Все члены русской общины в Далласе отмечали экстравагантные манеры Де Мореншильда. Он мог появиться в церкви в шортах, любил рассказывать при дамах непристойные истории. Многие инстинктивно сторонились его. Он любил быть в центре внимания, говорил громко и авторитетно. Его русский язык был безупречен. Новые эмигранты знают, что такой язык не сохраняется у русских детей, увезенных с родины в двенадцатилетнем возрасте. Некоторые считали, что и его дружба с Освальдами — просто очередная экстравагантность, причуда.
Вот как описывает эти отношения зять Де Мореншильда, Гари Тэйлор:
«Я думаю, они были гораздо ближе друг другу, чем казалось. Иначе Де Мореншильды не занимались бы так активно их благоустройством… Влияние их /на Освальдов/ было очень заметным. Мне кажется, что именно Де Мореншильд посоветовал им переехать в Даллас /из Форт-Ворта/, да и много других вещей делалось по его предложениям — например, где искать работу. Ли кидался исполнять любой совет Де Мореншильда — когда отправляться спать, где поселяться, с кем оставлять Марину /и ребенка/, пока он сам ночевал в дешевом мотеле.»
Видимо, не без влияния Де Мореншильда Освальд начал искать работу, связанную с фотографией. В октябре 1962 года он был принят в большую далласскую фирму Джаггар-Чилс-Стовал. Фирма эта готовила, главным образом, набор, фотографии и рекламу для разных газет и журналов. Но был у нее и контракт с картографическим отделом Военного министерства на набор названий городов для карт, выполнявшихся по данным разведывательных самолетов. Считалось, что эта работа должна была выполняться секретным отделом фирмы, но на деле никакого секретного или хотя бы закрытого помещения в фирме не было. Любой работник имел доступ в комнату, где набирались длинные списки названий русских, китайских, кубинских городов. В том числе, и бывший перебежчик Ли Харви Освальд, заявлявший всего лишь за три года до этого, что он отказывается от американского гражданства и при случае убьет любого американца (даже родного брата), если тот станет защищать американское правительство.
Работая в фирме, Освальд постепенно овладел различными приемами фотографических операций. Вскоре он использовал полученные навыки для того, чтобы изготовить себе поддельные документы на имя А. Хидель, а также водительские права на имя О. X. Ли. В январе 1963 года он воспользовался именем Хидель, чтобы купить по почте карабин манлихер-каркано с оптическим прицелом. По распоряжению Освальда, Марина сфотографировала его во дворе в полном вооружении. На одной из сделанных фотографий сохранилась надпись — «Готов на все». На другой: «Джорджу, от Ли Харви Освальда, 5 апреля 1963 года». На этой последней кто-то приписал внизу по-русски: «Охотник за фашистами — ха-ха-ха».
Джордж Де Мореншильд многократно пытался пристраивать Марину с ребенком на постой к кому-нибудь из добросердечных друзей. Одна из таких попыток заслуживает особого внимания.
Поместье, куда Де Мореншильды привезли Марину с ребенком в начале октября 1962 года, находилось в дачном пригороде Далласа. Сам Де Мореншильд познакомился с хозяйкой дома, миссис Брутон, всего за несколько месяцев до этого представившись другом бывшего владельца. («Проезжал мимо, нахлынули сентиментальные воспоминания, решил заехать взглянуть, как теперь здесь все выглядит…») Он даже рассказал, как помогал строить плавательный бассейн. Хозяйка любезно показала ему переделки в доме, пригласила навещать и пользоваться бассейном. В один из таких визитов Де Мореншильды и привезли Марину Освальд.
Хозяйка была тронута судьбой молодой русской красивицы. Де Мореншильды рассказали ей, что муж, привезший ее в Америку, обращался с ней жестоко, пренебрегал ею, а сейчас и вовсе бросил одну, без средств к существованию, без языка, без крыши над головой. Не согласилась бы миссис Брутон поселить бедную женщину на время у себя? У них, у Де Мореншильдов, где она временно живет, слишком мало места.
Вся эта драматическая история была далека от правды. Де Мореншильды в то самое утро заезжали за Мариной на ту квартиру, где она жила с Освальдом. Они прекрасно знали, что, несмотря на ссоры, ни о каком разрыве еще не было и речи. В довершение всего сам Освальд вдруг появился у ворот дома Брутонов, присоединился к компании, и Марина не проявила никакой враждебности к нему. Зато Де Мореншильды были явно возмущены его неожиданным появлением и разочарованы. Затея лопнула.
