Первая половина XX века – в определенном смысле история попыток вывести идеального человека с помощью биологии. Иначе говоря, сделать все человечество совершенно одинаковым. К счастью, эти попытки провалились.
Человечество добивается чего-то именно потому, что все люди разные. Если бы мы были одинаковыми, ничего бы не получилось, мы бы еще и с деревьев не слезли. Не бывает бесполезных, неполноценных и ненужных жизней. Многообразие совершенно необходимо и человечеству, и окружающему нас миру.
Но это станет очевидным позже. И не всем. А в Первую мировую в умы людей впрыснули немало яда. Ценность человеческой жизни упала.
Вчерашние крестьяне, перебравшиеся в город, не оценили преимуществ городской жизни. Не могли к ней приспособиться. Блага цивилизации им нравились. Но они все получили готовеньким. Им не хотелось принимать на себя обязательства, ощущать свою ответственность. Либеральную демократию они презирали. Одно – гарантии прав и свобод человека – казалось ненужным, другое – частная собственность, конкурентная экономика – просто вызывало ненависть.
Первая мировая расшатала основы государственного устройства. И недовольство масс, которые не могли адаптироваться к стремительному развитию мира, выплеснулось наружу. Не Первая мировая война породила революцию. Но она невероятно усилила чувства и настроения, которые давно ощущались. Это интересный пример того, что иногда развитие культуры предшествует изменениям в политике.
Бунтовали почти повсюду. В России и в Италии, а затем в Германии бунт против современной жизни удался. Самое ужасное порождение Первой мировой – фашизм. Это была реакция против современности, бунт всего архаичного против модернизации мира, которая воспринималась как декадентство, упадочничество, бездуховность, материализм. Демократия, конституция, либерализм, права и свободы – все это казалось чужим и чуждым, привезенным из-за границы, навязанным народу.
Неудачная война деморализует нацию. Немцы негодовали: два миллиона убиты, вдвое больше ранены или стали калеками. И все впустую? И мы во всем виноваты? И что же, мы теперь – народ второго сорта?
Когда осенью 1918 года заключили перемирие, казалось, вражда ушла в прошлое. Недавние враги жали друг другу руки, угощали сигаретами и обменивались головными уборами. Устроили символические похороны последнего снаряда – в уверенности, что больше войн в Европе не будет… Вскоре стало ясно, что многие ветераны Первой мировой не навоевались. Не смогли вернуться к нормальной жизни.
Русская армия была в основном крестьянской, и она рвалась назад, к земле, которую надо было обрабатывать. Немецкая армия была в большей степени городской. Вернувшись домой, вчерашние солдаты не нашли работы из-за того, что война погубила экономику, и пришли в бешенство.
Ненавоевавшиеся обиделись на весь мир. Думали о мести. Жаждали насилия. И были готовы принять фашизм – самое трагическое наследие Великой войны.
Ветераны бунтовали даже в Соединенных Штатах.
«Я столько времени жил среди ужасов и смертей, копался в грязи и крови, что у меня нет ни малейшего уважения к теориям, обещаниям, условностям, морали и принципам, – говорит герой «Саги о Форсайтах» Джона Голсуорси. – Иллюзии кончились. Никакая религия, никакая философия меня не удовлетворят… Я опасен».
В мае 1932 года 20 тысяч ветеранов Первой мировой вместе с семьями пришли в Вашингтон и потребовали от конгресса выдать обещанные им бонусы. 15 июня палата представителей приняла необходимый закон, но через два дня законопроект был провален сенатом. Ветераны не хотели расходиться. Они требовали, чтобы их принял президент Герберт Гувер. Он ответил отказом. Его убедили, что это коммунисты, и он распорядился разогнать их силой.
В полночь 28 июля 1932 года ветеранов атаковали кавалеристы в газовых масках и стальных шлемах, пять танков и пехота с примкнутыми штыками. Командовал операцией генерал Дуглас Макартур, которому помогали будущий герой Второй мировой Джордж Паттон и будущий президент Дуайт Эйзенхауэр. Ветеранов и их семьи разогнали газом и штыками, их лагерь сожгли.
Пробудились белые расисты. В 30-х годах ку-клукс-клан окреп. Появилось новое поколение ночных убийц. Лидеры Юга отстаивали свои привилегии. Сохранялась и сегрегация, и атмосфера, в которой публичное линчевание не наказывали и даже не осуждали. В 1933 году линчевали двадцать восемь темнокожих.
