Короткая память - Александр Борисович Борин

как увлекательно и необыкновенно вел он занятия, и только ранняя, безвременная кончина помешала раскрыться всем его редким дарованиям, расцвести недюжинному его таланту, сделаться одним из самых крупных специалистов в своей области.

Сенин слушал это и думал о том, что будь сейчас Витя Тарасов жив, он бы такой неправды ни за что не потерпел. Перебил бы, вмешался, обязательно навел порядок и справедливость. И от этой мысли Григорию Матвеевичу хотелось криком кричать.

А Кира Скворцова, поддерживая еле стоящую на ногах Таню и сама с трудом держась на ногах, увидела среди людей, провожавших в последний путь Витю Тарасова, своего клиента Ивана Ивановича Пузикова. И подумала: «Что-то ведь я собиралась ему сказать... Что-то обязательно должна была ему сказать...»

Был теплый летний вечер.

На пустыре возле строящегося дома мальчишки играли в футбол.

Взрослый парень лет двадцати пяти, в очках, долговязый, вместе с мальчишками носился по полю.

К стройке подъехала черная «Волга». Из нее вышли двое: мужчина начальственного вида и женщина средних лет в строгом темном костюме.

У пустыря, на котором шла игра, они остановились.

— Вера Игнатьевна, — сказал мужчина, — ты бы воздействовала на своего сына...

Женщина ничего не ответила. Молча наблюдала она за игрой.

— ...Объяснила бы ему, что пора уже выйти из пионерского возраста, — продолжал мужчина. — Вчера пригласил я твоего футболиста, — он показал рукой на долговязого. — Говорю ему: «Есть предложение назначить вас заместителем главного металлурга. Согласны?» Отвечает: «Спасибо, не согласен». «А отчего же, говорю, если не секрет?» «А оттого, объясняет, что карьера меня не прельщает». «А я, говорю, не карьеру тебе предлагаю, карьеру еще ох как заслужить надо. Я тебе настоящее дело предлагаю, серьезную работу...» Смеется! — сказал мужчина. — Представляешь?.. Что это, глупость или всего-навсего позднее развитие?

Долговязый в очках, ведя мяч, пробежал совсем близко от них.

— Ни то ни другое, — ответила та, которую звали Верой Игнатьевной. — Это — философия.

— Какая еще философия?

— Особая, — сказала Вера Игнатьевна. — «Я у вас, мол, ничего не прошу, но и вы от меня ничего не требуйте». Вот так.

* * *

Василий Егорович Антипов, мужчина неопределенного возраста, в летнем кургузом пиджачке, в мятых, поношенных брюках и тяжелых, не по сезону, башмаках фабрики «Скороход», стоял на вокзальном перроне в толпе встречающих.

Подошел поезд.

Антипов бросился к вагону, но пройти внутрь он не смог, мешали выходящие из вагона люди.

Антипов засуетился, попытался было как-нибудь протиснуться, но его остановила проводница.

— Папаша, — укоризненно сказала она. — Ну куда же вы лезете? Глаз, что ли, нету?

— У них вещи, — объяснил он. — Сами не справятся...

— У всех вещи, — сказала проводница. — Значит, по головам надо ходить?

И тут в тамбуре вагона показалась молодая красивая женщина и с ней мальчик лет восьми.

— Иришенька! — закричал Антипов. — Я здесь, я сейчас!..

...Среди чемоданов, баулов, сумок стояли они на перроне, и женщина, улыбаясь, сказала Антипову:

— Ну, здравствуй, папа. Позвал — вот мы и приехали. Мало было у тебя своих забот?

— И очень хорошо, — закивал головой Антипов. — Я очень, очень рад.

...В малогабаритной однокомнатной квартире Антипова все было приготовлено к приезду гостей. Стол на кухне украшала коробка конфет, зефир в шоколаде. Ваза с яблоками стояла. И еще лежал кулек овсяного печенья из ближайшей булочной.

Ирина Васильевна критическим взглядом окинула этот стол, нехитрую мебель в квартире, будущее свое жилище.

— Я — на улицу, — сказал мальчик.

Отец и дочь остались вдвоем.

— Значит, так, — сказала она. — С мужем я порвала. Окончательно. И давай сразу же договоримся: никаких разговоров на эту тему у нас с тобой не будет.

— Конечно, Иришенька, — пообещал Антипов. — Как хочешь.

— Ничего, отец, не пропадем, — сказала она.

— Конечно, не пропадем, — подтвердил Антипов.

Ирина Васильевна занялась хозяйством. Поставила чайник на плиту. Из холодильника вынула сыр, связку сосисок.

— Скажи, — вдруг спросила она, — У вас в «Горэнерго» такой Руднев работает?

— Олег Сергеевич? Ну а как же, наш главный инженер. Ты его знаешь?

— Когда-то знала.

— Так я же с ним о тебе разговаривал, — сообщил Антипов.

— С ним? — она живо обернулась к отцу.

— Ну да, насчет твоей работы.

— Ну а он?

— Обещал. Сказал: «Из уважения к вам, Василий Егорович...»

— Из уважения к тебе? — Она громко рассмеялась.

— Ты чего? — не понял он.

— Ничего, папа, — сказала она. — Олег Сергеевич Руднев должен был стать твоим зятем. Все уже решено было.

— Как моим зятем? — опешил он. — Когда?

— В Москве, в студенческие годы. Любовь у нас с ним была. Сильная.

— А потом?

— А потом — суп с котом, — сказала Ирина Васильевна. — Мне, дуре, шлея под хвост попала. Влюбилась в пьяницу и проходимца. Институт — побоку и вся жизнь — тоже... Простить себе не могу...

* * *

В кабинете управляющего «Горэнерго» Георгия Андреевича Постникова заканчивалось совещание.

— ...К зиме теплотрассы должны быть в образцовом порядке, — говорил он. — А это значит: надлежащее состояние котельного хозяйства — раз. Укомплектование диспетчерских служб квалифицированными кадрами — два. Ремонтные работы — три...

В комнате было жарко. Монотонно гудел вентилятор. Когда лопасти его оборачивались к столу, бумаги, шурша, подымались, и Георгий Андреевич спешил придержать их ладонью.

— Вопросы есть? — спросил он.

— Есть, — сказала дама в зеленой блузке. — Вы дикарем или по путевке?

— По путевке.

— В Сочи?

— Какие Сочи, Мария Евграфовна, — Постников добродушно рассмеялся. — В Железноводск, водичку пить, — он удрученно погладил себя по животу. — Есть еще вопросы?

— В четверг на исполкоме наш квартирный вопрос, — напомнил кто-то. — Без