На следующее утро во время завтрака Георгиу-Дежа с Хрущевым генерал Владимир Ефимович Семичастный, новоиспеченный председатель КГБ, передал советскому лидеру только что расшифрованную телеграмму, полученную руководством КГБ из Вашингтона. В ней говорилось, что Кеннеди отменил официальный визит в Бразилию и приказал ввести морскую «блокаду», непозволявшую восемнадцати советским транспортным кораблям, плывущим к Кубе, достигнуть порта назначения. Георгиу-Деж вспоминал, что, прочитав телеграмму, Хрущев весь побагровел. Он вопросительно посмотрел на Семичастного, а когда перепуганный генерал кивнул, Хрущев «разразился отборным матом», а затем швырнул телеграмму, представленную Семичастным, на пол и припечатал ее каблуком. «Вот так же я раздавлю эту гадину!» – проревел он. Под «гадиной», как пояснил Георгиу-Деж, рассказывая эту историю, имелся в виду Кеннеди.
Накручивая себя, Хрущев впал в еще бо́льшую истерику и несколько минут подряд сыпал отчаянными угрозами в адрес «миллионерской шлюхи» и его хозяев из ЦРУ. Я слышал, как, вернувшись в Бухарест, Георгиу-Деж вспоминал: «Будь Кеннеди там, этот безумец удавил бы его на месте».
Впоследствии я узнал, что сразу после отъезда Георгиу-Дежа из Москвы Хрущев нашел себе новую жертву в лице Уильяма Нокса, президента компании «Вестингауз электрик интернешнл», которого угораздило в тот день приехать в Москву. Хрущев вызвал его в Кремль «ради трех часов угроз, жалоб и плоских шуток». Бывший американский политик Уильям Хайланд описывал эту сцену так:
«Хрущев был в состоянии, близком к изнеможению, но предупредил, что, если советские корабли будут потоплены, в дело вступят советские подлодки. Возможно, Хрущев думал, что Нокс донесет эти угрозы до американского посольства, а оно, в свою очередь, предупредит Вашингтон о необходимости смены опасного курса» {715}.
Вечером 25 октября 1962 года Хрущев получил совместный доклад ПГУ и ГРУ о приведении Вооруженных сил США, включая их ядерную составляющую, в состояние полной боевой готовности и о сосредоточении во Флориде «самой крупной со времен Второй мировой войны десантной группировки». В этом разведывательном докладе (Сахаровский показал мне его несколько лет спустя) говорилось о серьезных признаках того, что военные действия против Кубы могут начаться в ближайшие два-три дня. От Сахаровского я также узнал, что рано утром 28 октября 1962 года Хрущеву передали сообщение от Анатолия Добрынина, посла СССР в Вашингтоне, содержащее текст послания, полученного Добрыниным от генерального прокурора Роберта Кеннеди, брата президента США. В нем говорилось, что время на исходе и что США к концу недели готовы выступить с мощными и сокрушительными ответными мерами в случае отказа Москвы немедленно убрать с Кубы свои ракеты.
Ответ Хрущева не заставил себя ждать. Примерно в полночь по московскому времени около дюжины советских кораблей повернули назад, избежав вооруженной конфронтации. Кремль официально заявил о сворачивании всех ракетных баз на Кубе и о возможности провести необходимые проверки для подтверждения этого факта.
Вечером того же дня, 28 октября 1962 года, в воскресенье, я отправился в резиденцию Георгиу-Дежа с докладом об окончании Кубинского кризиса. «Это крупнейшее невоенное поражение Советского Союза», – прокомментировал тот. В этот день я праздновал день рождения, и Георгиу-Деж отметил оба события икрой и шампанским. При этом Георгиу-Деж заметил, что, хотя Кеннеди действительно одержал победу, он бы не поставил на него ни копейки. «Этот парень умрет не своей смертью», – предрек румынский руководитель. Хотя Георгиу-Деж втайне радовался «катастрофическому» унижению Хрущева, он все же был обеспокоен: «Этот безумец вполне мог распсиховаться и начать ядерную войну!»
* * *
Никита Сергеевич Хрущев, несомненно, был самым противоречивым руководителем СССР. Он обличил преступления Сталина, но превратил политические убийства в основной инструмент собственной внешней политики. Он разработал политику мирного сосуществования с Западом, но поставил мир на порог ядерной войны. Он восстановил отношения Москвы с югославским президентом Тито, но разрушил единство коммунистического мира.
