Тут он встряхнул головой, улыбнулся, повернулся к нам и сказал:
— Все вы чокнутые, парни. Вы ничем не лучше.
Поскольку у меня всегда возникают теплые родственные чувства к жертвам и их близким, мне подчас бывает особенно горько и трудно играть подобную роль. Но это необходимо, и после разговора со Спеком я наконец проник под его маску «крутого парня», понял, как работает его мозг и что подвигло его той ночью 1966 года на насилие и массовое убийство вместо заурядной кражи со взломом.
Когда я отправился в Аттику побеседовать с Дэвидом Берковицем, «Сыном Сэма», который убил шестерых юношей и девушек в автомобилях в Нью-Йорке, держа город в страхе с начала июля 1976 года, он придерживался своей опубликованной во всех газетах истории о дряхлой (трехтысячелетней!) собаке соседа, якобы толкнувшей его на преступления. Мне было многое известно о подробностях этого дела, я достаточно вник в метод преступника, чтобы прийти к выводу: убийства вовсе не были результатом столь запутанного бреда. Так я считал не потому, что не мог в это поверить, а потому, что уже многому научился, многое понял из предыдущих бесед, которые мы анализировали.
И потому, как только Берковиц завел свою песню о собаке, я остановил его:
— Хватит заливать, Дэвид. Псина тут ни при чем.
Рассмеявшись, он сразу признал мою правоту. Так открылся путь к сути его методологии, к тому, о чем я больше всего хотел услышать и из чего хотел извлечь урок. И мы многому научились. Берковиц, начавший свою антисоциальную карьеру в роли поджигателя, рассказал нам, как каждую ночь выезжал на охоту за жертвами, удовлетворявшими его требованиям. Если ему не удавалось их найти, как часто случалось, его тянуло к местам прежних преступлений, где он мастурбировал, вновь испытывая радость и удовлетворение, власть над жизнью и смертью других человеческих существ — те же чувства, которые Биттейкер и Норрис возрождали с помощью аудиозаписей, а Лейк и Эндж — с помощью собственноручно снятых фильмов.
Эд Кемпер — гигант ростом шесть футов девять дюймов, обладающий самым высоким коэффициентом интеллекта из всех убийц, с которыми мне доводилось встречаться. К счастью для меня и остальных, я столкнулся с ним в комнате для свиданий психиатрической больницы штата Калифорния в Вакавилле, где Кемпер отбывал многочисленные пожизненные заключения. Еще подростком он прошел курс лечения в психиатрической больнице после убийства своих бабушки и дедушки на их ферме в Северной Калифорнии. Став взрослым, в начале 70-х годов он терроризировал округу Университета Калифорнии в Санта-Круз, где обезглавил и расчленил трупы по меньшей мере шести однокашников, прежде чем набрался храбрости и зарезал родную мать Кларнелл, реальный предмет его затаенной злобы. Кемпер показался мне смышленым, чутким и не лишенным интуиции. В отличие от большинства убийц, он достаточно хорошо знал самого себя, чтобы понимать: его не следует выпускать на свободу. Он открыл нам ряд важных секретов о том, как работает мозг умного убийцы.
Он объяснил мне с проницательностью, редкой для насильника, что расчленял трупы не по какой-то сексуальной прихоти, а просто чтобы затруднить опознание и как можно глубже запутать следы. От других «экспертов» мы получили дополнительные осколки информации, овладев секретами, оказавшимися бесценными в разработке стратегии поимки НС. К примеру, расхожая истина о том, что убийцы возвращаются на место преступления, во многих случаях оказалась справедливой, хотя вовсе не по тем причинам, которые имели в виду мы. Действительно, убийцы, принадлежащие к определенному типу личности, при некоторых обстоятельствах терзаются угрызениями совести и возвращаются на место преступления или на могилу жертвы, чтобы вымолить прощение. Если нам кажется, что мы имеем дело с подобным НС, это помогает определить наши действия. Некоторые убийцы возвращаются по другим причинам — не потому, что преступление вызывает у них тягостные воспоминания, а потому, что вспоминать о нем им приятно. Знание об этом тоже помогает нам поймать их. Некоторые преступники вмешиваются непосредственно в ход расследования, чтобы быть в курсе дела, заговаривают с полицейскими или вызываются дать показания. Когда я занимался делом детоубийцы из Атланты в 1981 году, картина преступления убедила меня, что НС непременно свяжется с полицией и предложит помощь. Уэйн Уильямс был арестован после того, как бросил труп последней жертвы в реку Чаттахучи (как мы и предсказывали), и тогда мы узнали, что этот полицейский-любитель предложил следователям свои услуги, чтобы сфотографировать место преступления.
