Как только Дэвид и я наконец отделались от журналистов, мы смогли обсудить произошедшее. Он сказал, что все девять часов сопротивлялся допросу, но признался, что ему было страшно.
Было очевидно, что он являлся целью агентов. Как только пассажиры его самолета сошли на землю, агенты попросили их предъявить свои паспорта. Посмотрев паспорт Дэвида, они задержали его в соответствии с Законом о противодействии терроризму и «с первой до последней секунды грозили тюрьмой» в случае, если он «откажется сотрудничать в полной мере». Они забрали всю технику, которая была у него с собой, в том числе мобильный телефон, содержащий персональные фотографии, контакты и переписку с друзьями, и, угрожая арестом, заставили его сказать пароль. «Я чувствовал, что они вторглись в мою личную жизнь, как будто они раздели меня догола», – сказал Дэвид.
Дэвид все размышлял о том, что в течение последнего десятилетия Соединенные Штаты и Великобритания делали под прикрытием борьбы с терроризмом. «Они похищают людей, арестовывают их без предъявления обвинений и не дают им адвоката, прячут их, отправляют в Гуантанамо, убивают их», – говорил Дэвид. Об этом не думает большинство граждан Америки или Великобритании. «Но на самом деле нет ничего страшнее, чем когда одно из этих правительств говорит, что ты – террорист, – сказал он мне. – Понимаешь, они могут сделать все, что угодно».
Споры о задержании Дэвида продолжались около недели. В течение нескольких дней его арест обсуждался в новостях, и население Бразилии было очень возмущено. Британских политиков попросили внести изменения в Закон о противодействии терроризму. Конечно, было приятно, что люди признали тот факт, что правительство Великобритания злоупотребляет властью. Закон действовал уже в течение многих лет, и мало кому до него было дело, поскольку в основном он использовался в отношении мусульман. Чтобы общественность обратила на него внимание, потребовался арест супруга известного белого западного журналиста. Так не должно было быть.
Оказалось, что британское правительство заранее обсуждало с Вашингтоном задержание Дэвида, что неудивительно. Когда пресс-секретаря Белого дома спросили об этом на пресс-конференции, он сказал: «Было предупреждение… так что мы знали, что, скорее всего, это произойдет». Белый дом отказался осудить задержание и признал, что он не предпринял никаких шагов, чтобы остановить или препятствовать действиям британских властей.
Большинство журналистов поняли, насколько опасен этот шаг. «Журналистика – это не терроризм», – заявила возмущенная Рэйчел Мэддоу в своей передаче на MSNBC. Но не все вокруг чувствовали то же самое. Джеффри Тубин в прямом эфире похвалил правительство Великобритании, приравняв Дэвида к «мулу, перевозящему наркотики». Тубин добавил, что Дэвид должен быть благодарен, что его не предали суду и не посадили в тюрьму.
Эта возможность казалась вполне правдоподобной, поскольку британское правительство объявило, что оно официально начало уголовное расследование дела Дэвида и документов, которые он перевозил. (Дэвид и сам инициировал иск против британских властей, утверждая, что содержание его под стражей было незаконным, поскольку его действия и он сам не имели ничего общего с единственной целью закона, согласно которому его задержали, – для расследования его причастности к терроризму.) Когда наиболее известные журналисты готовы приравнять важные статьи-расследования к такому же преступлению, как деятельность наркоторговцев, неудивительно, что власти ведут себя настолько бесцеремонно.
В 2005 году, незадолго до своей смерти, военный корреспондент освещавший войну во Вьетнаме, Дэвид Хэлберстам выступил перед студентами Колумбийской школы журналистики. Он сказал им, что больше всего в своей карьере гордится тем моментом, когда американские генералы во Вьетнаме угрожающе потребовали, чтобы редакторы New York Times отстранили его от освещения событий войны. По словам Хэлберстама, он, «публикуя пессимистические новости о войне, привел в ярость Вашингтон и Сайгон». Генералы считали его «врагом», поскольку он, помимо прочего, прервал их пресс-конференцию и обвинил их во лжи.
Для Хэлберстама тот факт, что он привел правительство в бешенство, был источником гордости, он видел в этом истинную цель и призвание журналиста. Он знал, что быть журналистом значит рисковать и противостоять правительству, а не принимать злоупотребления полномочиями и не потакать им.
