Чукча, одетый в доспех с левым крылом.
Фото рубежа XIX―XX вв. Воспроизведено по: Богораз 1991: 97, рис. 84а
ВРЕМЕН ВОЙНЫ ВЕСТЬ [3]
Сказание приведено по изданию: Богораз 1900. № 131: 335―336. Текст записан В. Г. Богоразом от чукчи Ливана на урочище Аконайке в 1896 г. Сказание описывает обычные столкновения, перманентно происходившие между чукчами и русскими и их союзниками чуванцами во второй половине XVII — первой половине XVIII в.
По сию сторону реки Омваан[120] жили две семьи. Один богач с многими детьми, другой его двоюродный брат, у него единственный сын, многовещесонный. Покочевали на лето, пришли на берег реки, поставили шатры, стали делать летние оставки[121]. Парень — единственный сын, как пришел — лег, упал ничком и заснул. Отец смотрит — он спит. Что делать? Стал сам улаживать оставку. Кое-как сгрудил сани. Наконец к вечеру проснулся парень: «Гы, Гы, Гы! Довольно спать! Я проснулся!»[122] Смотрит на отца, тот лазит по куче саней: «Ты оставку строишь?» — «Ы!» — «Вы еще не убили оленей?» — «Нет! Ты ведь спишь!» — «Ух, заснул! Где стадо?» — «Как где? Надо угнать его на летнее пастбище!» — «Ух, не надо!» — «Движутся враги сзади — надо бежать». — «Как же мы будем? Куда же бежим, если летом мы пеши?» — «Хоть, по крайней мере, за реку!» — «Река широка, броду нет». — «Все-таки попробуем!» Ничего не сказали богатым, только сказали: «Мы покочуем». Те таращат глаза: «Или они обезумели, хотят погубить стадо!»
Скочевали в тот же день, стали на самом берегу. Из шатра сделали кожаное судно, сложили туда кладь, запрягли в судно двух самых сильных оленей, переплыли реку. Стадо перегнали сзади. На другом берегу в тайном месте остановились. Только поставили шатер, парень взял нож, стал подряд убивать стадо, перебил всех оленей, скоро кончил: мало оленей в стаде. Разложил туши кругом шатра, брюхо разрезал и меняло вывалил. О, собрались со всех сторон чайки, вороны, орлы; крик, клекот, плеск крыльев не дают спать в пологе.
На другой день вышел из полога старик, скоро вернулся, говорит: «Дым на другой стороне!» Скоро опять выйдя, вернулся, говорит: «Высокое пламя — соседний шатер горит. Пришли русские и чуванцы, перебили людей, зажгли жилище. Смотрят русские, глядят на эту сторону, не переправятся ли через реку. О, с другой стороны слышен шум и громкое хлопанье, будто хлопают панцири, сверкают стрелы». — «Как же перейдем? Худо! Тамошний народ не застанем врасплох. Узнали, должно быть, вооружились, стучат панцирями и копьями. Погонимся лучше за стадом!» Стадо разбрелось в разные стороны, собирали пять дней. На шестой день от обильной еды все чайки и вороны очеловечились. Полетели на запад, перелетели через реку, вдруг налетели на русских, не убивали никого, только угнали стадо через реку, сами тоже ушли. Говорят враги: «Что же делать? За реку брести незачем. По крайней мере, хоть пушнину взяли». Стали кричать через реку: «Прощай, прощай! Долго не придем к вам!»
ВРЕМЕН ВОЙНЫ ВЕСТЬ (4)
Сказание приведено по изданию: Богораз 1900. № 132: 336―338. Текст записан В. Г. Богоразом от чукчи Плаккыно в Анюйской крепости в 1897 г. Сказание описывает межплеменные войны кочевых чукчей и союзных им оседлых соплеменников против оседлых коряков. Подобные столкновения не были характерными, поскольку в течение большей части XVIII в. чукчи сражались с оленными коряками, а с оседлыми предпочитали торговать. Текст делится на две основные части: в первой идущие в поход на коряков едва не сталкиваются с оседлыми жителями, а во второй объединенный отряд воюет с врагами, которые, увидев угрозу отступления, отошли с поля боя. Чукчи, согласно «военному кодексу», дают врагам время на обустройство зашиты домов, а затем ведут штурм. Осажденные разобрали одну из полуземлянок и этим материалом укрепили вторую. Коряки вели активную стрельбу из верхней деревянной «воронки» дома. Однако оборона была безуспешна, чукчи ворвались в дом и перебили еще оставшихся в живых коряков.