Другие преступники, с которыми мы беседовали, рассказывали, как приглашали с собой женщин в поездку в район преступления, а потом под каким-нибудь предлогом надолго покидали спутницу, чтобы взглянуть на место, где разделались с жертвой. Один убийца пооткровенничал, что иногда брал подружку в поездку в лес, а потом оставлял ее на короткое время, объясняя, что ему надо сходить в кустики. В это время он и возвращался туда, где бросил труп. Беседы в тюрьмах помогли нам увидеть и понять широкий спектр мотиваций и поведения серийных убийц и насильников. Но вместе с тем мы заметили поразительный «общий знаменатель». Большинство преступников происходили из распавшихся или неблагополучных семей. Обычно насильников порождает дурное обращение — физическое, сексуальное, эмоциональное или сочетание нескольких видов. Мы обнаружили, что еще в очень раннем возрасте такие люди приобретают то, что мы называем «убийственным треугольником», или «убийственной триадой». Он включает энурез — или ночное недержание мочи, поджоги и жестокость по отношению к детенышам животных или к детям. Очень часто мы находили у преступника наличие по меньшей мере двух из этих трех составляющих, если не все три. К моменту совершения первого серьезного преступления наш собеседник обычно достигал лет двадцати — двадцати пяти. Он отличался низкой самооценкой и обвинял в своих неудачах весь мир. Обычно у него уже имелся длинный «послужной список», хотя о нем не всегда было известно полиции. В этом списке могли значиться кражи со взломом, изнасилования или попытки изнасилования. Здесь же могло присутствовать и позорное увольнение из армии, поскольку у таких людей возникают проблемы с любым начальством. Они убеждены, что на протяжении всей жизни являются жертвами: ими манипулируют, над ними властвуют, их контролируют другие. Но в другой ситуации, подзаправленной фантазией, этот неполноценный, жалкий неудачник, по сути дела, ничтожество, способен сам манипулировать жертвой и властвовать над ней; контроль оказывается в его руках. Он сам определяет, чего хочет от жертвы. Только он может решить, останется ли его жертва в живых или умрет, а если умрет, то как именно. Последнее слово остается за ним, он наконец-то отыгрывается за свои прежние неудачи.
Понимание общих предпосылок играет чрезвычайно важную роль в определении мотивации серийного убийцы. Проведя много часов в обществе Чарльза Мэнсона в Сан-Квентине, мы пришли к выводу, что мотивом его подстрекательства своих последователей убить Шерон Тейт и ее подруг однажды ночью 1969 года в Лос-Анджелесе, а потом разделаться с Лено и Розмари Лабьянка послужила вовсе не апокалипсическая жажда крови из песни «Хелтер-скелтер», как считалось прежде. Незаконнорожденный сын шестнадцатилетней проститутки, выросший в семье фанатично религиозной тетки и дяди-садиста, а в десятилетнем возрасте ставший уличным мальчишкой, впоследствии то и дело попадавшим в тюрьму, Мэнсон жаждал славы, богатства, признания, как и все мы. Втайне он мечтал стать рок-звездой. Не сумев осуществить свою мечту, он удовлетворился ролью гуру и приятной прогулкой по жизни в компании подозрительных последователей, предоставлявших ему пищу, жилье и наркотики. Его «семья», состоящая из неудачников и отбросов среднего класса, представляла достаточно возможностей для манипулирования, властвования и контроля. Чтобы удерживать и привлекать этих людей, он проповедовал апокалипсис, неизбежную социальную и расовую войну, которую символизировала песня «Битлз» «Хелтер-скелтер» — из этой войны только один Мэнсон должен был выйти победителем.
Все шло гладко до 9 августа 1969 года, когда последователь и соперник Мэнсона, Чарльз Уотсон по прозвищу Текс, ворвался в Беверли-Хиллз в дом режиссера Романа Полански и его жены — кинозвезды Шерон Тейт, беременной на восьмом месяце. После зверского убийства пяти человек (самого Полански не было дома) Мэнсон понял, что должен снова взять власть в свои руки. Он сделал вид, что эти убийства были предсказаны в начале апокалипсиса, и повел своих приверженцев к очередному убийству, иначе он утратил бы авторитет, а власть перешла бы к Уотсону. На этом его приятная прогулка по жизни завершилась. В деле Мэнсона насилие произошло не в тот момент, когда он начал манипуляцию, доминирование и контроль, а когда стал понемногу терять власть.