Сегодня для многих репортеров правительственная награда за «ответственную» журналистику, предполагающая понимание того, что может быть сказано, а что нет, является знаком почета. А это значит, что мы забываем, что такое настоящая журналистика.
При нашем первом общении через Интернет Эдвард Сноуден сообщил мне, что он боится только одной вещи: что информацию, которую он раскрывает, встретят с апатией и равнодушием, а это будет означать, что он рисковал лишением свободы и разрушал свою жизнь просто так. Сказать, что его опасения не оправдались, означает не сказать ничего.
Действительно, последствия раскрытия Сноуденом секретной информации оказались намного сильнее и шире, чем мы смели надеяться. Опасности, которые таит в себе тотальная государственная слежка и секретность, привлекли внимание мировой общественности. Это вызвало первую глобальную дискуссию о ценности неприкосновенности частной жизни в цифровую эпоху и создало проблемы для установления правительством Америки контроля над Интернетом. По всему миру изменились взгляды людей на надежность заявлений, сделанных чиновниками США, и отношения между странами трансформировались. Коренным образом поменялись воззрения на роль журналистики в создании доверительного отношения к государственной власти. И в Соединенных Штатах представителями различных политических взглядов и идеологических убеждений была создана коалиция, которая настаивает на содержательной реформе законов, позволяющих государственную слежку.
В частности, один эпизод подчеркнул глубокие сдвиги, вызванные раскрытием секретной информации Сноуденом. Всего через несколько недель после моей первой статьи для Guardian, основанной на материалах Сноудена, в которой рассказывалось о массовом сборе данных, осуществляемом АНБ, два члена Конгресса вынесли на рассмотрение предложение о прекращении финансирования этой программы Агентства. Удивительно, что инициаторами этого предложения были Джон Конирс, представитель либеральной партии Детройта, переизбранный в Палату представителей в двенадцатый раз, и Джастин Амаш, представитель консерваторов и видный член движения Tea Party, переизбранный во второй раз. Трудно представить себе двух более различающихся взглядами членов Конгресса, объединившихся для того, чтобы бороться с внутренним шпионажем, осуществляемым АНБ. Их предложение сразу же нашло десятки сторонников среди чиновников, придерживающихся абсолютно разных политических воззрений, начиная от самых либеральных и заканчивая наиболее консервативными, также его поддержали все те, кто находился между ними, – а это очень редкое событие для Вашингтона.
Когда дело приблизилось к голосованию, дебаты транслировались по телевидению на C-SPAN. Я смотрел их, параллельно переписываясь в чате со Сноуденом, который наблюдал за происходящим из Москвы. Мы были поражены тем, что увидели. Я думаю, именно тогда он по-настоящему осознал, что ему удалось сделать. Чиновники вставали один за другим и гневно осуждали программу АНБ, поднимая на смех саму идею того, что для противодействия терроризму необходим сбор данных о звонках каждого отдельного американца. Безусловно, это был самый агрессивный выпад против Агентства национальной безопасности со времен атак 11 сентября.
До Сноудена было просто немыслимо, чтобы законопроект о сокращении финансирования крупной программы национальной безопасности получил хотя бы небольшое количество голосов. Но окончательный подсчет голосов по законопроекту Конирса – Амаша шокировал Вашингтон: он не прошел в результате крошечного разрыва – 205 против 217. Законопроект поддержали представители обеих партий, за его принятие проголосовали 111 демократов и 94 республиканца. Это нарушение традиционного хода событий и стремление держать АНБ под контролем были поразительны как для меня, так и для Сноудена. Правительство, заседающее в Вашингтоне, зависит от фанатичной приверженности своей партии, порожденной жестким политическим противостоянием. Но если паттерн «красные против синих» может быть разрушен, появляется надежда, что разработка политики государства действительно будет основываться на интересах граждан.
В течение нескольких следующих месяцев по всему миру публиковалось все больше и больше историй об АНБ. Многие эксперты говорили о том, что в скором времени общественность потеряет интерес к произошедшему. Но на самом деле внимание к дискуссии на тему слежки усилилось, причем не только внутри страны, но и на международной арене. События одной-единственной недели в декабре 2013 года – спустя более шести месяцев после выхода моей первой статьи в Guardian – свидетельствуют о том, насколько сильный отклик получило раскрытие секретной информации Сноуденом и в каком неприятном положении оказалось АНБ.