Лявтылывалын собирает поход. Ушли на таньгов также Эленнут и Айнаыргын. По дороге нашли Живущих к востоку[123]. Большое озеро. Стали станом по обе стороны. Зима. Толстый лед. Прорубь среди озера. «Пойдите по воду!» — говорит Лявтылывалын молодым людям. Пошли по воду. Поперек проруби стоит Таве, расставив ноги. О, огромный человек, силач. «Вы зачем?» — «По воду». — «Не дам, не дам!» Вернулись назад. «Отчего же не набрали воды?» — кричит Эленнут. «Таве не дает! Теперь пойди сам!» «Стой, стой! Я пойду», — кричит Айнаыргын. Взял котел, спустился с угорья. Пошел к проруби: «Ступай прочь!» — «Карем, карем!»[124] Подошел вплотную, поставил котел, схватил Таве, опрокинул его вверх ногами, пробил его головой ледок в проруби и швырнул его прочь. Набрал котел и понес домой. «Го-го!» — схватились айваны за копья. «Стой, стой! — кричит Лявтылывалын. — Что за споры, если одно племя. Лучше пойдем, пусть на других покажем гнев! Как будет? Надо попробовать! Перестаньте!»[125]
Помирили их и пошли вместе на таньгов. Пришли к одному жительству, навстречу таньгинский строй. «Кто, кто первый начнет борьбу? Стойте, стойте! Пусть сперва выдвинутся вперед острые рожки». Таве на лыжах забегает справа, Эленнут слева. Посмотрели таньги по сторонам и отступили к домам. Два жилища, но большое собрание народа. Дома укреплены, как русская крепость. Стало вечереть. Люди ждут зари. Под вечер приезжает таньги некий старик. Оружия нет. «Гук, пришли?» — «Пришли». — «Кто?» «Лявтылывалын, Эленнут, Чымкыл, Айнаыргын, Таве!» «О, худо!» — заплакал старичок. «Когда?» — «На вашу волю. Если вы еше не готовы, снаряжайтесь! Мы станем ждать» — «Эгэй! Если так, в три дня будем готовы!»
Богатый воин кочевых оленных чукчей (сер. — втор. пол. XVIII в.).
Реконструкция. Рисунок А. В. Козленка.
Воин вооружен большим сложносоставным луком, стрелой с каменным наконечником, вставленным в костяную муфту, поясным ножом, копьем с оплеткой, воткнутым в землю, и полным комплектом железного защитного вооружения: пластинчатым шлемом с наушниками, наручем, поножей и ламеллярным доспехом с толстым кожаным нагрудником и двумя крыльями
Прошло три дня. Сильно укрепились таньги в доме, другой разобрали на материал, внутри выложили деревом. Сверху над дымовым отверстием другой дом[126]. В нем стоят лучшие стрелки и стреляют вниз на нападающих. «Ну, вы первые ведите осаду, — говорит Эленнут, — если пошли в передовых!» Стали осаждать — не могут, ибо среди стоящих вверху один очень злой: каждою стрелою убивает человека. Пришел Лявтылывалын. «А что?» — «Не могли!» — Бабы вы бессильные!» — говорит Лявтылывалын. «Я теперь! Вы только смотрите!» — «Как же, как же! Сам!» Таньгинские женщины внутри, услышав звук голоса Лявтылывалына у задней стены, поспешно сами убивают своих детей, девушки сами себя убивают; воины снаряжаются на последнюю битву. «Кто будет моим подмышечным помощником?»[127] «Я!» — кричит Эленнут. «Хорошо!» Стали плотно. Голова Эленнута у вождя около подмышек. Сколько ни стреляют, не могут убить, ибо быстро увертываются. Когда же подошли ближе, то Эленнут прекратил вражеское стреляние, ибо его стрелы посылались так часто, как снег, как капли мочи, и заполонили все места. Потом Лявтылывалын подскочил: «Я теперь попробую!» Выстрелил единожды, сбил совсем надстройку, разбил вход, разорвал связки дверей и ринулся внутрь. Через полчаса ни единого таньга уже нет — все перебиты. Стадо угнали с собой.
МАНЭ И МАНАКТОН
Перевод истории сделан мной по изданию: Bogoras 1910: 182―183. Текст записан В. Г. Богоразом от оленного чукчи Аэмулина в лагере вблизи среднего течения Анадыря в ноябре 1900 г. История о двух братьях относится к периоду военных действий с русскими в XVIII в. (в тексте однозначно сказано: «In war times»), в частности, до демонтажа Анадырского острога в 1764―1771 гг. Сюжет рассказа прост: один из двух братьев был взят в плен русскими и помещен в острог, тогда второй брат взял в плен русского начальника, желая обменять его на брата. Об испытаниях у русских также повествует это предание.
Слова, выделенные курсивом, добавлены мной для лучшего понимания текста, мною же произведена разбивка на абзацы.
Были два брата, Манэ и Манактон. В военное время Манактон был взят в плен русскими и посажен в темницу. Они кормили его и давали ему пить, но не позволяли раздеться для удовлетворения своих естественных потребностей. Поэтому его штаны стали наполняться экскрементами, и наконец он не мог более двигаться.
В это время большой русский начальник двигался вдоль берега на большом тяжелом судне. Он шел вверх по течению. Несколько молодцов шли по берегу, буксируя судно. Манэ скрывался за кустами и подстерегал их. Они подошли ближе. Они дедали большие усилия, потому что судно было тяжелым, и, естественно, они были безоружными, потому что все оружие лежало на судне. Когда они подошли совсем близко, Манэ выпрыгнул и напал на них. Он заколол всех их своим копьем. Они не сопротивлялись, потому что они очень устали от буксировки[128]. Когда все были убиты, Манэ схватил бечевку. Начальник остался один на судне, держа руль. Манэ дернул за бечевку: «Ты, там! Все оружие, что у тебя на судне, брось его в воду! В противном случае я вынужден буду отпустить бечевку!»[129] Начальник поднял винтовки и длинные ножи (сабли) и бросил их в воду. Манэ подтянул судно ближе к себе: «Почему ты посадил моего брата в темницу? Освободи его!» — «Хорошо! — сказал начальник. — Иди в Марково!»[130] Они двинулись. Манэ буксирует судно совсем один. Они пришли в Марково. Начальник сказал: «Освободить Манактона из тюрьмы!»