Но в чем же она заключалась? Если бы они, действительно, хотели найти приют для Марины, почему нужно было обращаться к малознакомой женщине, никогда с Мариной не встречавшейся и не говорившей по-русски? И зачем вообще Де Мореншильду понадобилось втираться в дом Брутонов? Не связано ли это каким-то образом с тем фактом, что мистер Брутон (который в те дни был в отъезде) являлся адмиралом в отставке и вплоть до 1960 года возглавлял отдел связи военно-морского министерства и участвовал в разработке глобальной системы контроля за перемещением всех подводных лодок, надводных кораблей и ракет? (Примечательно, что и предыдущий владелец дома, с которым Де Мореншильд был знаком, в прошлом служил в разведке военно-воздушных сил.)
В начале апреля 1963 года Освальда уволили с работы в фотонаборной фирме. В эти дни он часто исчезал из дома, захватив с собой ружье. Марине говорил, что ездит практиковаться в стрельбе. Однажды вернулся без ружья и сказал, что зарыл его в надежном месте. В среду, 10 апреля, он ушел на целый день. Марина не находила себе места от беспокойства. Было уже совсем поздно, когда, зайдя в его комнату, она обнаружила записку, написанную по-русски:
1. Эта key /ключ/ почтовый ящику почтам главный, находится городу, на улице Ervay тот же улице где апека где ты вседа стаяла. 4 блоков от апека на эту улицу к почтаму там найдешь наш ящику. Я платил за ящику прошем месяце так ты не переживаеш об этом.
2. Посылай посольстве информатии что со мной случились и тоже от резай из газета, /если в газета что-нивидь о мне пишет/ Я думаю что посольстве быстрее тебе поможит кодда знаю все.
3. Я платил за дом на 2-ой число так не переживаешь об эта
4. За води и газ тоже платил недавно.
5. возможно что денги с работу будет, они посылают нашу ящику на почтам пойдешь банк и по-менят шеск на деньги
6. Мои одежда. . ты можишь выбросить или отдат не сохраняй их но мой бумаги личны (воениа, заводской и т. д.) я предпочитаю ты дериш.
7. Некоторый мой документы находятся в синей маленкий чемодане.
8. Аддрессавая книга на мои столе кабинету исли тебе нада
9. Тут ест у нас друзей и Красный Крест тоже тебе поможят. (Red Cross по-английски)
10. Я оставил тебе деньги как много так я мог. 60 д. на 2-ой число, и ты и Джун можит жит на 10 д. недели еще 2 месяты.
11. если я жив и взят мне плеником, городской тюрмы находится на конце тот мост через который ты вседа ежалили, когда ехала в городу (самая начала городу через мост)
Освальд появился только в половине двенадцатого — задыхающийся, бледный, в поту.
— Я стрелял в генерала Уокера, — сказал он.
Генерал Уокер к 1963 году стал признанным лидером ультра-консерваторов Далласа. За пропаганду крайне правых идей в армии его вынудили подать в отставку. В Далласе он возглавил общество имени Джона Берча. За слишком активное участие в демонстрации против приема негра в университет штата Миссисипи он был заключен в тюрьму, послан на психиатрическое обследование, затем выпущен под залог в 50 тысяч долларов. Для Освальда он был символом «фашизации» Америки. И Де Мореншильд, и его приятель Шмидт признали впоследствии, что, возможно, своими комментариями они «невольно» разжигали в Освальде ненависть к Уокеру.
Пуля Освальда, пробив окно, прошла в дюйме от головы генерала и ударила в стену. Следствие не сумело обнаружить покушавшегося. Однако, когда три дня спустя после покушения Де Мореншильды нанесли визит Освальдам, первыми словами Де Мореншильда были:
«Эй, Ли, как же вышло, что ты промазал?»
Впоследствии Де Мореншильд заявил, что он сказал эту фразу наобум, связав два известных ему факта: что у Освальда было ружье с оптическим прицелом и что он ненавидел генерала Уокера. Трудно сказать, что двигало им на самом деле. Хотел ли он выразить таким образом недовольство самоуправством Освальда и показать, что в случае чего не побоится выдать его властям? Или просто он не смог в очередной раз удержаться от экстравагантной и эффектной выходки и наслаждался испугом на лицах Освальда и Марины?
Уокер был не единственным политиком, вызывавшим ненависть Освальда. Ричард Никсон в те дни призывал к более жесткой политике в отношении Кубы. Марина Освальд уверяла, что ее муж однажды повесил на пояс револьвер, спрятал его под пиджаком и собрался «пойти взглянуть» на приехавшего в Даллас Никсона, но она не пустила его, заперев в ванной. Правда, Комиссия Уоррена, обычно принимавшая на веру слова Марины, тут выразила недоверие: во-первых, резонно заявил один из членов, на дверях ванной не бывает запоров, которые можно запереть снаружи, а во-вторых, Никсон не приезжал в Даллас в те дни. Однако нет сомнения в том, что кубинские дела Освальд принимал очень близко к сердцу.
