал одновременное чувство неловкости и униженности — Каддафи вел себя как давно потерявший связь с реальностью сумасшедший. Его стыдился даже собственный сын Сейф-уль-Ислам, светский юноша, который был завсегдатаем модных московских ночных клубов, любил гулять с русскими олигархами и крутить романы с российскими светскими барышнями и всякий раз в ужасе и отчаянии рассказывал об отце, помешанном на своем традиционном бедуинском шатре.
С другой стороны, неменьшую неприязнь и Медведев, и Обама испытывали к Николя Саркози, главному зачинщику антиливийской коалиции. Все знали, что французский президент брал у Каддафи деньги на избирательную кампанию. Но этот факт почему-то подстегивал Саркози, он старался продемонстрировать всему миру, что никак от Каддафи не зависит, и торопился с бомбардировками Ливии. Помогать Саркози Медведеву совершенно не хотелось — особенно учитывая неприятные воспоминания о том, как они совместно урегулировали грузино-осетинский конфликт в 2008 году. Однако вставать на сторону Каддафи было еще более некрасиво. В итоге Медведев и Обама договорились, что не будут мешать Саркози, а позволят ему столкнуть Каддафи.
Был ли этот ливийский вопрос важен для Медведева — конечно, нет. Куда больше он был увлечен выстраиванием своего имиджа внутри страны. Он тщательно выверял слова, произносимые публично, свой «лук», количество упоминаний в новостях федеральных телеканалов и отзывы в соцсетях. Кому нужен старый, выживший из ума ливийский диктатор? Обсуждая перспективы ливийской операции, он бегло просмотрел бумаги о российско-ливийском сотрудничестве и убедился, что все правильно: Каддафи традиционно не платит долги, клянчит новое оружие в кредит и не заключает выгодных договоров. Единственный существенный контракт — с «Российскими железными дорогами». Их руководитель Владимир Якунин всегда Медведева раздражал, поэтому пожертвовать им президент совершенно не постеснялся. Он раздраженно выкинул мидовские справки, в которых унылые советские дипломаты настойчиво советовали наложить вето на резолюцию по обеспечению бесполетной зоны над Ливией при голосовании в Совбезе ООН. Россия воздержалась.
О том, что не все в порядке, он узнал фактически из телевизионных новостей. По ливийскому вопросу выступил Путин.
Это было странно. Путин обычно не высказывался по поводу внешней политики — он демонстративно изображал соблюдение конституционных норм, согласно которым внешней политикой занимается только глава государства. Но тут, посещая ракетный завод в Воткинске, Путин в ярости назвал резолюцию «средневековым призывом к крестовому походу». А затем прямо в телеэфире прочитал настоящую нотацию президенту Медведеву: «Меня беспокоит даже не сам факт вооруженного вмешательства, вооруженных конфликтов много, они всегда происходили и, наверное, к сожалению, еще долго будут… Но беспокоит та легкость, с которой принимаются решения по применению силы в международных делах сегодня».
Медведев поначалу был в ужасе — он действительно совершил промах, поскольку не посоветовался с Путиным. Но публичная выволочка, которую устроил ему премьер-министр, была непростительным унижением, и на это следовало ответить. Главный вопрос заключался в том, позвонить Путину по телефону или отреагировать публично. Но, начитавшись насмешек над собой в соцсетях, президент решил, что не будет звонить Путину и, извиняясь, спрашивать, что случилось, — ведь не позвонил же ему сам Путин, прежде чем устроить выволочку в прямом эфире.
Осмотрев свой график, Медведев решил, что сделает ответное заявление в тот же день — во время посещения базы ОМОН. «Ни в коем случае недопустимо использовать выражения, которые, по сути, ведут к столкновению цивилизаций. Типа “крестовых походов” и т. д. Это неприемлемо. В противном случае все может закончиться гораздо хуже, чем даже происходит. Об этом должны помнить все», — назидательно заявил под камеры он.
Руководители государственных каналов были в ужасе. Что показывать? Можно ли объявлять во всеуслышание, что в тандеме раскол и два первых лица поругались из-за Ливии? Телевизионные начальники бросились обзванивать пресс-секретарей премьера и президента. После недолгого раздумья последовал ответ из канцелярии Путина: за внешнюю политику в государстве отвечает президент, поэтому только его точка зрения должна быть отражена в выпусках новостей государственных телеканалов. О высказывании премьер-министра Путина следует забыть.
И только здесь опытные аппаратные игроки в стане Медведева поняли, какую серьезную ошибку допустили. Путин демонстративно признал поражение и отступил — это значит, что он не забудет этой публичной перепалки.
Публичное выяснение отношений между президентом и премьером стало беспрецедентным скандалом. Отношения между Кремлем и Белым домом еще с 2008 года были натянутыми: сотрудники их аппаратов были на ножах, а глава администрации президента Сергей Нарышкин и глава аппарата правительства Сергей Собянин не разговаривали друг с другом. Но сами Путин и Медведев никогда публично не демонстрировали какой-либо неприязни.
В первые годы президентства Медведева у них хватало времени на то, чтобы регулярно встречаться и обсуждать все возможные вопросы. Но потом графики обоих первых лиц становились все плотнее, а не разговаривающие друг с другом руководители аппаратов не могли согласовать их, чтобы президент и премьер имели возможность регулярно встречаться. В итоге к 2011 году Путин и Медведев едва ли виделись раз в месяц. После ливийского скандала советникам стало очевидно, что президент и премьер должны чаще встречаться — иначе это плохо кончится.
Напряжение росло. Между двумя лагерями стали ходить парламентеры, советовавшие президенту и премьеру, что им надо чаще видеться, чтобы избежать недопонимания и уберечь свои команды от перегибов и неосторожных действий. В ходе одного из таких разговоров Путин сказал: «Ничего, все будет в порядке. Вот мы доживем до сентября, сделаем то, что должны будем сделать, и всем станет полегче».
К концу марта 2011 года скромный блог дочери президента Ельцина превратился в масштабный исторический проект «20 лет назад». Изо дня в день Татьяна Юмашева публиковала реконструкции того, как разваливался Советский Союз и как ему на смену приходила демократическая Россия. Никаких явных аналогий Юмашева не проводила. Но главная мысль, конец авторитаризма — триумф либеральной идеи, сквозила в каждом слове. И символом демократии, конечно, был ее отец, Борис Ельцин. Всем было понятно, что столь масштабный труд невозможно выполнять самостоятельно, что блог Татьяны Юмашевой ведет огромная команда историков и журналистов.