Даже будучи политическими еретиками, Ленин и Сталин искренне стремились создать рай для рабочего класса, застроив страну огромными промышленными комплексами, воздвигнув громадные гидроэлектростанции и даже изменив русла ряда рек. Действия Хрущева, напротив, носили выраженный разрушительный характер: он снес памятники Сталину, поколебал представление о Советском Союзе как о рае для рабочего класса и развалил союз СССР и Китая, не создав взамен ничего, способного заполнить образовавшийся вакуум. Хрущев умер в бесчестии 11 сентября 1971 года, дожив, однако, до публикации на Западе своих мемуаров, где представил собственную версию событий.
В жизни Хрущева все существенно отклонилось от курса, заданного его предшественниками в руководстве СССР. В отличие от Ленина и Сталина, выходцев из узкой прослойки среднего класса России, Хрущев принадлежал к среде пролетариев, героев того времени. Эта малозначительная социальная группа представляла собой часть русского крестьянства, самого отсталого во всей Европе, перебравшегося в город. Хрущев был внуком крепостного крестьянина и сыном нищего шахтера, он вырос в дремучей крестьянской среде и вначале занимался неквалифицированным ручным трудом. В 1918 году Хрущев вступил в коммунистическую партию, а годом позже присоединился к Красной армии, где служил младшим политкомиссаром и принимал участие в кампаниях против белогвардейцев и вторгшейся польской армии. В отличие от Ленина, который был юристом, и Сталина, обучавшегося в духовной семинарии, Хрущев на момент вступления в партию не закончил никакого учебного заведения. «При виде открыток с балеринами мы думали, что это просто фотографии женщин в непристойных нарядах», – наивно писал он в своих мемуарах {716}.
О начале хрущевского пути к вершине власти я в основном узнал от генерала Сахаровского, ставшего одним из его ближайших соратников. Разумеется, пока Хрущев был у власти, Сахаровский отзывался о нем хорошо, а после отставки этого противоречивого лидера выставлял его в дурном свете, но я приложил все усилия к объективному подтверждению или опровержению рассказов Сахаровского.
Владимир Ленин, Лев Троцкий, Николай Бухарин, Григорий Зиновьев, Лев Каменев и даже Иосиф Сталин – все они стали политическими лидерами Советского Союза в силу своей осмысленной увлеченности марксизмом, которому посвятили жизнь. Хрущев же добрался до вершины власти как воинствующий бюрократ. Его путь к власти начался в то время, когда Сталин уничтожал старую большевистскую интеллигенцию, заменяя ее неотесанными, невежественными крестьянами и заводскими рабочими, клявшимся ему в верности. Хрущев великолепно вписывался в этот шаблон и вскоре влился в ряды новой коммунистической бюрократии. В 1931 году, после спешного ознакомления с идеологическими азами на двухгодичных курсах сталинской Промышленной академии, Хрущев стал штатным секретарем одного из московских райкомов ВКП (б), а через два года поднялся до уровня второго секретаря Московского городского комитета ВКП (б) и был назначен партийным контролером на строительстве Московского метро. Сталин заметил Хрущева в 1934 году при посещении строящегося участка метро: тот всячески подлизывался к «отцу народов» из Кремля.
Хрущевское проявление преданности, а также грубость, с которой тот подгонял строителей метро, произвели на Сталина столь сильное впечатление, что он немедленно повысил Хрущева до должности первого секретаря Московского городского комитета партии и сделал его полноправным членом Центрального комитета Коммунистической партии, состоявшего из 70 человек. Менее чем через год Сталин сделал Хрущева кандидатом в члены Политбюро, руководящего органа ЦК КПСС.
Становление Хрущева как политика пришлось на период, который нынешние историки называют самым масштабным массовым террором в Европе в мирное время. Этот курс Ленина и Сталина стоил жизни миллионам советских людей. Он существенно повлиял на характер Хрущева – тот стал нервным, жестоким и агрессивным и в конечном счете остро возненавидел тех, кого именовал «буржуазией». Я присутствовал на нескольких встречах румынского руководителя Георгиу-Дежа с Хрущевым и неоднократно слышал, как Хрущев кичился своей ненавистью: «Это у меня в крови: в моих жилах течет кровь крепостного!» После таких заявлений даже Георгиу-Деж, по распоряжению которого было убито много тысяч человек, часто признавался, что ему не по себе от хрущевской кровожадности.
Хрущев стал партийным активистом в то время, когда советская идеология насаждалась путем мощной пропаганды и дезинформации. Именно поэтому он превратился в необузданного политического пустослова, не считавшегося с фактами и наполнявшего свои речи искажениями, намеренными недомолвками и неприкрытой ложью. Сахаровский вспоминал, что переводчикам, сопровождавшим Хрущева в зарубежных поездках (а все они были людьми Сахаровского), зачастую приходилось менять смысл хрущевских высказываний или вообще опускать их, поскольку те кишели грубостями, неточностями, обманом и противоречили сами себе.