Президент Франклин Рузвельт отказывался даже говорить на эту тему. На пресс-конференциях в ответ на прямой вопрос корреспондентов отвечал: без комментариев. Но несколько случаев убийств толпой, которая еще и сминала пытавшуюся вмешаться местную полицию, заставили его назвать линчевание формой группового убийства. Но Рузвельт все равно не хотел ссориться с влиятельным Югом:
– Южане по принципу старшинства руководят важнейшими комитетами сената и палаты представителей. Если я представлю законопроект против суда Линча, они заблокируют законопроекты, необходимые для спасения Америки от краха.
А вот жена президента Элеонора Рузвельт откровенно высказывала свои взгляды. Она симпатизировала самым несчастным, нуждающимся, одиноким. Элеонора часто посещала женские тюрьмы. Однажды она ранним утром покинула Белый дом, не предупредив мужа, куда направляется. Когда Франклин Рузвельт осведомился, где первая леди, секретарь ответила:
– Она в тюрьме.
– Меня это не удивляет, – с присущим ему юмором заметил Рузвельт. – Но за что?
Элеонора Рузвельт была принципиальной противницей фашизма и сторонницей демократии. Государственный департамент США пожаловался ее мужу: «По мнению Государственного департамента, миссис Рузвельт следует воздерживаться от выступлений в международных радиопрограммах. За границей ее высказывания будут восприниматься как официальная позиция Соединенных Штатов».
Франклин Рузвельт зависел от голосов избирателей-немцев, от южан, которые поддерживали антисемитизм. Пока не началась Вторая мировая война, немалое число американцев считало, что Гитлер – единственный противовес коммунизму.
А в Германии поражение в Первой мировой, революция ноября 1918 года и создание республики были восприняты как позор, который можно смыть только кровью.
«Революцию 1918 года совершил негодный сброд во главе с отбросами интеллигенции, – возмущался Освальд Шпенглер. – За исключением нескольких дураков и выскочек, революция произвела на всех впечатление сумасшедшего дома».
Вину возложили на либералов, коммунистов как агентов России и евреев как агентов Запада. Нацисты обещали им отомстить. Адольф Гитлер скажет 30 января 1939 года, отмечая очередную годовщину прихода к власти:
– Евреи не смогут избежать наказания за то, что они сделали 9 ноября 1918 года. Час расплаты настал!
После Версальского мира националистические, антисемитские группы формировались по всей стране. Националистическая шизофрения, как яд, разрушала республику. Демократически настроенные силы оказались в меньшинстве. Чем дальше, тем больше прежняя жизнь в империи казалась прекрасной и заманчивой: цены были низкими, существовал порядок, столько не воровали! Националисты убеждали сограждан, что родину победил внутренний враг, объединившийся с врагом внешним.
Ультраправые националисты развязали в стране настоящий террор против тех, кто был связан с созданием демократической республики. Целью номер один стал министр финансов Маттиас Эрцбергер, который 11 ноября 1918 года подписал в Компьене перемирие с Антантой.
Оно было вынужденным. О перемирии просили германские генералы, чтобы избежать полного разгрома и плена. Потом, когда страх исчез, генералы перевалили ответственность на гражданских министров. Эрцбергер стал самым ненавидимым человеком для ультранационалистов. Его назвали предателем и 26 августа 1921 года убили.
Через год, 4 июня 1922 года, пытались убить президента страны Филиппа Шейдемана. Он был не таким уж большим демократом. Но именно он 9 ноября 1918 года, после бегства кайзера, провозгласил республику. Покушение на президента не удалось.
Тогда застрелили министра иностранных дел Вальтера Ратенау, заключившего 16 апреля 1922 года Рапалльский договор с Россией.
Каждое утро министр в открытом автомобиле отправлялся из своего дома на Кёнигс-аллее (в Грюневальде) на улицу правительственных учреждений Вильгельмштрассе, где находилось и его министерство. От охраны он упрямо отказывался. 24 июня 1922 года без десяти одиннадцать утра навстречу его автомобилю выехала машина с тремя молодыми людьми. Они девять раз выстрелили в министра из револьверов и еще бросили ручную гранату. Ратенау был убит на месте.
Узнав о теракте, Европа содрогнулась. Вальтер Ратенау на посту министра был свидетельством возвращения Германии, которая в 1914 году втянула мир в войну, к нормальной жизни. И для самой Германии он был символом новой жизни. Любили его или ненавидели, он оставался в центре внимания страны.
